Джеме решительно и доказательно опровергал абсолютный идеализм — отчасти потому, что в первое десятилетие XX в. наблюдал нарастание его влияния, о чем говорил в книге "Плюралистический универсуум" (в русском переводе — "Вселенная с плюралистической точки зрения"). Для сторонников абсолютного идеализма (например, идеализма Гегеля и его последователей конца XIX — начала XX в. Брэдли и Ройса) "быть" значит, стать объектом по отношению к абсолюту, который изображается как некий "субъект", который все познает, "знает" и даже действует. Но ведь абсолют, настаивает Джеме, не действует и не страдает, не любит и не ненавидит. Познавать и действовать может лишь человек, реальный индивид, притом исключительно в мире собственного относительного опыта'5, притом переплетенного с опытом других людей. "Мир, в котором каждый из нас чувствует себя в интимном кругу своего дома, есть мир существ, имеющих историю, их истории сплетаются с нашей историей, и мы можем придти к ним на помощь в превратностях их судьбы и рассчитывать на помощь с их стороны. В этом удовлетворении абсолют отказывает нам; мы не можем ни помочь ему, ни повредить, так как он пребывает вне истории. Несомненно, что заслуга философии — показать, что та самая жизнь, которую мы ведем, реальна и важна". И плюрализм, избавляясь от призрака абсолютного, изгоняет, согласно Джемсу, "великого разрушителя реальности", изгоняет также и интеллектуализм послекантовской "абсолютистской" философии.
Теоретик прагматизма спешит заверить, что он вовсе не намеревается тем самым устранять рационализм. Напротив, свою цель он усматривает в "сохранении рациональности в мире" и обнаружении той рациональности, которая заключена в потоке чувственного опыта". Подобно этому Джеме уверяет, что он отнюдь не стремится к полной дискредитации философии Гегеля и его диалектического метода, а хочет лишь обнаружить подлинную суть гегелевской диалектики. "В чем же состоит диалектический метод? Этот метод сам является частью гегелевского воззрения или интуиции, и притом той части, которая находит наибольший отклик в эмпиризме и здравом смысле. По отношению к Гегелю совершили крупную несправедливость тем, что смотрели на него, прежде всего и главным образом как на рационалиста. На самом деле это — наивно наблюдающий человек, одержимый лишь злополучной склонностью к техническому и логическому жаргону. Он становится в эмпирический поток вещей, и отдается впечатлению от того, что совершается. Его ум в действительности импрессионистичен". Джеме вслед за Гегелем признает, что вещам свойственно диалектическое движение. Но далее добавляет: объяснять такое движение гораздо правильнее с плюралистической точки зрения прагматизма, чем с монистической позиции абсолютного идеализма.
Существенное намерение и элемент прагматизма Джемса — обоснование религиозной веры. Он исходит из того, что с расцветом науки связан подрыв основ религиозного миросозерцания. Ученые, готов признать Джеме, настроены, особенно "в часы научной работы", глубоко материалистически и атеистически. Между тем остановиться на позициях материализма, именуемого "мрачным, тяжелым, похожим на кошмар мировоззрением", отказаться от веры в Бога означало бы поражение философии, отказ от подлинной нравственности — такова точка зрения Джемса. Это был бы и отказ человека от своей неповторимой индивидуальности. Ибо Бог нужен именно конкретному индивиду как самое надежная опора в борьбе против тягот жизни, страданий, одиночества, в борьбе против зла и хаоса. Джеме не только не отрицает, но прямо признает, что Бог, религиозная вера утверждаются им не в некоем онтологическом значении (Бог есть, существует), а именно в прагматическом смысле: вера в Бога нужна человеку, спасительна для него. Религию он согласен считать гипотезой, которая, однако, может оказаться истиной. При этом возможны противоречия между наукой, не способной или не желающей подкрепить веру, и обращением человека к Богу. Верующего человека, даже если он ученый, это смущать не должно. На стороне верующего — исконно ему присущее право выбора, "право предаться своей личной вере на свой собственный риск", избрать любую религиозную гипотезу, опять-таки потому, что вера спасительна и "выгодна" человеку, неверие же — разрушительно для него.
Джон Дьюи (1859—1952) — американский философ, систематизатор прагматизма, создатель школы инструментализма. Среди теоретиков прагматизма самым большим, пожалуй, влиянием пользовался, особенно в США. Преподавал в Мичиганском, Чикагском, Колумбийском (1904—1931) университетах. Основные сочинения: "Школа и общество" (1899), "Исследования по логической теории" (1903), "Влияние Дарвина на философию" (1910), "Как мы мыслим" (1910), "Очерки по экспериментальной логике" (1916), "Опыт и природа" (1925), "Либерализм и социальное действие" (1935). "Логика: теория исследования" (1938), "Единство науки как социальная проблема" (1938), "Теория оценки" (1939), "Познание и познанное" (совместно с А. Бентли, 1949) и др. (всего около тысячи книг и статей). В этих работах Дьюи развивает далее, но главным образом перерабатывает, видоизменяет фундаментальные принципы прагматизма.
