Ад есть состояние души, бессильной выйти из себя, предельный эгоцентризм, злое и темное одиночество, т. е. окончательная неспособность любить. Ад есть замкнутость в себе мучительного мгновения, при которой внутри этого мгновения раскрывается бездна и бесконечность, мгновение делается бесконечным временем. Ад создает и организует отделение души от Бога, от Божьего мира, от других людей. В аду душа от всех и от всего отделена и уединена и вместе с тем всем и всему порабощена. Извращение идеи ада в человеческом сознании привело к тому, что она была отождествлена со страхом Божьего суда и Божьего возмездия. Но ад есть не действие Бога на душу, в данном случае судебное и карательное, а именно отсутствие действия Бога на душу, неспособность души раскрываться какому бы то ни было Божьему действию, совершенное отпадение от Бога. Ад есть не что иное, как совершенное отделение от Бога. Ужас ада совсем не в том, что суд Божий будет суров и неумолим. Бог есть милосердие и любовь, и ему отдать свою судьбу означает преодоление ужаса. Ужас в предоставленности моей судьбы мне самому. Страшно не то, что Бог сделает со мной. Страшно то, что я сам сделаю с собой. Страшен суд души над собой, над собственным бессилием утвердить вечную жизнь. Ад, в сущности, не то означает, что человек попал в руки Божьи, а то, что он окончательно оставлен в собственных руках. Нет ничего страшнее собственной меонической, темной свободы, уготовляющей адскую жизнь. Страх Божьего суда есть лишь невозможность для темной стихии вынести Божий свет и Божью любовь. Божий суд и есть лишь страшный свет, брошенный на тьму, любовь, обращенная на злобу и ненависть. Всякая душа человеческая греховна и подвержена тьме, из которой не может собственными силами выйти к свету. Душа становится расположенной перейти к сумеречному и грезящему полу-бытию, полу-жизни. Усилиями собственной свободы она не может прийти к подлинному бытию, к подлинной жизни. С этим связано само существо христианства. "Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать". "Я пришел не судить мир, но спасти мир". Явление Христа и есть спасение от ада, который человек уготовляет самому себе. Явление Христа означает поворот души от созидания ада к созиданию Царства Божьего. Без Христа-Искупителя и Спасителя Царство Божье для человека недоступно и недостижимо. Нравственные усилия человека не приводят к Царству Божьему. Если нет Христа и нет внутреннего поворота, связанного со Христом, то ад в той или иной форме неотвратим, он естественно создается человеком. Сущность спасения - в освобождении от ада, к которому естественно тяготеет тварь. Идея ада должна быть совершенно освобождена от всех ассоциаций, связанных с перенесением на небо принципов уголовного права. Ад, как субъективная сфера, как погружение души в ее собственную тьму, есть имманентный результат греховного су 1000 ществования, а совсем не трансцендентное наказание за грех. Ад и есть невозможность перейти к трансцендентному, есть погруженность в имманентное. Только нисхождение Сына Божьего в ад может освободить от него. Ад есть результат замкнутости природного мира, закрытого для вмешательства Бога, для нисхождения Бога. Всякое же Божье действие на мире может быть направлено лишь на освобождение от ада. Ад совсем не в вечности наступит, он останется во времени. И потому ад не может быть вечен. Один из голосов, звучащих в моей душе, говорит, что все обречены на ад, ибо все в большей или меньшей степени обрекают себя на ад. Но так предвидятся конечные судьбы без расчета на Христа. И другой голос говорит во мне, что все должны быть спасены, что свобода человека должна быть просветлена изнутри, без насилия над ней, что приходит через Христа, что и есть спасение. В мире духовном нельзя мыслить дьявола внеположным душе человеческой, он ей имманентен, он есть ее обреченность самой себе. Христос освобождает душу от дьявола. Если не стоять на точке зрения манихейского дуализма, то дьявол есть высший дух, божье творение и падение его объяснимо лишь меонической свободой. Проблема сатанизма сводится к этой бездонной, иррациональной свободе.
