Произведения великих философов есть величайшие памятники понимания жизни и понимания мира глубоко думающими личностями в разных эпохах истории человечества, это живые человеческие документы величайшей важности и поучения, но они не могут быть общеобязательными
Они отражают, прежде всего, личность в ее глубочайшем размышлении и мире, а личностей может быть бесконечное множество - нет двух тождественных; во-вторых, выработанное свое понимание реальности. Таких пониманий может быть не так уж много. Они могут быть собраны в небольшое число основных типов. Но не может быть среди них одного единого, более верного, чем другие. Критерия ясного и определенного для этого нет и быть не может - утверждал В.И.Вернадский.
Поэтические и философские произведения всегда удовлетворяют только известных лиц и в известные эпохи, а других не удовлетворяют, - иначе сказать, те и другие составляют дело вкуса, тогда как в науке смешно было бы и говорить.
Отсюда известный круговорот и преемственность в господстве различных философских систем, как и в преобладании различных школ музыки и живописи, в поэзии и изящной словесности вообще. Тем не менее, все они обладают способностью всегда вызывать в нас впечатление чего-то великого и высокого, волновать нас чувством красоты и гармонии, хотя мы вовсе не разделяли их идею и не ободряли их исполнение в частности. Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Кант вызывают такое же изумление и уважение к своим творениям, как Софокл, Еврипид, Рафаэль, Моцарт, Шекспир. Здесь спор и сомнение о творце - невозможны. Как творения великих художников, поэтов, музыкантов произведения выдающихся философов прошлого, всегда с нами, они всегда современны.
Если верно, что каждый вкратце повторяет всю свершившуюся до него историю человечества, то никто и никогда не вступит в царство истины, минуя материалистическое учение Людвига Фейербаха. И сегодня, столетие спустя после его смерти, мы можем повторить слова, сказанные над могилой мыслителя. "Он разрушил здание лжи и обмана и на его руинах воздвиг храм истины и свободы, храм, представляющий прекраснейший и самый долговечный памятник, какой смертный может себе поставить. Истина была существом Фейербаха - истина, и только истина".
Признание глубокого родства идей мыслителя с историей между народного коммунистического движения было взаимным - за два года до смерти Фейербах вступил в ряды Социал-демократической партии Германии, убедившись воочию, что это единственное движение, всерьез воспринявшее самые сокровенные его взгляды, устремления и теоретические завоевания. Закономерным путем вперед от его "Сущности христианства" был путь к "Капиталу" - философии и политической экономии пролетариата. Он убедился к концу жизни, что не только коммунизм нуждается в серьезной философии, но и эта последняя нуждается в коммунизме, единственно способном спасти философскую культуру от угасания, вырождения в систему цветистых, но бессильных что-либо изменить фраз.
Мог ли прийти к иному выводу человек, с горечью написавший несколько ранее такое признание: "Все что связано с практикой, у нас остается обычно на бумаге. Большим злом является то, что мы предоставляем только врагам свободы и человечества, создавать организации и всевозможные корпорации. Мы же сами, вопреки нашему теоретическому материализму, в жизни утопаем в небытии частой свободы мысли, без всякой материальной связи".
"Теоретический материализм", о котором говорит Фейербах, был для него не просто убеждением в существовании вещей вне и не зависимо от человеческого сознания, но и конкретно-содержательным принципом теоретического мышления, результатом, итогом и венцом всей его драматически противоречивой жизни в философии. Его материализм - мировоззрение мыслителя, прошедшего искушения самой разработанной и аргументированной системы идеалистических иллюзий - гегелевской. Фейербах увидел в материализме единственный ключ к объяснению фундаментальнейших проблем человеческого бытия и познания. К такому выводу мог прийти только философ, который и в гегелевской системе увидел, прежде всего, не схоластически отвлеченную систему понятий, а выраженные в них вполне земные проблемы человеческой жизни.
В начале своей философской деятельности он, как и все "левые" гегельянцы, считал, что под титулом "бога" и "абсолютного разума" их общий учитель описывал не что иное, как реальный интеллект, "родовую способность" человечества мыслить, реализующуюся в бесконечном множестве индивидов и от века к веку, от поколения к поколению совершенствующуюся в борьбе с "неразумием" - невежеством, тупоумием и предрассудками, в том числе религиозными.
Лишь при такой интерпретации гегелевской философии имело смысл изучать ее (порвав с религией, в духе которой Фейербах, как и все люди его поколения, был воспитан с детства), можно было научиться у нее чему-либо, кроме туманного языка. Исходя из этого, Фейербах, будучи еще убежденным "гегельянцем", пытается в своих лекциях излагать гегелевскую логику как теорию познания мыслящим человеком окружающего его реального мира. Он выдвигает прогрессивное требование: "Не религиозными делать людей, а образовывать их, распространять образование по всем классам и сословиям - вот… Задача времени".
