К категориям Духа могут быть отнесены такие предельные этико-эстетические и социальные полярности, как добро—зло; прекрасное-безобразное; справедливое—несправедливое; любовь—ненависть; возвышенное—низменное; правда—обман; свобода—своеволие (произвол); служение—рабское прислуживание; власть—господство и т.д. Сразу обратим внимание на трудность выделения ценностно-категориальных оппозиций, ибо они часто смешиваются и друг с другом, и с логическими категориями. Так, свободу издревле противополагают необходимости или рабству, что неточно, так как логической категории необходимости противостоит логическая же категория случайности; а ценностной категории рабства как пассивному смирению с внешним произволом противостоит категория служения как свободное деяние во имя высших идеалов. К сожалению, благородное служение и рабское прислуживание часто совершенно неверно отождествляют. Точно такой же соблазн отождествления существует в связи с оппозицией «власть—господство», хотя подлинная власть всегда жертвенна и лишена эгоизма, в то время как господство нацелено на удовлетворение собственных низменных вожделений. В правильно выделенных ценностных категориальных парах всегда присутствует отчетливо выраженная асимметрия «низа и верха», ценностного «неба» и антиценностного «дна».
При этом в рамках собственно гносеологической проблематики нас не интересует, каковы происхождение и природа подобных ценностных смысловых полюсов. Данная проблематика должна обсуждаться в рамках аксиологии как самостоятельного раздела метафизики, также как и проблемы существования ценностных абсолютов, исторической динамики ценностей и специфики их национального истолкования. Конкретные же ценностные категории «добра», «свободы» или «правды» разбираются в рамках философской этики, эстетики, социальной философии и т.д.
Отметим особую интегративную роль категории «правда» среди всех категорий Духа, ибо она, во-первых, имеет отношение ко всем составляющим гуманитарного познания и творчества (мы говорим о «художественной правде», «нравственной правде», социальном «царстве правды», исторической правде и т.д.), т.е. выступает важнейшим регулятивом ценностного бытия; во-вторых, является зримой взаимодополнительной противоположностью центральной категории логико-понятийной сферы сознания — «истины».
Категории Духа, связанные с полярными ценностными смыслами, не следует также путать с инструментальными категориями конкретных наук о духе: искусствоведческими (форма—содержание, трагическое-комическое, стиль, жанр и т.д.), моралеведческими (нрав, моральный выбор, заповедь, нравственная традиция и т.д.), обществоведческими (право, социальный слой и т.д.). Инструментальные категории есть лишь средства логико-понятийного анализа тех или иных гуманитарных областей знания и творчества.
Теперь вкратце коснемся основных функций ценностных категорий.
Во-первых, они задают не «пространство» возможных рациональных смыслов, а скорее систему «вертикальных осей», где взаимодействие предельных ценностных полюсов (в модальности «позитив-негатив» и «более ценно — менее ценно») определяет ту или иную «конфигурацию» созидаемых (и воспринимаемых) конкретных гуманитарных образов и смыслов. Человек нечто творит, понимает и оценивает всегда сквозь призму ценностных оппозиций: «хорошо-плохо», «прекрасное—безобразное», «свободное—рабское», «справедливое—несправедливое» и т.д.
Во-вторых, ценностные категории определяют творческое целеполагание личности, т.е. не только ее оценки, но и гуманитарные идеалы, к реализации которых она стремится. Идеально-модельные представления о прекрасном, справедливом, добром и т.д. всегда подразумевают их творческое воплощение.
Суммируя, можно сказать, что наличие системы ценностных категорий фундирует креативно-интерпретационную, оценочную и целевую деятельность в мире гуманитарных смыслов. Ценностные категории обладают отчетливой спецификой по сравнению с логическими категориями.
Во-первых, их содержание не является только мыслимым, тем более рационально мыслимым. Оно включает в себя образно-метафорические и эмоционально-личностные пласты, что подразумевает наличие интуитивно переживаемого и никогда до конца не рационализируемого компонента. Отсюда вытекает ограниченность любых философских рационализации по поводу ценностных форм познания и творчества.
Во-вторых, категории Духа не являются саморефлексивными, т.е. их отрицание не утверждает их же, а, напротив, утверждает противоположную категорию. Так, абсолютное отрицание добра есть абсолютное утверждение зла; отрицание совершенства означает утверждение ущербности и т.д.
