Я предлагаю вот такую форму брачного контракта. Я могу представить, как поднимутся против нее лицемеры, ханжи, духовенство и прочие. Немногие смогут понять, что только таким образом можно прийти к гармонии в обществе. Я постараюсь привести несколько примеров. Богатый бездетный эпикуреец считает приемлемым для себя посещать семью своего бедного соседа и увеличивать численность его семьи. Если будет закон, позволяющий жене бедняка отдать своего ребенка в богатую семью, общество лишь выиграет от этого, а нравственность возрастет. Возможно, этот закон будет способствовать сохранности собственности и убережет кого-то от приютов для бедняков. Возможно, тогда лжефилософы перестанут выступать против естественных законов нравственности, а может, они просто запутаются в своем ворохе цитат.
Кроме того, я бы хотела, чтобы был закон, защищающий вдов и молодых женщин, обманутых лживыми обещаниями мужчин, к которым они испытывали привязанность. Я бы хотела, чтобы этот закон заставил таких мужчин придерживаться данных ими обещаний или, по крайней мере, выплатить штраф, соизмеримый с размером его состояния. Опять же, я бы хотела, чтобы этот закон был суров и к женщинам, имеющим наглость требовать защиты от закона, который они сами нарушили, но при условии, что имеются доказательства их преступления. В то же время, как я писала в книге “Простое человеческое счастье” (1788), эти проститутки должны быть размещены в специальных кварталах. Не проститутки больше всего способствуют падению нравов, а “приличные” женщины из общества. Поэтому последние могут измениться сами, помогая падшим женщинам. Эта сестринская связь сначала может вызвать определенный беспорядок, но впоследствии ее результатом будет полная гармония.
Я предлагаю надежный способ спасения женских душ. Женщинам нужно разрешить заниматься мужскими занятиями. Если мужчины будут упорствовать и продолжать считать такой путь неэффективным, то надо обязать их делить свою собственность с женщиной по закону. Предрассудки исчезнут, нравы станут более чистыми, природа вновь вступит в свои права. Добавьте к этому отмену безбрачия среди священников и укрепление королевской власти, и тогда во Франции будет гарантирован порядок.
Крайне необходимо упомянуть закон в защиту цветного населения наших колоний. Есть еще среди нас люди, которые остались глухи к идеям гуманизма и разума. Нетрудно заметить этих возмутителей спокойствия. Они есть даже среди депутатов Национального собрания. Они разжигают огонь в Европе, в надежде, что он перекинется и на Америку. Колонисты претендуют на господство над людьми, чьими отцами и братьями они являются. Отрицая законы природы, они хотят оправдать свое право на господство цветом своей кожи. Эти нелюди говорят: “Наша кровь течет в их жилах, но мы прольем ее, если будет нужно удовлетворить наши амбиции”. Вот так отцы презирают своих детей. Они глухи к голосу крови. Они пытаются решить проблемы Европы, начав кровопролитие в Америке. Иногда кажется, что Господь Бог придумал свободу не для человеческого общества. Только закон имеет право ограничивать свободу, но закон должен быть одинаков для всех. Национальное собрание должно быть свободным в своих решениях, но не выходить за рамки закона. Пусть свобода правит во Франции и оберегает нашу страну от новых бед, которые могут быть еще страшнее старых. Я считаю, что первым делом нужно примирить законодательную и исполнительную ветви власти, поскольку представляется, что одна всесильна, а другая беспомощна, а это может привести к краху Франции. Я думаю, что две эти ветви власти, как мужчина и женщина, должны объединиться и работать на общее благо.