Отбросив как словесный сор фразы о "боге" и "абсолюте", Фейербах увидел в гегелевской философии академически зашифрованное изображение "драматической психологии человека", познающего природу.
Эта позиция представляла собой - по тенденции - движение к материализму Материализмом, однако, она еще не была. И если бы Фейербах остановился на этом - он вряд ли вошел бы в историю философии в качестве сколько-нибудь заметной фигуры.
Фейербах сделал гораздо большее - решительный шаг к философскому материализму.
Именно этот шаг определил историческое значение Людвига Фейер баха в развитии философской мысли, выдвинул его (правда, на короткий срок) в лидеры философско-теоретической культуры. Тем более важно понять, в чем именно этот шаг состоял и какими мотивами он был вызван. Не чисто теоретическими соображениями, нет. Порвать с идеализмом Фейербаха властно заставили обстоятельства идеологической борьбы, в эпицентре которой он оказался.
Дело в том, что самым непосредственным и активным противником всякого прогресса - и в философии, и в правосознании, и в житейской нравственности, и в искусстве - выступала в то время в Германии религия. Именно религиозное мировоззрение и умонастроение составляли ближайшее препятствие, в которое упиралось любое сколько-нибудь прогрессивное движение в преддверии 1848 года, в преддверии революции, объективной задачей которой было сокрушение изжившей себя системы феодально-монархических институтов. От имени религии, от имени бога старались заморозить любую живую инициативу монархи и князья, бюрократия, полиция и цензура. Удивительно ли, что бог теологов стал в глазах прогрессивно настроенных людей синонимом и символом застоя, консерватизма, реакции? Удивительно ли, что пароль, объединяющий демократические силы, в том числе и наиболее радикально настроенные слои немецкой буржуазии, идеологом которых выступал Фейербах, был найден в атеизме?
Левогегельянство, теоретически обосновывавшее атеизм, потому и стало общепризнанным идейным рупором прогрессивных сил. Сложившаяся в Германии ситуация действовала по отношению к гегелевской философии, как сепаратор, разделяя заключавшиеся внутри ее тенденции и противопоставляя их друг другу в виде разных философских партий. Теоретический противовес "левакам-атеистам" составило "правое гегельянство" с его охранительными установками. Борьба "разума" и "религии" разгорелась, как борьба между философскими фракциями, одна из которых -считала самого Гегеля "атеистом и антихристом", а другая - и тоже с не меньшим правом - интерпретировала его, как осторожно-разумного сторонника религиозно-монархических устоев. Наметилась трещина и среди самих "левых" - в виде разногласия между сторонниками "субстанционального" и "субъективного" объяснения происхождения христианства. Оказывалось, что логика Гегеля одинаково хорошо служила обоснованию как одной концепции, так и прямо ей противоположной...
Вот это-то коварное свойство гегелевской диалектики и заставило более последовательных мыслителей левогегельянского круга стать в критическую позицию к ней самой - попытаться попить, в чем же причина ее равнодушной нейтральности, проявляющейся как раз там, где борьба разума с "неразумием" достигает наибольшей остроты накала?
Этот вопрос - а он-то и был самым важным, когда речь заходила о борьбе с религиозным, политическим и философским тупоумием, - был поставлен Людвигом Фейербахом.
Основную причину слабости и противоречивости гегелевской философии Фейербах усмотрел в идеализме. Тем самым он сформулировал самый важный - ключевой - вопрос современной ему философской борьбы. Принципиально верный ответ на него гласил: гегелевская логика должна быть не просто интерпретирована по-иному, не просто истолкована как логика человеческого, а не выдуманного "божественного" мышления. Этого мало. Чтобы стать логикой действительного человеческого мышления, диалектика нуждается в куда более серьезном и радикальном переосмыслении, в критической перестройке всего ее здания, начиная от фундамента.
Фейербах не заметил рационального зерна диалектики Гегеля. Но, отбросив гегелевскую систему, он начал перестройку философского здания, восстановил в правах материалистический взгляд на мир. Фундаментальным принципом этой перестройки стало иное, прямо противоположное гегелевскому, понимание самого мышления, разума, - как человеческого, как деятельной способности реального человеческого существа. "Чистого мышления" нигде и никогда не было, нет, и не будет. Зато всегда были и будут природа и человек, обладающий, в частности, способностью мыслить. В мыслящем человеке свойства природы синтезированы в единый живой комплекс, в организм, обретающий сознание и самосознание, т.е. мышление. Решительно отвергая идеалистически-дуалистический разрыв души и тела, Фейербах материалистически решает основной вопрос философии. "Действительное отношение мышления к бытию,- утверждает он,- таково: бытие - субъект, мышление - предикат".