Революциям предшествуют процесс разложения, упадок веры, потеря в обществе и народе объединяющего духовного центра жизни. К революциям ведут не созидательные, творческие процессы, а процессы разрушительные. На всякой революции лежит печать несчастье, катастрофа или проклятий. Народ, попавший во власть революционной стихии, теряет духовную свободу, он подчиняется роковому закону, он переживает болезнь, имеющую своё неотвратимое течение, он делается одержимым. Не люди уже мыслят и действуют, а за них и в них кто-то и что-то мыслит и действует. Народу кажется, что свободен в революциях, это - страшный самообман. Он – раб темных стихий, он ведёт не человеческими элементарными духами. В стихии революции тёмные волны захлёстывают человека. В стихии революции нет места для личности, для индивидуальности, в ней всегда господствует начала безличные. Революцию не делает человека, как образ и подобие Божие, революция делается над человеком, она случается с человеком, как случается болезнь, несчастье, стихийное бедствие, пожар или наводнение. В революции народная, массовая стихия есть явление природы, подобное грозам, наводнениям и пожарам, а не явление человеческого духа. Наивно думать, что народ, попавший во власть закона революционной стихии, вошедшей в магический круг революции, может быть, руководим более разумными, просветлениями и умеренными направлениями, кадетами. Нет, в революциях неотвратимого господства якобинцев или большевиков. Болезнь должна быть изжита, ад должен сам себя истребить. Руководить революцией невозможно. Большевики, максималисты, анархисты и т.п.,- самые пассивные люди, духовно неспособные к сопротивлению стихиям, к душевному усилию, одержимые элегиями, вне - их находящимся. Все их отрицательные чувства - злоба, зависть, месть - приковывают их к старой жизни и делают рабами прошлого. Но у них нет памяти о добре прошлого, у них нет памяти творческой и воскрешающей. Есть ли творческий дух в Робеспьере или Ленине? Не истребители ли они всякого творческого порыва? Творчество не терпит равенства, оно требует неравенства, возвышения, оно не допускает оглядки на соседей, как бы не определить их. Дух революции, дух людей революции ненавидит и истребляет гениальность и святость, он одержим чё1рной завистью к великим и к величию, он не терпит качеств и всегда жаждет утопить их в количестве. Революция рождается от убыли, ущербленности духовной жизни, а не от её подъёма, не от её внутреннего развития.
Русская революция имеет типические родовые черты, характерные для всякой революции. В ней рассказывается та же стихия, которая раскрывалась во всех революциях, над ней царит рок, царивших над всеми революциями. Все большие революции имели своё неотвратимое течение, все были яростны, злобны и мстительны, во всех революциях побеждали самые крайние течения, во всех революциях отрицалось свобода и искажался образ человека. Революции не идиллии, никогда революции не были прекрасными и добрыми, никогда не торжествовали в них лучшие стороны человеческой природы. Никогда не приносят они радости и не давали того освобождения, о котором мечтали предшествующие поколения. Никогда в истории не бывает того, чего ждут мечтатели. И в русской революции, как и во всяком историческом событии, есть свои неповторимо индивидуальные особенности. Это особенности народа, не похожего ни на один народ мира, и особенности исторической обстановки, не похожей ни на одну из обстановок бывших до сих пор революций. Русская революция есть событие, производное от мировой войны. И революция эта имеет прежде всего один горестный и унизительный для русского народа смысл: русский народ не выдержал великого испытания войной. Русский народ оказался банкротом. У него оказалось слаборазвитым чувство чести. Но не народная масса в том виновата, вина лежит глубже. Но не об этой связи революции с войной говорит Бердяев. Он говорит об особенностях русского народа и о влияний этих особенностей на русскую революцию. Русский народ непонятен западным людям. Непонятна им и русская революция. Вся ткань русской природы иная, чем ткань природы западной.
Русский народ не есть народ западноевропейский, он – в большей степени народ восточно-азиатский. Душа русского народа - сложная и запутанная душа, в ней столкнулись и смешались два потока мировой истории, восточной и западной. И эти две стихии в душе русского народа не были органически претворены в цельный характер, в единую волю и единый разум. Россия есть великий и цельный Востока - Запад по замыслу Божьему, и она есть неудавшийся и смешанный Востока- Запад по фактическому своему состоянию, по эмпирическому своему состоянию. В России не произошло того, что произошло во Франции, в Англии, в Германии, у всех народов Запада. Там на известной ступени развития в национально своеобразной форме пробуждался мужественный дух и изнутри, органически оформлял народную стихию. Русская земля всё оставалась женственной, всё невестилась, всё ждала жениха со стороны. Русский народ никогда не мог из собственных недр родить мужественной власти, он искал её на стороне, призывал варяг или немецких чиновников. Разложение византийских начал подвергло опасности разложения и всю Россию. Народ нуждался во власти над собой и чувствовал инородность этой власти. Народ был безвластен, анархичен, и народ поддерживал, санкционировал власть самодержавную, неограниченную. Неразвитость в России общественных классов и сословий и совершенно исключительное развитие начала бюрократического и было недостатком мужественности в народе, мужественной активности и самодеятельности. Русское самодержавие, как оригинальное явление русской жизни, объясняется исключительной женственностью русской души. Явлением мужественным в русском государстве был Пётр. Но Пётр был не столько мужем, сколько насильником. Часть народа приняла Петра за антихриста. Пётр вздёрнул Россию на дыбы, он призвал Россию к великому будущему. Русская интеллигенция целые столетия готовила уничтожение и истребление дела Петра. Раскол в душе России остался не преодоленным и привел к страшной катастрофе, к падению России, как великого государства. В русской истории не было рыцарства, и потому не прошла Россия через закал и дисциплину личности, через культуру личной чести.