В-третьих, полярные категории Духа не являются взаиморефлексивными. Доведение добра до своей наивысшей точки — до самопожертвования — не оборачивается утверждением зла; последовательное проведение принципа соборного единения людей не превращается в раздор; неуклонное следование путем нравственного долга и чести никогда не приводит к бесчестью и разгулу низменных страстей. В отличие от сугубо симметричных и равноправных противоположных категорий логических категории Духа отчетливо асимметричны, ибо бинарно ценностно нагружены, воплощая духовный «верх» и антидуховный «низ».
Между ними невозможна ценностная инверсия. Данное утверждение, естественно, не означает, что одна и та же ценностная категория (например, добро) не может наполняться различным, подчас противоположным содержанием в разные исторические эпохи и у разных народов. Речь идет о том, что здоровое ценностное сознание (и личности, и социальной группы, и целого народа) всегда четко противополагает ценностное «небо» ценностному «дну» и всегда сопротивляется разрушительным попыткам их «сатанинского» смешения. Недаром в христианской традиции говорят, что дьявол живет «выворачиванием» мира наизнанку.
В-четвертых, системно-рефлексивны лишь ценностные категории «верха» (красота—добро—служение—правда) и, соответственно, категории «низа» (зло—рабство—безобразное—ложь). Отсюда вытекает понятие ценностного идеала, интегрально воплощающего в наглядно-символической форме те или иные базовые взаиморефлексивные смыслы категорий ценностного «неба». Это может быть художественный шедевр, нравственный эталон, харизматический социальный лидер. Иногда идеал гармонично синтезирует все фундаментальные ценностные смыслы. Таков идеал Иисуса Христа в христианской традиции: он личностно воплощает и добро, и справедливость, и красоту, и жертвенное служение.
В-пятых, и, быть может, это является самым главным: в соответствии с логическими категориями одинаково рационально мыслят; но в соответствии с категориями Духа всегда своеобразно понимают, оценивают и творят, т.е. самостоятельно и свободно пролагают ценностно-гуманитарные линии своего существования в культуре.
Очевидно, что ценностные и логические категории и, следовательно, гуманитарная и понятийная разновидности рационального познания являются не враждебными друг другу, а взаимодополнительными и коррелятивными ипостасями бытия нашей познавательной деятельности, которые зачастую и вовсе невозможно развести. Их взаимодействие обеспечивает многомерное видение человеком мира и самого себя.
Учитывая, что выше мы напрямую связали сознание человека с феноменом знания, немудрено, что гносеологические категории, целостно и рационально описывающие познавательный процесс, синтезируют в себе черты и логических, и ценностных категорий, занимая как бы промежуточное положение между ними. Так, ряд гносеологических категориальных пар не обладает свойством взаиморефлексивности, что свойственно всем логическим категориям. Например, утверждение «все познание интуитивно» не приводит к утверждению дискурсивного познания (и наоборот). Кроме того, ряд гносеологических категорий, позволяющих рационально и дискурсивно осмысливать познавательный процесс в целом, тем не менее при своем содержательном и конкретном истолковании подразумевают возможность апелляции к личностному опыту и внутренним переживаниям. Это касается таких категорий, как «непосредственное», «мистическое переживание», «имманентное» и т.д.
Здесь проявляется чрезвычайно важный и сложный момент, связанный с философским осмыслением познавательного процесса: знание, которым владеет и пользуется человек, может иметь и внерациональную природу, т.е., строго говоря, не покрываться полностью никакими рациональными категориальными смыслами. Однако значение гносеологических категорий в том и состоит, что, не пытаясь ответить напрямую и в исчерпывающем виде на вопрос « Что конкретно представляет собой тот или иной тип внерационального опыта?», они позволяют более или менее систематически прояснить его условия, цели и границы. Иными словами, гносеология способна вполне рационально и последовательно ответить на вопрос: «Как возможны внерациональные виды знания?» К такому анализу мы теперь и приступаем.
Литература
1. Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987.
2. Губанов Н.И. Чувственное отражение. М., 1986.
3. Кузнецов В.Г. Терменевтика и гуманитарное познание. М., 1991.
4. Мещеряков А.И. Слепоглухонемые дети. М., 1974.
5. Миронов В.В. Образы науки в современной культуре и философии. М., 1997.
6. Петров М.К. Самосознание и научное творчество. Ростов н/Д., 1992
7. Пиаже Ж., Инелъдер Б. Генезис элементарных логических структур. М., 1963.
8. Степин B.C. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000.