В первые годы своей философской карьеры Дьюи попал под влияние неогегельянского идеализма, который к концу XIX в. доминировал в английских и американских университетах. Но затем он избавился от этого влияния, о чем рассказал в автобиографическом эссе "От абсолютизма к эмпиризму", написанном уже в семидесятилетнем возрасте.
Внимание Дьюи к философии сначала было опосредовано его глубоким интересом к педагогике. Он хотел сделать из педагогики обоснованную и тщательно разработанную дисциплину. Между тем ее состояние внушало ему серьезные опасения. Теория и практика образования и воспитания, подчеркивал Дьюи, лишены здоровой, прочной основы, что особенно пагубно, если иметь в виду цели демократического общества. В книге "Демократия и образование" (1916) он выступил как реформатор процесса обучения и педагогических дисциплин. Задача теоретического обоснования педагогики привела Дьюи к психологии и философии, а в них — к концепциям прагматизма.
На протяжении всего философского творчества Дьюи оставался приверженцем круга проблем, связанных с человеком и практическими вопросами его существования. Прагматизм, по мнению Дьюри, осуществил переворот в философской традиции, равнозначный революции учения Коперника, перейдя от изучения проблем самих философов к постижению человеческих проблем. Философия, по Дьюи, — продукт общественных стрессов и личностных напряжений. Определяя традиционную философию как "натурализм", а собственную ее версию как "инструментализм", Дьюи стремился, с одной стороны, отграничить принадлежащую ему трактовку опыта от некоторых подходов классического эмпиризма, с другой же, — акцентировать принадлежность своего философского творчества к парадигме прагматизма и эмпиризма в целом. Вслед за Пирсом и Джемсом Дьюи продолжает идти по пути "поведенческого" (бихевиористского — от англ. behavior, поведение) толкования познания. Следствия для действия, поведения — вот что главное в человеческом познании, знании, рассуждении. Эту тенденцию прагматизма Дьюи усиливает и абсолютизирует на путях инструментализма. Опыт у Дьюри охватывает как сферу сознания, так и поле бессознательного; опыт включает в себя также и привычки людей; он призван продуцировать "указание", "нахождение" и "показывание". "Сущность прагматистского инструментализма, — поясняет Дьюи, — состоит в том, чтобы понимать и познание, и практику как способы, позволяющие обеспечить благам — этим превосходным вещам всех видов — надежное существование в опыте". Но для этого нужно, но Дьюи, постоянно уточнять понятие "опыт" — в том числе и корректируя его понимание, предложенное Джемсом. Последний был неправ, трактуя опыт как поток сознания. Элементы этого рода в опыте, конечно, есть; но опыт к ним отнюдь не сводится и не выводится из них. "Опыт означает, прежде всего, не познание, но способы деланья и страдания". Познание само производно от "деланья и страдания". «Джемс назвал свою философию "радикальным эмпиризмом" в том смысле, что опыт для него является универсальным и включает в себя чувственный опыт, сверхчувственный (спиритический), религиозный и моральный. Дьюи еще больше расширяет понятие опыта, включая в него художественный, социальный и культурный. Опыт у Дьюи, по сути дела, охватывает всю человеческую жизнь, включая и взаимоотношения человека с природой и самую природу. По мнению Дьюри, опыт не принадлежит к области сознания, это — история. "В опыт входят сны, безумие, болезнь, смерть, войны, поражение, неясность, ложь и ужас, он включает как трансцендентальные системы, так и эмпирические науки, как магию, так и науку. Опыт включает склонности, мешающие его усвоению". "Ценность понятия опыта для философской рефлексии состоит в том, что она означает как поле, солнце, облака и дождь, семена и урожай, так и человека, который трудится, составляет планы, изобретает, пользуется вещами, страдает и наслаждается. Опыт означает все, что переживается в опыте, деятельность и судьбы человека». Итак, уточняющий момент, который вводит Дьюи, связан с важным верным пониманием опыта как социально-практического процесса, как действия исторически определенного индивида.
Опыт бывает моим или вашим, он конкретно выступает в виде "индустриального", политического, религиозного, эстетического, интеллектуального и т.д. опыта. Наконец, это опыт, осуществляемый в отношении какой-либо природной среды, причем независимое от сознания существование природы и социума настолько обеспечены, "показаны" и доказаны опытом, что специальные доказательства такого рода — не более чем философский курьез. Но отсюда отнюдь не следует, продолжает свою мысль Дьюи, что жизнь человека в мире опирается на прочные достоверности и гарантии. Напротив, ничто в окружающем универсууме не дает человеку успокоения и прочности: мир эмпирических вещей ненадежен, непридвидим, неконтролируем; зловеще настоящее, будущее также ненадежно и рискованно. "Человек боится потому, что он существует в страшном, ужасном мире. Мир полон риска и опасен". В социальном мире события столь же неожиданны и насильственны. Казалось бы, этот пессимистический взгляд на мир должен лишить человека надежды и опоры. Тем не менее, Дьюи, как и его предшественники, мыслил прагматизм не как философию, внушающую лишь страх и отчаяние, но как философию, помогающую решать сложные проблемы бытия.