Огромное значение для душевной дисциплины русского народа имела идея царя. Царь был духовной скрепой русского народа, он органически вошел в религиозное воспитание народа. Без царя не мыслил народ никакого государства, никакого закона, никакого порядка, никакого подчинения общему и целому. Без царя для огромной массы русского народа раскрылась Россия и превратилась в груду мусора. Царь предотвращал атомизацию России, он сдерживал анархию. Царь же охранял культурные слои от напора народной тьмы, не нуждавшейся в высшей культуре. Или царь, или полная анархия- между этими полюсами колеблется мысль народная. С царём была связана и церковная дисциплина. Когда была вынута идея царя, из души народа душа рассыпалась, исчезла всякая дисциплина, всякая скрепа, всё показалось дозволенным. То, что создано долгой историей народа и связанно с глубиной его духовной жизни, не может быть так скоро изменено. К этому все относились слишком легкомысленно, не только русские революционеры, социалисты, анархисты, но и многие из нас. Женственная и пассивная душа русского народа подвергалась разложению, когда выпала из неё дисциплинирующая мужественная идея царя. Православие много веков воспитывала русский народ в религиозной покорности царю. Самодеятельности же и самодисциплины народа православии не воспитало. Вот в чём одна из причин трагедии.
Всего более искали вы мужественного оплодотворения в духе германском. Дух Маркса совершил над душами самое страшное насилие. Мужественный германский дух давно уже ставил себе задачей цивилизовать женственную русскую землю, он назывался ей в мужья. Сложными и многообразными путями действовал германский дух: и через Маркса, и через Канта, и через Штейнера, и через многих других учителей, соблазнявших нас и ослаблявших русскую волю. Исключительная власть германизма в России, в нашей государственной и духовной жизни, объясняется тем, что в душе русского народа не совершилось внутреннего брака, что мужественное и женственное начала остались разделенными. Русский может походить на немца в двух противоположных смыслах: он может относиться к России, как немец относится к Германии. Мы должны походить на немцев во втором смысле.
Русские народники всех оттенков, всегда были врагами культуры, это они всегда противополагали благо народа культуре. Для них ничто никогда не обладало само ценностью, всё превращалось в утилитарное орудие. Ни религия, ни церковь ни государство, ни национальность, ни философия, ни наука и искусство, ни нравственность и право - чисто не обладало для них само ценностью, ничего не было подлинно, духовно реальным. Всё подчинялось благу народа, интересам людей, удовлетворению людей. И всё низвергали они в тёмную бездну массовых интересов и инстинктов. Вы всегда признавали культуру буржуазной, ибо создана она господствующими классами. Но сами они – самые низкие, самые бездумные, самые убогие мещане, буржуа духа. Они хотели превратить в промышленную ассоциацию, а всё общество человеческое сделать обществом потребительским. Их жизненный идеал – животный идеал. Но, к горю нашему, нужно признать, что не только народники – революционеры и материалисты, но и народники славянофильского типа, стоявшие на почве религиозной, обнаруживали враждебное отношение к культуре и её ценностям, искали правды не в культурном слое, не в творческих личностях, а в простом народе, в коллективе. Исконный русский коллективизм всегда был враждебен культуре, враждебен личному началу, всегда тянул нас вниз, всегда мешал нам выйти к свету, в мировую ширь. Этот коллективизм парализовал у нас чувство личной ответственности и делал невозможной личную инициативу. Коллективизм этот был не новой, а старой нашей жизни, остатком первобытного натурализма. Но многие у нас смешивали его с духовной соборностью, с высоким типом братства людей. На этой почве идеализировали русскую общину и т.п. явления русской жизни. С русским коллективизмом связало и отрицательное отношение к праву, смешение права с моралью. Но отрицание права, которое у русских шло справа и слева, есть отрицание личности, порабощение её коллективу. Право охраняет личность от посягательства на неё злой воли. Право делает свободу человеческой личности независимо от добродетелей и пороков других людей, от их нравственного уровня, от их произвола. Право делает возможной свободу личности даже при существовании зла, при дурной воле людей. Русские смешивают право с моралью и ставят судьбу личности в зависимость от нравственного сознания людей, от их добродетелей. Но есть свобода, которая должна быть мне гарантирована и при порочности людей, и при склонности их насилием. Этого никогда не помешало народническое сознание – и правое, и левое. Такое отрицание права есть знак ослабления личного самосознания, есть недостаток личного достоинства, есть погружённость в близкий коллектив. Это свойство оказалось роковым для России.