В послевоенный период этот принцип пытаются реконструировать представители Мюнхенской школы трансцендентальной философии (Р. Лаут, Ф. Бадер и др). Эта школа близка к тем онтологическим построениям, которые осуществлялись в рамках Московского методологического кружка (это прежде всего работы Г.П. Щедровицкого ) и в философской топологии пути М.К.Мамардашвили (, см. также выше анализ идей этих авторов в главе 1).
Все эти названные попытки заключались в преодолении господствовавших в традиционной метафизике тенденций роста натурализма и объективизма, с одной стороны, и психологизма и гносеологизма - с другой. В работах названных авторов онтология, гносеология, эпистемология, феноменология и методология связаны неразрывно в единый узел, в единую предметность, основой которой являются понимание и конструирование в акте мышления универсума действительности человека.
Действительность не задана и не предзадана до человека, до его акта мышления. В самом акте мышления предметность действительности восстанавливается, реконструируется, и ей придается онтологический статус. Через призму этого трансцендентального принципа рассматривается и вся история философии.
Вопрос 45 Теоретическое и повседневное в основаниях научного знания
Особого рассмотрения заслуживает вопрос о структуре научного знания. В ней необходимо выделить три уровня: эмпирический, теоретический, философских оснований.
На эмпирическом уровне научного знания в результате непосредственного контакта с реальностью ученые получают знания об определенных событиях, выявляют свойства интересующих их объектов или процессов, фиксируют отношения, устанавливают эмпирические закономерности.
Для выяснения специфики теоретического познания важно подчеркнуть, что теория строится с явной направленностью на объяснение объективной реальности, но описывает непосредственно она не окружающую действительность, а идеальные объекты, которые в отличие от реальных объектов характеризуются не бесконечным, а вполне определенным числом свойств. Например, такие идеальные объекты, как материальные точки, с которыми имеет дело механика, обладают очень небольшим числом свойств, а именно, массой и возможностью находиться в пространстве и времени. Идеальный объект строится так, что он полностью интеллектуально контролируется.
Теоретический уровень научного знания расчленяется на две части: фундаментальные теории, в которых ученый имеет дело с наиболее абстрактными идеальными объектами, и теории, описывающие конкретную область реальности на базе фундаментальных теорий.
Сила теории состоит в том, что она может развиваться как бы сама по себе, без прямого контакта с действительностью. Поскольку в теории мы имеем дело с интеллектуально контролируемым объектом, то теоретический объект можно, в принципе, описать как угодно детально и получить как угодно далекие следствия из исходных представлений. Если исходные абстракции верны, то и следствия из них будут верны.
Кроме эмпирического и теоретического в структуре научного знания можно выделить еще один уровень, содержащий общие представления о действительности и процессе познания - уровень философских предпосылок, философских оснований.
Например, известная дискуссия Бора и Эйнштейна по проблемам квантовой механики по сути велась именно на уровне философских оснований науки, поскольку обсуждалось, как соотнести аппарат квантовой механики с окружающим нас миром. Эйнштейн считал, что вероятностный характер предсказаний в квантовой механике обусловлен тем, что квантовая механика неполна, поскольку действительность полностью детерминистична. А Бор считал, что квантовая механика полна и отражает принципиально неустранимую вероятность, характерную для микромира.
Определенные идеи философского характера вплетены в ткань научного знания, воплощены в теориях.
Теория из аппарата описания и предсказания эмпирических данных превращается в знания тогда, когда все ее понятия получают онтологическую и гносеологическую интерпретацию.
Иногда философские основания науки ярко проявляются и становятся предметом острых дискуссий (например, в квантовой механике, теории относительности, теории эволюции, генетике и т.д.).
В то же время в науке существует много теорий, которые не вызывают споров по поводу их философских оснований, поскольку они базируются на философских представлениях, близких к общепринятым.
Необходимо отметить, что не только теоретическое, но и эмпирическое знание связано с определенными философскими представлениями.
На эмпирическом уровне знания существует определенная совокупность общих представлений о мире (о причинности, устойчивости событий и т.д.). Эти представления воспринимаются как очевидные и не выступают предметом специальных исследований. Тем не менее, они существуют, и рано или поздно меняются и на эмпирическом уровне.
Эмпирический и теоретический уровни научного знания органически связаны между собой. Теоретический уровень существует не сам по себе, а опирается на данные эмпирического уровня. Но существенно то, что и эмпирическое знание неотрывно от теоретических представлений; оно обязательно погружено в определенный теоретический контекст.
Осознание этого в методологии науки обострило вопрос о том, как же эмпирическое знание может быть критерием истинности теории?
