Г.Г. Хазагеров
Хазагеров Георгий Георгиевич — доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка Ростовского государственного университета, сотрудник Института национальной модели экономики.
Работа строится на пересечении двух идей. Первая заключается в том, что факты языка рассматриваются как система, но не только и не столько в смысле взаимной обусловленности элементов, сколько как система адаптивная, поддерживающая параметры своего существования в определенных пределах. Такой взгляд на системность языковых отношений ставит ряд вопросов: о выживаемости системы, равновесии в системе и т. д. Эти вопросы, обозначенные уже в трудах Пражского лингвистического кружка, в дальнейшем получают в лингвистике самое широкое распространение1. Понятие "гомеостаз" позволяет поместить языковые (речевые) системы в ряд других, им подобных, и проанализировать связь (точнее автоморфизм) между языковым и социальным семиозисом. Более того, такой подход, основанный на презумпции выживаемости как цели, позволяет преодолеть антиномию "дискурс — реальность" и избежать наиболее экстравагантных поворотов научной моды, предлагающих во имя последовательности быть непоследовательными, во имя логики отказаться от "логоцентризма", во имя честности не искать истины.
Вторая идея восходит к Р.О. Якобсону, который ввел в научное употребление понятия "ось селекции" и "ось комбинации", и состоит в толковании символа как одновременного использования метафорической и метонимической стратегий [2]. Примечательно, что Якобсон пришел к этой идее, изучая функциональные расстройства речи и развитие работающих при этих расстройствах компенсаторных (адаптивных) механизмов.
Риторика в свете автоморфизма языка и общества
Между объектами лингвистики и социологии существуют сложные отношения, включающие одновременно и подобие и смежность. С одной стороны, общественный семиозис подобен семиозису языковому. Так, торговые отношения могут быть описаны в терминах речевой коммуникации, и информационная теория рынка — шаг, сделанный в этом направлении. Риторическая модель торговой рекламы — получение информации в обмен на воздействие — суть метафора самой торговли. С другой стороны, языковые явления не просто метафорическая база для создания социальных моделей, но нечто активно включенное в сам социум. Коммерческая реклама не только зеркало торговли, но и информационная технология, встроенная в торговлю. Таким образом, социум может быть отображен на свою собственную часть — язык; в математике это явление именуется автоморфизмом.
Уподобление общества языку очень плодотворно в отношении выстраивания всевозможных парадигм вроде знаменитой "монархия — тирания — аристократия — олигархия — полития — демократия", где каждому из членов парадигмы соответствует тип властной и речевой организации общества2. Но для синхронного описания общества необходимо дополнить уподобление отношением смежности (включенности). Тогда общественный дискурс из модели общества превратится в систему, элементы которой связаны между собой функционально-целевыми отношениями и которая выживает и воспроизводит себя, как и само общество. Так, тексты законов реально связаны с судебными речами и входят в одну с ними систему не через метафору (закон — язык, судопроизводство — речь), а через реальную зависимость, столь же лингвистическую, сколь и экстралингвистическую.
Стержнем социальной жизни является категория воздействия, которая и на уровне подобия, и на уровне смежности (включенности) отображается в категорию убеждения (речевого воздействия). Поэтому важной составляющей описания общества является риторический дискурс, то есть убеждающие речи, взятые как система. Понимая под риторикой науку об убеждающих речах и обозначая словом "риторика" также саму совокупность этих речей, мы попытаемся построить такую риторическую теорию, которая описывала бы эту совокупность как адаптивную систему. Задача заключается, следовательно, в том, чтобы классифицировать убеждающие речи так, чтобы виды этих речей не просто образовывали парадигму, но входили бы в некую синхронную синтагму, обеспечивающую сосуществование их как вечных институтов общественного дискурса.
Наша гипотеза состоит в том, что в основу классификации убеждающей речи необходимо положить основные когнитивные стратегии, которые, в свою очередь, выводятся из самих оснований языка. Мы предполагаем, что каждому типу убеждающей речи соответствует своя когнитивная стратегия и именно это придает ему устойчивость и в то же время ставит в зависимость от других типов, основанных на других стратегиях.
Парадигма когнитивных стратегий
В концептуализации любого явления можно наметить четыре стратегии, порожденные двумя парами оппозиций: "метафора — метонимия" и "феномен — ноумен".
