Как видим, невозможно не удивиться степени того коварства, связанного с манипулированием коллективными представлениями людей, к которому прибегают те, кто стремиться от имени общества разочаровать людей в их вере в собственную деятельную способность. Механизм же коварства связанного с манипулированием коллективно исповедуемыми представителями людей в обществе заключается в том, чтобы путем подмены действительного знания об эгоистической природе индивида, то есть, адекватного его собственному бытию представления трансцендентным его бытию представлением, то есть, никогда не достигающим реализации своего содержания представлением, завлечь его коллективное чувство в форму (сети) вины перед самим собой и когда это дело будет сделано, водить его за нос, станет уже делом техники. За этим мотивом стоят конкретные, местами осознаваемые, местами же бессознательные, но, в любом случае, наполненные рациональным содержанием цели деятельности тех, чьи эгоистические интересы ориентированы на элементарное наживательство за счет оболванивания других.
Таким образом, для того, чтобы обезопаситься от такого красноречивого мотива используемого от имени общества, для подавления природных инстинктов индивида и вынуждения последнего к отклонению от его привычного поведения, необходимо, прежде всего, достаточное знание о неизменной природной инстинктуальной конституции индивида и о форме проявления последнего в обществе. Поэтому то, Д. Дьюи считает, что, лишь после наличия такого знания в обществе, можно понять, что любая общественная организация никогда не является целью в себе, а лишь уникальнейшим средством обеспечения связи между людьми, наставляющим их взаимоотношения на путь величайшей результативности. «Тенденция интерпретировать организацию как самоцель ответственно за появление всех напыщенных теорий, согласно которым индивиды подчинены некоему институту, удостоенному благородного имени общества. Общество есть такой процесс ассоциирования, при котором опыт, идеи, эмоции, ценности передаются и становятся общими»[11]. Следовательно, общество, где декларируется проведение коренных реформ и дальнейшее развитие условий жизни, обязано, прежде всего, прекратить эксплуатировать отжившие свой век коллективно исповедуемые представления людей, ибо, в противном случае, оно не только не добьется сколь-нибудь серьезных, а даже незначительных изменений в их жизнедеятельности. Поэтому, как правило, настойчиво гарантируемый этими, «крепкими телом грешниками» земной рай для людей, наступает отнюдь не в то время как обычно они уверяют, а только с верой людей в свои деятельные, творческие способности.
Итак, раскрытие вышеописанной методологической загадки, представляет не только важное научное значение для нашего исследования социально-исторического процесса в целом, и в частности, для выяснения его объективных и субъективных оснований, кроме того, и огромное научно-практическое значение для осознания конкретного содержания и направленности назревших в обществе институциональных изменений, т.е., для оживления и пробуждения в общественном сознании людей требования конкретного их осуществления. Именно с таким, практическо-теоретическим пониманием цели научного знания связаны работы известных в прошлом советского и американского философов В. Ильенкова и Д. Дьюи, соответственно под названиями: «Диалектика идеального» и «Изменения в концепциях идеального и реального»[12]. Так как, современный ход развития науки привел к колоссальным изменениям в жизни людей и их обществ, то и философии, по мнению Дьюи, следует измениться и принять, соответственно духу этих изменений, практический характер, в частности, например, в понимании соотношения реального и идеального. При этом, он предполагает, что если в понимании первого необходимо избавится от нашего представления как о некоем готовом и окончательном и якобы не подлежащим никаким изменениям, то, в понимании второго – от его, якобы, непригодности к использованию в качестве действенного рычага для преобразования мира реального[13]. Методологическое значение такого подхода к исследованию социально-исторического процесса, заключается в том, что при этом, расширяются наши возможности в выяснении объективных и субъективных его оснований. Именно такой, практический подход к соотношению реального и идеального, продиктованный духом современного научного знания, позволяет, пусть интуитивно, но, тем не менее, ясно понять, почему в связи с изучением психических процессов, традиционное противопоставление субъективного объективному, теряет смысл. Когда выясняется, что наряду с реальностью объективно материального мира существует еще и, не менее реальный, опосредованный неосознанной деятельностью индивида, его, объективно-идеального содержания мир, спокойно уживающийся в нем без его же собственного ведома, то, все сомнения как бы, отпадают сами по себе. Ибо, только тогда становятся ясно, что уживающаяся меж двух объективного характера миров индивида, его, субъективно осознаваемая реальность общественной, публичной жизнедеятельности, лишь выполняет, как бы, либеральную по содержанию функцию приспособления к этим, от него не зависящим, объективно слагающимся обстоятельствам и от этого прозван Фрейдом не иначе как несчастным субъектом. Причем, если эти объективные обстоятельства жизнедеятельности индивида, с одной стороны, слагаются из его внешних, социальны условий, то, с другой стороны, из не менее реальных, чем первые, внутренних психических условий. Однако, так или иначе, обе эти объективные обстоятельства питаются из одного и того же источника – с извечного конфликта между ЭГОистическим интересом индивида и формой его проявления в обществе. Ведь, не случайно же, существует и такое, достаточно основательное научное предположение, что субъективно осознаваемая реальность индивида, т.е. его «Я», воспринимает свое же бытие лишь как «провокацию» против себя[14].