Симона Бовуар
Нагота начинается с лица, бесстыдство - со слов. (ЖЕНЩИНЫ) [2003-06-15 00:00:00]
Самый заурядный мужчина чувствует себя полубогом в сравнении с женщиной. (МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ) [2003-06-15 00:00:00]
Если вы проживете достаточно долго, вы увидите, что каждая победа оборачивается поражением. (ПОРАЖЕНИЕ) [2000-05-18 13:35:42]
Женщина прощает все, зато часто напоминает о том, что простила. (ПРОЩЕНИЕ) [2000-05-18 13:30:37]
Если любовь достаточно сильна, ожидание становится счастьем. (РАЗЛУКА И ОЖИДАНИЕ) [2000-05-18 13:30:37]
Женщиной не рождаются, ею становятся. (ЖЕНЩИНЫ) [2000-05-18 13:24:37]
"Властный, холеричный, доходящим до крайности во всем, величайший из распутников, атеист до фанатизма. Вы заперли меня в этой клетке, но убейте меня или примите таким как есть, потому что я не изменюсь..." Они предпочли убить его: сначала скукой тюрьмы, потом нищетой и, наконец, забвением. Память о Саде была искажена многочисленными выдумками, само его имя погребено под грузом таких слов, как "садизм" и "садистский". Его частные записки потеряны, рукописи сожжены, книги запрещены. Хотя в конце XIX века несколько любознательных умов, в том числе Суинберн, проявили к нему интерес, только Аполлинер вернул ему место во французской литературе. Однако до официального признания еще далеко. Можно пролистать объемистые труды "Идеи XVIII века" или даже "Чувственность в XVIII веке" и не встретить его имени. Вполне понятно, что именно в ответ на это умолчание почитатели Сада объявили его пророком, предтечей Ницше, Фрейда, Штирнера и сюрреализма. Но этот культ "божественного маркиза", основанный, как и все культы, на ложном представлении, служит только его предательству. Критиков, которые относятся к Саду не как к злодею или идолу, а как к человеку и писателю, можно пересчитать по пальцам. Благодаря им мы вновь открываем для себя это имя.
Однако, каково же его истинное место? Почему имя маркиза де Сада заслуживает нашего интереса? Даже его поклонники с готовностью признают, что произведения его по большей части нечитабельны. Что касается его философии, то она не банальна только в силу непоследовательности автора. А что до его грехов, то они не так уж оригинальны: в учебниках психиатрии описано множество не менее интересных случаев. Дело в том, что Сад заслуживает внимания не как писатель и не как сексуальный извращенец, а по причине обоснованной им самим взаимосвязи этих двух сторон своей личности. Его отклонения от нормы приобретают ценность, когда он разрабатывает сложную систему их оправдания. Сад старался представить свою психофизиологическую природу как результат этического выбора. В этом акте заключено стремление преодолеть свою отчужденность от людей и, может быть, просьба о помиловании. Только поэтому его судьба приобретает глубокий общечеловеческий смысл. Можем ли мы существовать в обществе, не жертвуя своей индивидуальностью? Эта проблема касается всех. В случае Сада индивидуальные отличия доведены до предела, а его литературные усилия показывают, насколько страстно он желал быть признанным обществом. Таким образом, в его книгах отражена крайняя форма конфликта между человеком и обществом, в котором ни одна индивидуальность не может уцелеть, не подавляя себя. Это парадокс и в известном смысле триумф Сада.
Для того, чтобы понять развитие личности Сада, было бы полезно иметь точные и подробные сведения о его жизни. К несчастью, несмотря на усилия биографов, мы их не имеем. У нас нет даже его портрета, а описания современников крайне скупы. Говорят, что описание Сада Шарлем Нодье напоминает стареющего Оскара Уайльда, а также Робера де Монтескье, хочется видеть в Саде и черты барона де Шарлю. Еще более огорчительно, что мы почти ничего не знаем о его детстве. Если принять историю Валькура за автобиографический набросок, Саду в раннем детстве пришлось узнать немало зла и обид. Воспитываемый вместе с Луи-Жозефом де Бурбон, он, по-видимому, настолько яростно и грубо защищался от эгоистического высокомерия юного принца, что его пришлось удалить от двора. Возможно, его пребывание в мрачном замке Сомон и Эбревильском аббатстве оставило след в его воображении, но мы не знаем ничего значительного ни о кратких годах учения, ни о службе в армии, ни о начале его жизни в роли светского молодого человека и дебошира. Можно попытаться воссоздать историю Сада по его книгам; это сделал Пьер Клоссовский, который видит ключ к личности и произведениям Сада в его непримиримой ненависти к матери. Как бы то ни было, на основании некоторых общих рассуждений мы должны признать важную роль взаимоотношений Сада с родителями; детали для нас недоступны. Из-за этого пробела правда о его личности никогда не будет открыта - любые объяснения будут иметь темные места, которые могли бы прояснить только подробности детства Сада.