В своей собственной деятельности, однако, Лосев являет не только интуитивное и мистическое творчество, но и добротный систематический труд энциклопедически образованного ученого с высокой методологической культурой, владеющего методами конкретного микроисследования и способного критически оценивать рациональные макросхемы, в которые следует помещать интуитивные прозрения, без коих, как знает всякий мыслитель, никакое познание невозможно. Русская философия явила собой "русский ум", который, по словам Вяч. Иванова "трезво мыслит о земле, в мистической купаясь мгле". Но едва ли следует видеть в этом особенность "русского ума", скорее, русскую специфику выражения качества ума человеческого.
Человеческая жизнь на земле не ограничивается землей. В ней скрыта тайна, слово о ней мы слышим повсюду в древних традициях. В конкретных исторических образцах добротного жизнестроительства человека всегда есть некие пустотности, из которых сияет (или зияет) навстречу нам иное бытие. Каждая классическая система мысли по-своему сопрягает трансцендентное и эмпирическое в познании и организации человеческой жизни. Традиция в широком смысле, предание, есть повесть о том, как человек из века в век находил способ жить рядом с этой тайной, строя на камне дом среди песков пустыни, засевая рожью поле и вставая стражем на его крае, обрывающемся в пропасть. И о том, как вновь и вновь "пустыня мертвая и небеса над ней" покрывали песками и светом плоды трудов и страстей человеческих. Предельные категории самосознания, отдающего отчет в антиномии "установки на традицию" выразил Мартин Хайдеггер в названии лучших в ХХ веке философских работ: "бытие и время", "бытие и ничто", а его ученик Ханс-Георг Гадамер вернул традиции имя, нареченное ей человеком в райском изначальном ведении: предание, - обращая внимание к молчанию, в котором является свет, раздвигающий зримую тьму начала времен.