Идея ада была превращена в орудие запугивания, религиозного и нравственного террора. Но настоящий ужас предчувствий ада в человеческой душе в этих запугиваниях отсутствует. Этот подлинный ужас не в угрозах трансцендентного Божьего суда и воздаяния, а в имманентном изживании человеческой судьбы, из которой исключено всякое действие Божье. Парадоксально можно было бы сказать, что ужас ада наступает тогда, когда человек подчиняет свою конечную судьбу своему собственному суду, а не Божьему суду. Самый беспощадный суд есть собственный суд, он есть адское мучение, мучение совести, раздвоение, потеря цельности, существование, разорванное на клочья. Божий суд есть вместе с тем действие благодатной силы на тварь. Божий суд есть установление подлинных реальностей и подчинение всех реальностей высшей реальности, подчинение в порядке онтологическом, а не юридическом. Если было время, когда устрашающая идея ада удерживала социальную обыденность в церкви, то теперь наступило время, когда эта идея может лишь помешать войти в церковь. Сознание человека изменилось. И для него понятно стало, что нельзя искать Царства Божьего и совершенной жизни из страха ада, что страх ада есть болезненный аффект, мешающий достигнуть совершенства и работать для Царства Божьего, лишающий всю жизнь человека нравственного значения. Страх ада, которым пытаются подогреть религиозную жизнь, есть частичное переживание самого ада, есть вхождение в мгновение, в котором раскрывается ад. И потому те, которые ставят религиозную жизнь в зависимость от запугиваний адом, ставят ее в зависимость от вхождения в ад, толкают душу в ад. Ад насквозь имманентен и психологичен, ничего трансцендентного и онтологического в аде не существует и нельзя мыслить. Ад и есть имманентная замкнутость и безвыходность, потеря надежды на трансцендентный прорыв, на освобождение от себя. Ад есть переживание безнадежности. И это переживание совершенно субъективно. Возникновение надежды уже есть выход из ада. Если более зрелое и высокое сознание не может примириться со старой идеей ада, то так же неприемлемо слишком легкое, сентиментально-оптимистическое отрицание ада. Ад, бесспорно, существует, он раскрывается нам в опыте, он может быть нашим путем. Но ад принадлежит времени, и потому он временный. Все, что во времени, временно. Победа вечности над временем, т. е. введение всякого времени в вечность, есть победа над адом и адскими силами. Ад есть эон или эон эонов, как сказано в Евангелии, но не вечность. В аду лишь те, которые остались во времени, не вошли в вечность. Но нельзя на вечность оставаться во времени, во времени можно лишь на время остаться. Перспектива дурной бесконечности совсем не есть онтологическая реальность, а фантазм, субъективная иллюзия. В идее вечных адских мук как справедливого воздаяния за грехи и преступления краткого мгновени 1000 я жизни есть что-то возмущающее совесть и безобразное. Вечная мука как результат совершенного в краткий промежуток времени есть один из самых безобразных человеческих кошмаров. Учение о перевоплощении, которое заключает в себе видимые преимущества, влечет за собой кошмар иной, чем кошмар вечных адских мук,- кошмар бесконечных перевоплощений, бесконечного странствования по темным коридорам, он разрешает судьбу человека в космосе, а не в Боге. Одно несомненно: существует судьба души после смерти в иных планах, как существовала судьба ее до рождения в иных планах. Жизнь от рождения до смерти в нашем мире есть лишь небольшой отрезок человеческой судьбы, непонятный, если взять его в замкнутости и отрезанности от вечной человеческой судьбы. Проблема ада принимает особенно оскорбительный и возмущающий характер вследствие судебного ее понимания. Но судебное понимание есть понимание вульгарно-простонародное, и оно должно бы быть совершенно изгнано из религиозной этики, философии и теологии. Идея ада должна быть совершенно освобождена от всех утилитарных мотивов, и только тогда возможно познание в этой области, тогда прольется свет. Нам откроется, что возможна психология ада, но возможна онтология ада. Проблема ада есть предельно иррациональная проблема и не поддающаяся никакой рационализации. Учение об апокатастазисе тоже слишком рационалистическое учение, столь же рационалистическое, как и учение о вечном аде. И оно не творчески понимает мировой процесс. Учение Кальвина о предопределении к гибели есть reductio ad absurdum. Достоинство его в том, что оно есть последний вывод из учения о вечных адских муках. В этом учении есть рационализация при допущении совершенной иррациональности Божьих определений и Божьего суда. Согласно этому учению, сам Бог создает ад, что так и есть, если Бог наделил тварь свободой и предвидел результаты этой свободы.