Так, что наше положение почти такое же, как и в свое время предрекал классик, критикуя Макса Штирнера, - на одной стороне требование изменения существующих условий, а на другой, люди[15]. Однако, только на первый взгляд кажется, что проблема неразрешима, ибо по мнению Д. Дьюи, все зависит от того, как рассматривать эго- как пассивный или активный процесс? В случае, если эго понимается как активный процесс, то сразу становится очевидным, что оценку деятельности институтов нужно вести с точки зрения того, какие типы личности они способны взрастить[16]. Этот важный методологический момент уловил и Р.Арон, отметив, что тенденция уходить дальше от индивида, т.е. игнорировать и не замечать его в исследовании, означает, больше ставить под сомнения обстоятельства, чем способности, больше – прошлое, чем настоящий выбор, скорее – воспитания, чем характер. В каждом из нас, отмечает он, имеется природное начало, его замечают, но не объясняют, следовательно, делают попытку приуменьшить его значение[17]. Вследствие этого, у нас появляется основательное подозрение, что обозначенный нами неучет фактора «индивид», т.е., взаимосвязанность его субъективного мира с объективными внутренними и внешними условиями его психической и социальной среды, предпринимается исследователями вполне преднамеренно и с конкретными идеологическими предрассудками. Ибо, мы убеждены, что свобода индивида как субъекта исторического процесса, означает не только развитие его деятельных способностей и готовность к изменениям там, где это необходимо, например, как осознание истинного смысла общественных запретов, в создании которых он принимал самое активное и, все же, неосознанное участие, но, и позитивное значение для развития общественных интересов в целом. Только тогда, когда освобождение человеческих способностей перестанут казаться угрозой для общественной организации и сложившихся институтов, когда социальный мир будет восприниматься индивидом в качестве творческого социального фактора для него, тогда и будет возможным превращение бессознательного акта его целеполагания в креативную сущность мышления общественного человека. Поэтому, очевидно, Г. Маркузе прав утверждая, что защитные позиции идеологии любого закрытого общества, как правило, преодолеваются с невероятной легкостью, именно благодаря фрейдовскому пониманию истоков исторических процессов как заключающихся в психическом мире индивидов, что, в свою очередь, и предостерегает исследователей от ошибочных выводов о том, будто законы исторического процесса относятся скорее к объективированным институтам, чем к индивидам[18]. Следовательно, главная методологическая задача научного исследования социально исторического процесса заключается также в том, чтобы как можно более верно определить положение или позицию индивида как в обществе, так и в истории, помочь выработке правильного понятийного представления о нем. Мы же, в нашем исследовании, имеем дело с таким понятием индивида, реальность субъективно осознаваемого «Я» которого, вынужден постоянно отстаивать и утверждать себя как от противодействия объективного социального мира, так и от воздействия отражающегося в зеркале его психического внутреннего мира этого противодействия. В связи с этим, объективно слагающиеся обстоятельства жизнедеятельности индивида, воспринимаются им как его собственная «негативность», как отрицание его свободы.[19] Поэтому то, социально-историческая жизнедеятельность индивида как субъекта бессознательной деятельности, превращает смысл его субъективно осознаваемой реальности, смысл его отчужденного существования в обществе, в непрерывный процесс отвоевывания им своего «Я» у чего-то или кого-то, на него притязающего, т.е., оно оказывается своеобразным ответом на те провокации, которые постоянно устраиваются на его жизненном пути.