В рамках метонимической (основанной на смежности понятий) стратегии намечаются два варианта: метонимическая феноменологическая стратегия и метонимическая ноуменологическая стратегия. Первая задает концептуализацию через примеры, образцы или просто через отдельные проявления. Например, любовь можно концептуализировать через примеры влюбленных пар — Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Мастер и Маргарита — или через проявления любви: "Любовь — это поцелуи, свидания, волнения". Вторая стратегия использует гиперонимы. Это классическое определение через род и видовую специфику: "Любовь — чувство, возникающее между мужчиной и женщиной". В основе обеих стратегий лежат отношения смежности. Одно явление определяется через другое, гомогенное ему. Связь между явлениями присутствует в реальности3.
В рамках метафорической (основанной на сходстве) стратегии тоже можно выделить два подхода: ноуменологический — связанный с гетерогенной метафорой, и феноменологический — связанный с гомогенной метафорой, или символом. Гетерогенная метафора, например "любовь — священная болезнь", построена на том, что какое-то явление концептуализируется через уподобление другому, как правило, понимаемому более плоско и обедненно. Обедненность достигается именно гетерогенностью, принадлежностью к совершенно иной, нежели определяемое явление, природе и позволяет метафоре осуществить функцию когнитивного предиката. Хитреца можно назвать "лисой" именно потому, что лиса, принадлежа к периферийному для нас миру, воспринимается упрощенно, как носительница ограниченного числа качеств. Называя любовь "болезнью", мы рассматриваем концепт болезни как нечто схематичное и простое4. Именно так устроена научная метафора. Применив к синтаксическим явлениям термин "валентность" или к языковой гипотезе термин "лингвистическая относительность" (по аналогии с физикой), мы упрощаем химические и физические концепты, обрубаем их связи с другими концептами из того же ряда. В этом смысле очень интересный феномен — столкновение в басенном пространстве животных, которые в реальности вместе никогда не встречаются (например, льва и зайца). В полном соответствии с понятием "селекция" мы выбираем когнитивный предикат, связанный с другой сферой действительности, "примысливая" тем самым к реальности новую связь.
Однако метафора преображается в символ, если включает в себя гомогенный элемент. Символ любви Купидон держит в руках лук и стрелы (гетерогенный компонент — метафора: любовь поражает человека, как стрела), но сам он изображается в виде обнаженного младенца (гомогенный компонент: дети — атрибут любви). В символе смерти — остове в саване, держащем косу, — также синкретически объединены два компонента: гетерогенный (коса как метафора скашивания человеческой жизни) и гомогенный (остов и саван как атрибуты смерти). Гомогенные компоненты — проявления метонимичности (смежности) на фоне метафорической стратегии (сходства). С этими проявлениями в метафору входит феноменальный мир, она перестает быть произвольным домысливанием к явлению иноприродной реальности, возникает мотив, привязывающий ее к действительности, ограничивающий степень свободы метафорического поиска. На ось селекции накладываются ограничения комбинаторного характера. Именно такова природа религиозного символа. Икона является святой не только потому, что на ней изображены святые (подобие), а потому что она одноприродна, гомогенна святости (смежность). Это и делает икону символом. Сведение иконы к сходству — исходная позиция иконоборцев. Сведение к смежности — идолопоклонничество5.
Наличие гомогенных компонентов в гетерогенной метафоре создает бесконечную семантическую перспективу. В обыкновенной метафоре компонент сравнения за вычетом общих свойств элиминируется: если сильный человек уподобляется льву ("силен, как лев"), то в льве все, кроме силы, становится для нас несущественным. В символе же зона уподобления незамкнута. Отсюда та неисчерпаемость символа, которая неизменно подчеркивается в эстетике.
В основе выделенных четырех стратегий лежит презумпция метафоры, и символ толкуется как метафора, осложненная отношениями смежности. Но можно представить и другой путь: феноменологическая метафорическая стратегия может быть осложнена отношениями сходства, что также даст символ. Это особенно заметно в социальном бытовании такого тропа, как антономасия. Выше понятие любви иллюстрировалось примерами таких пар, как Ромео и Джульетта. Объясняя его ребенку, можно было бы прибегнуть не к культурно значимым, а к бытовым примерам: "Это как у дяди Пети с тетей Аней". Однако существуют культурно отобранные эталонные примеры, выбивающиеся из ряда обычных метонимий, — антономасии. Так, Отелло — символ ревнивца, Дафнис и Хлоя — невинности. В этом случае дело не сводится только к лексикализации тропа. Самим фактом маркировки при репрезентации класса явлений в феноменологическую стратегию добавляются элементы стратегии ноуменологической, а в отношения смежности — отношения сходства (всякий ревнивец подобен Отелло, все невинные — Дафнису и Хлое).