Дело в том, что несмотря на теоретическую нагруженность, эмпирический уровень является более устойчивым, более прочным, чем теоретический. Это происходит потому, что эмпирический уровень знания погружается в такие теоретические представления, которые являются непроблематизируемыми. Эмпирией проверяется более высокий уровень теоретических построений, чем тот, что содержится в ней самой. Если бы было иначе, то получался бы логический круг, и тогда эмпирия ничего не проверяла бы в теории. Поскольку эмпирией проверяются теории другого уровня, постольку эксперимент выступает как критерий истинности теории.
При анализе структуры научного знания важно выяснить, какие теории входят в состав современной науки. А именно, входят ли в состав, например, современной физики такие теории, которые генетически связаны с современными концепциями, но созданы в прошлом? Так, механические явления сейчас описываются на базе квантовой механики. Входит ли в структуру современного физического знания классическая механика? Такие вопросы очень важны при анализе концепций современного естествознания.
Ответить на них можно исходя из представлений о том, что научная теория дает нам определенный срез действительности, но ни одна система абстракции не может охватить всего богатства действительности. Разные системы абстракции рассекают действительность в разных плоскостях. Это относится и к теориям, которые генетически связаны с современными концепциями, но созданы в прошлом. Их системы абстракций определенным образом соотносятся друг с другом, но не перекрывают друг друга. Так, по мнению В.Гейзенберга, в современной физике существует по крайней мере четыре фундаментальных замкнутых непротиворечивых теории: классическая механика, термодинамика, электродинамика, квантовая механика.
В истории науки наблюдается тенденция свести все естественнонаучное знание к единой теории, редуцировать к небольшому числу исходных фундаментальных принципов. В современной методологии науки осознана принципиальная нереализуемость такого сведения. Она связана с тем, что любая научная теория принципиально ограничена в своем интенсивном и экстенсивном развитии. Научная теория - это система определенных абстракций, при помощи которых раскрывается субординация существенных и несущественных в определенном отношении свойств действительности. В науке обязательно должны содержаться различные системы абстракций, которые не только нередуцируемы друг к другу, но рассекают действительность в разных плоскостях. Это относится и ко всему естествознанию, и к отдельным наукам - физике, химии, биологии и т.д. - которые нередуцируемы к одной теории. Одна теория не может охватить все многообразие способов познания, стилей мышления, существующих в современной науке.
Вопрос 46 Объективность, субъективность и интерсубъективность
Одна из проблем более крайних позиций в рамках новой теории имеет отношение к субъективности и объективности. Многие авторы критиковали то, что субъективность пациента наделяется особыми правами, а также заявление Реника о непреодолимой субъективности аналитика. У Швабера (Schwaber, 1983, 1990, 1996) сказано, что данное положение ведет к эксцессам, и что признание психической реальности аналитика подвергается нападкам со стороны исследователей, настойчиво утверждающих превосходство психической реальности пациента. Действительно, довольно парадоксально утверждать, что пациент может безошибочно воспринимать реальность аналитика, но не наоборот: "… Интерсубъективнный подход полагает, что пациенты делают объективные наблюдения и оценку своих аналитиков, но аналитики не могут делать реалистичных наблюдений и гипотез о своих пациентах" (Blum 1998). Некоторые добавляют к этому, что точка зрения аналитика не нуждается в обращении к более валидной реальности, чем реальность пациента, но существенно, что его точка зрения является отличной. Центральным для Габбарда (Gabbard, 1997) и других является факт, что аналитик является объектом, внешним для размышляющего сознания пациента. Не так важно, что аналитик говорит объективную истину, но важно то, что отличие ракурса, предлагаемого аналитиком, дает возможность пациенту пересмотреть и, возможно, изменить свой собственный взгляд.
Клинически мы всегда делаем эти два шага: настройка и эмпатия к внутреннему миру анализанда, и после этого - налаживание или конструирование новой разделенной реальности, в которой аналитик участвует со своим "другим" взглядом. Это тот способ, которым субъективности привносятся в обоюдный диалог и взаимное влияние. Как это может быть трудно, среди прочих описал Моделл (Modell, 1991), рассказывая о пациенте, который не мог принимать другие точки зрения. Он также думает, что одна из целей психоаналитического лечения может быть описана как "через игру слияния и разделения дать возможность пациенту участвовать в других сконструированных реальностях". Для Огдена (Ogden, 1994), Кернберга (Kernberg, 1997) и Кавелла (Cavell, 1998b) существуют две субъективности, которые встречаются в потенциальном пространстве, где аналитический третий создается обеими сторонами. Это отсылает нас к Винникотту (Winnicott, 1971) и к тому шагу в раннем развитии, который имеет решающее значение в лечении: когда ребенок начинает видеть мать как отдельный и внешний объект. В работе "Использование объекта и отношения через идентификацию" это выражено такими поэтическими словами: