Преодолевая ограничения, существовавшие в период господства экономической общественной формации, человечество вступает в качественно новую эпоху своего развития. Субъектом этого периода прогресса цивилизации становится уже не социум как таковой, не общность людей, спаянных материальными интересами и совершающих некоторый набор действий в силу необходимости удовлетворить свои насущные потребности, а совокупность индивидов, каждый из которых неповторим не только в своих действиях и поступках, но и в их мотивах и в способах осуществления.
Все отмеченное выше указывает лишь на то, что человечество ныне наряду с невиданным прогрессом производительных сил, обеспечивающим динамичную модернизацию производства, экспансию творческой деятельности и индивидуализацию создаваемых благ, может потенциально столкнуться с действием самых неожиданных дестабилизирующих факторов, природа которых сегодня также не выглядит по-настоящему проясненной. Речь идет о национальных, региональных, экологических, этнических, сексуальных и иных проблемах, встающих перед цивилизацией. В настоящее время подобные конфликты оказывают более ощутимое воздействие на судьбы человечества, чем когда-либо прежде, и причина этого кроется в неструктурированности современных социальных систем, претерпевающих самые значительные трансформации в своей истории1.
Потенциал самодостаточности постэкономического общества
Постэкономическое общество базируется на приоритете развития личности над ценностями, традиционно присущими индустриальной цивилизации. В силу этого особый интерес приобретает вопрос о том, насколько непротиворечивым и самодостаточным является становление такого общества в наиболее развитых странах и могут ли постэкономические начала не только развиваться в недрах прежней системы, но и стать основой завершенного социального организма.
Следует сразу сказать, что однозначного ответа на этот вопрос в современной ситуации, на наш взгляд, не существует. Однако можно утверждать, что противоречивое взаимодействие экономических и неэкономических аспектов, имеющее место в современных постиндустриальных обществах, обеспечивает им возможность сбалансированного и успешного хозяйственного роста, резко выделяющего ведущие державы из числа прочих стран. Говоря о самодостаточности постэкономического мира, мы имеем в виду прежде всего две группы взаимосвязанных обстоятельств. С одной стороны, к середине 90-х годов оказались очевидными тенденции, свидетельствующие о том, что постиндустриальный мир обрел стабильные источники внутреннего динамизма и отныне фактически свободен от необходимости поддерживать свою экономическую систему внешней хозяйственной и политической экспансией. Одновременно с этим стало ясно, что значимых источников внешней опасности, которая могла бы серьезно угрожать стабильности западного мира, более не существует.
С другой стороны, последние десятилетия явили и новую, ранее не столь заметную тенденцию, которая обнаружила себя только начиная с середины 80-х годов: за масштабной глобализацией хозяйства скрывался другой процесс: нарастала замкнутость постиндустриального мира в рамках трех его основных центров - США, Европы и Японии, которые с начала 90-х получили быстро укоренившееся название "the Triad".
Два этих процесса - укрепление собственно постэкономических тенденций внутри развитых стран и быстрое формирование замкнутого в своей постэкономической определенности мира - создают два основных противоречия, которые, на наш взгляд, могут породить серьезные социальные конфликты XXI века1.
Противоречия постэкономической цивилизации
Процесс становления постэкономической цивилизации жестко ограничен в настоящее время рамками развитых стран, вступивших в постиндустриальную эпоху. Источники прогресса этого нового общества коренятся в глубинных основах постэкономического порядка, а именно – в совершенствовании и развитии личности. Тем самым мы признаем, что формирование постэкономического строя на современном этапе не продвигает человечество к тому единому открытому обществу, которое мыслилось и мыслится большинством современных специалистов по глобальным проблемам в качестве идеала социального прогресса
Нынешняя эпоха характеризуется тем, что в условиях причудливого сочетания экономических и неэкономических целей и средств их достижения возникают невиданные ранее возможности роста неравенства при фактическом отсутствии адекватных средств его преодоления. Конфликты, рождающиеся на этой основе, определят главные линии социального противостояния в XXI веке и, вполне возможно, не только затруднят переход к глобальному постэкономическому обществу, но и сделают его достижение невозможным.
Поэтому, формулируя основные проблемы, которые станут предметом нашего дальнейшего анализа, следует остановиться на общей оценке двух комплексов возникающих сегодня противоречий - нарастающей разделенности мира на способную и неспособную достичь постэкономического состояния части и зреющего в рамках постэкономических стран нового социального конфликта, проследить их взаимообусловленность и взаимозависимость1.
Постэкономический мир и внешняя среда: вероятный характер взаимодействия
В начальный период перехода от индустриального к постиндустриальному обществу рассмотрение хозяйственного противостояния и возможных политических конфронтации между развитыми государствами и остальным миром приводило многих аналитиков к выводу о том, что именно эти проблемы могут выйти на первый план в новом столетии. Между тем последние двадцать лет изменили очень многое как в балансе экономических и политических сил, так и в оценке перспектив развития цивилизации.
На наш взгляд, проблему отношения развитого мира к сравнительно отсталым в хозяйственном аспекте регионам планеты можно рассматривать с нескольких точек зрения. Во-первых, большой интерес представляет развертывающаяся борьба ряда развивающихся стран за право войти в сообщество постиндустриальных государств; с этим уже сегодня связаны многие экономические проблемы, ощущаемые Западом. Во-вторых, явную озабоченность постиндустриального мира вызывают применяемые за его пределами примитивные методы индустриализации, что резко усугубляет экологические проблемы, непосредственно касающиеся всего населения планеты. И, наконец, в-третьих, сегодня четко обозначилась группа стран, которые на протяжении ближайших десятилетий не смогут не только вступить в круг развитых государств, но даже обеспечить своему населению приемлемый уровень потребления, что, несомненно, вызовет серьезные политические проблемы, с которыми придется столкнуться человечеству в новом тысячелетии.
Современный тип взаимодействия развитого мира с развивающимися странами кардинально отличается от доминировавшего до начала активной постэкономической трансформации. В новых условиях страны Юга перестали быть «третьим миром», позиция которого могла в значительной мере определить итоги политического противостояния «первого» и «второго»; утратив статус подобного инструмента, они потеряли и существенную часть поступающих в их распоряжение извне ресурсов. Сегодня большинство государств, ранее не входивших в «первый мир», полагают за счастье быть его «резервом», понимая невозможность динамичного развития вне постиндустриальной перспективы. Поэтому постэкономическое сообщество может и должно диктовать этим странам свои условия, будучи уверенным в том, что таковые будут приняты. Сейчас развивающиеся страны не имеют даже того, пусть и предельно ограниченного, права выбора, которым они обладали в 60-е и 70-е годы; они представляют собой арьергард постэкономического мира, и вопрос может состоять лишь в том, каким будет их расположение в этом арьергарде и какую цену придется уплатить великим державам за построение и приведение в организованное движение этого «обоза»1.
Экономические аспекты противосостояния
Современный постиндустриальный мир находится в окружении ряда стран, представляющих уже вполне сформировавшиеся «зоны роста»; их хозяйственное развитие способно заметно изменить общепланетарную картину в начале следующего тысячелетия. Адекватное понимание взаимоотношений этих стран с традиционными центрами экономической мощи, актуальное сегодня как никогда ранее, настоятельно требует радикального пересмотра формировавшихся десятилетиями представлений и предрассудков.
Пятнадцать лет назад А. Турен утверждал, что «предметом изучения для социологии должны быть три мира: первый — мир передовых промышленных обществ Запада; второй — мир, включающий коммунистические страны; и третий мир»[13]; сегодня эти традиционные термины оказываются неприменимыми, так как важнейшим критерием, по которому какую-либо страну или территорию можно причислить к той или иной группе, становятся не политические или идеологические характеристики, а уровень ее хозяйственного развития. Отрицая возможность деления мира на «первый», «второй» и «третий», на Север и Юг, Д.Г. и Д.Л. Мидоузы с несколько технизированной, но в целом справедливой точки зрения отмечают: «Различие, которое, по нашему мнению, более точно отвечает нашим целям, — это различие в культурах промышленно развитых (industrialized) и менее промышленно развитых (less-industrialized) стран. Используя эти термины, — продолжают они, — мы хотим показать, насколько далеко различные части мира (включая целые нации, а также подгруппы населения внутри наций) продвинулись по пути промышленной революции: в какой степени их экономики преобразовались из преимущественно аграрных в ориентированные в основном на промышленность и сферу услуг, усвоили ли эти страны структуру рабочей силы, размер семьи, потребительские привычки и умонастроения, свойственные современной технологической культуре» Однако сами менее промышленно развитые страны не должны рассматриваться как единое целое; они представляют собой ряд весьма разнородных групп и конгломератов — как по их месту в мировом хозяйстве, так и по открывающимся перспективам.