Балог А.
Социологи считают социологию мультипарадигмальной наукой. Значит, «социальную реальность» можно рассматривать с разных точек зрения, что не позволяет говорить о единой «социологической теории» как всеобъемлющей и признанной группе доказательств, обсуждение основных дисциплинарных проблем которой более или менее закончилось в духе общего консенсуса. Такой подход отражен, естественно, и в учебниках, приводящих отдельные подходы или парадигмы как более или менее изолированные теории, не связанные друг с другом.
Такой взгляд редко ставят под сомнение[1]. Идею «множественности теорий» особенно под влиянием школ «постмодерна» связывают и с идеей невозможности рационально решить вопрос выбора среди существующих теорий в пользу одной линии мысли, так как такой выбор были бы фактически предопределен политикой или вкусом. Моя позиция фундаментально иная. Социологические констатации относятся к сфере, которая не нуждается в противоречащих друг другу понимании и объяснениях. В социологическом анализе сами феномены уже положены, и они заставляют выбрать конкретный подход. Как только социологические констатации отделены от социальных фактов, к которым они отнесены, они становятся просто иррелевантными. Это ограничивает пределы для числа теорий, если теорию понимать как рациональный план.
Прежде всего, выясним, что социологи понимают под «теорией», «парадигмой» или «теоретическим подходом». Согласия в том, что такое теория и чему она служит, нет. Идеи, относимые к функции теории, сами зависят от теорий. Надежды на консенсус, достигаемый на основе определений философии науки, также не сбылись. Не проясняет дела и термин «парадигма», поскольку жарко дебатируется вопрос, что же понимать под этим словом и как этот термин применять при формировании социологических теорий [22]. Мне кажется, что единственное решение – идти от существующих на практике теорий, предполагаемая множественность которых обсуждается. Не трудно перечислить базовые характеристики этих теорий, теоретических подходов. Начнем с того, что у них своя идентичность, выражение которой является определенным обозначением (“теория структурации”). Эти теории определяют условия изучения явлений и проблем, считающихся главными в социологии; таким образом, они - фильтр в восприятии социальных феноменов и изучаемых проблем. Это значит, что данные подходы имеют нормативный аспект, определяя предмет анализа, центральные проблемы и критерии, которым должно отвечать объяснение.
Социальные факты – это взаимоотношения действий. Мой главный тезис постулирует, что все теоретические подходы нацелены на анализ однородного предметного поля. Не проблема найти пример социальных феноменов (социальная мобильность или революции). Трудно дать полное определение. Все же среди социологов есть тенденция, хотя не всегда выраженная, определять социальные факты как взаимоотношения действий или образцов (patterns) действий. Это, бесспорно, весьма абстрактное определение, если учесть, что оно включает такие разнородные факты как социальные конфликты различных масштабов, интеракции, формальные организации, социальные асимметрии и социальные движения. С этой точки зрения, социальные феномены – взаимоотношения действий, структурированные с разными формами и интенсивностью и реализованные в разных измерениях, производство и ход которых определены окружающими условиями. Хотя об этом не всегда прямо говорят, у ряда теоретиков общий взгляд на социологию, несмотря на все различия, именно таков; Александер [1], Арчер [3], Будон [9], Бурдье [10], Эльстер [14] и Гидденс.
Общее у социальных феноменов (социальных фактов) то, что 1) они состоят из действий, реализованных как действия и определяемых как действия; 2) они, как правило, недостаточно описываются только с помощью индивидуальных конституирующих действий; 3) их также не объяснить только на основе этих действий. Автономия социальных феноменов по отношению к действиям, из которых они состоят, основана на факте, что акторам нужно адаптироваться к феноменам и предполагать их в своих действиях (или организациях) или что их действия интегрированы в окружающие образцы действий, которые они часто не считают таковыми (пример - социальная мобильность). Феномены, в которые интегрированы действия конкретных акторов, также имеют свою историю, которую только и можно объяснить, соотнеся ее с действиями других акторов. Эти феномены развивают собственную динамику вынуждая, поддерживая или исключая определенные виды действий2 .
Таким образом, социальные феномены демонстрируют два разных аспекта. Они одновременно «объективны» и «субъективны». Их «объективность» (или автономия) результат того, что их существование реализовано в действиях, отношениях или ожиданиях разных людей. Возможно, эти люди просто индивиды или представители институтов, возможно, ожидания принимают безликую форму, поскольку их определяют нормы и условности. Остается открытым вопрос, воспринимается ли эта форма объективности, с точки зрения акторов, чьи действия выступают составными элементами социальных фактов, как ограничение или как наличие возможностей. В то же время, «субъективность» становится очевидной, так как эти феномены всегда воспринимаются акторами и реализуются в их действиях. Социальные факты, реализуемые в действиях акторов, неразрывно связаны с их личными идеями, намерениями и желаниями. «Объективность» поэтому неразрывно связана с «субъективными» взглядами акторов, а социальные феномены образуют единое целое этих двух аспектов3. Конечно, отношение «объективного» и «субъективного» не одинаково для каждого социального факта – иногда одно из них важнее или привлекает большее к себе внимание. Неформальная дружба ближе к «субъективной» точке зрения акторов, чем формальная организация. Но у него есть и «объективные» аспекты: сами друзья и их окружение учитывают факт дружбы. Из этого примера видно, что нет социальных фактов без субъективных и объективных аспектов.
Автономия социальных феноменов, в отличие от действий, в которых они проявляются, также видна из факта, что для понимания идентичности феноменов недостаточно сложить вместе действия. Они не просто собрание отдельных фактов. Социальные феномены распознаются посредством выявления взаимосвязей действий. Для этого нужно сначала принять точку зрения актора. Такое понимание отвечает и повседневному опыту. Если мы хотим объяснить кому-то значение социальной стратификации или мобильности, мы выделяем составляющие их действия и их взаимоотношения. При феноменах, созданных нормативными суждениями (социальная несправедливость), выясняются критерии оценок, примененные акторами. Это вполне походит на практику антрополога, пытающегося в незнакомом обществе открыть основные образцы (patterns) в массе индивидуальных действий, чтобы объяснить поведение его членов, во-первых, и понять структуру институтов, во-вторых. Это положение не ведет нас к дефиниции социальных фактов, далекой от повседневного понимания. Напротив, метод понимания, применяемый в повседневной жизни интуитивно, взят за основу формирования концепции. Социальные феномены распознаются посредством выявления взаимосвязей действий. Идентификация феноменов по действиям не означает, что это всегда действия, способствующие появлению или существованию феноменов. Могут быть и природные катастрофы, ведущие к социальным несчастьям и т.п. Генезис и воспроизводство феноменов (организаций) может быть продуктом действий других людей или механизмов, загадочных для затронутых ими людей. Нет и каких-либо констатаций о виде действий, к которым можно отнести появление или сохранение феноменов. Предположения о структуре мотивации образуют догматическое ядро некоторых теоретических подходов (теория рационального выбора – ниже РВ). Против таких теоретических пристрастий нет убедительных аргументов, опирающихся на редукционизм мотиваций людей: если кто-то хочет объяснить происхождение или ход коллективного действия, его нужно проследить в обратном направлении до уровня действий отдельных участвовавших акторов, учтя все мотивы, влиявшие на их действия. Ориентация на пользу или просто конформизм так же возможны, как нормативные и моральные убеждения или религиозные верования.
Для анализа причин социальных феноменов недостаточно понимать действия с точки зрения актора. Автономия социальных фактов ведет к тому, что при нормальных условиях акторы не обязательно дают достаточно информации в нужной форме относительно причинных условий или функциональной взаимосвязи социальных фактов, в которые вносят вклад их действия. Члены организации по большей части знакомы только с собственной сферой труда, не обладая компетентной информацией о функционировании всей организации. Это может быть совершенно иррелевантно для них, для их деятельности в организации. Как правило, знание причинной истории или механизмов воспроизводства не является частью компетентного обращения с социальными фактами. Конечно, есть исключения и различия между акторами в этом плане, связанные с их статусом в иерархических структурах.
Я показал, что понимание социальных феноменов как взаимоотношений действий открыто на многие стороны. Оно не определяет ни структуры, ни причинные процессы, ведущие к их развитию или существованию, ни вытекающие из них следствия. Однако важные измерения социальных фактов становятся яснее:
1. Конституирующие (составные) элементы – действия – события во времени и пространстве. Это относится и к социальным фактам. То есть, что социологический анализ должен выдержать проверку на объяснение событий, которые можно идентифицировать во времени и пространстве. Конечно, это можно учесть абстрактно и обсуждать общие проблемы, основанные на социальных конфликтах или социальной мобильности (такие как структура действий вообще). Но эти дискуссии связаны с рядом пространственно и темпорально фиксируемых взаимоотношений действий, и заявления о них могут быть подтверждены или опровергнуты именно в такой связи.