У Аристотеля можно найти представление о том, как нужно правильно строить научное исследование и излагать его результаты. Работа ученого должна, на его взгляд, содержать четыре основные этапа:
-изложение истории изучаемого вопроса, сопровождаемое критикой предложенных предшественниками точек зрения и решений;
-на основе этого – четкая постановка проблемы, которую нужно решить;
-выдвижение собственного решения – гипотезы;
-обоснование этого решения с помощью логических аргументов и обращения к данным наблюдений, демонстрация преимуществ предложенной точки зрения перед предшествующими.
Все это может показаться достаточно банальным, однако большинство научных диссертаций до сих пор пишутся по этой схеме. Вместе с тем Аристотель дал ясное учение о том, как должно выглядеть полное и хорошее научное объяснение явления или события. По его мнению, каждое явление обусловлено четырьмя видами причин: формальной (связанной с сущностью явления, его структурой или понятием), материальной (связанной с субстратом, веществом, в котором воплощается эта форма или структура), движущей (конкретной побудительной причиной), целевой (связанной с тем, «ради чего», «зачем» происходит явление). Если удается установить и объяснить все эти причины, то задача науки оказывается полностью выполненной, явление считается познанным и объясненным1.
Величие античной учености Аристотеля и ныне вызывает восхищение. Однако нужно видеть и ограниченность «аристотелевской» науки. Прежде всего, она описывала мир как замкнутый и относительно небольшой по размерам Космос, в центре которого находилась Земля. Математика считалась наукой об идеальных формах, применительно к природе сфера ее применений ограничивалась расчетами движения небесных тел в «надлунном мире», поскольку он понимался как мир идеальных движений и сфер. В «подлунном мире», в познании земных явлений, по Аристотелю, возможны только нематематические, качественные теории.
Очень важно также отметить то, что античным ученым была чужда идея точного контролируемого эксперимента: их учения опирались на опыт, на эмпирию, но это было обычное наблюдение вещей и событий в их естественной среде с помощью обычных человеческих органов чувств.
В средние века (V – ХI вв.) научное мышление в Западной Европе развивает ся в новой культурно-исторической обстановке, отличной от античной. Политическая и духовная власть принадлежала религии, и это накладывало отпечаток на развитие науки. Наука в основном должна была служить иллюстрацией и доказательством теологических истин. Как писал Дж. Бернал, «вплоть до XVIII в. наука продолжала интересоваться главным образом небом»160 . Занятие наукой и ее преподавание поручалось только церковникам, за которыми, однако, власти бдительно следили. Церковь считала себя вправе силою приводить человека к истине и предавать его светской власти для казни «без пролития крови», если он упорствовал.
В основе средневекового мировосприятия:
-догмат о творении и тезис о всемогуществе Бога, способного нарушать естественный ход природных процессов;
-идея откровения.
Изменяется онтологический статус природы, которая теперь рассматривается как творение трансцендентального Бога. Природа лишена в строгом смысле слова своей самостоятельности и потому всегда отсылает к творцу. Это обуславливает устремление духовного поиска средневекового человека: естественнонаучному познанию отводится второстепенное место по сравнению с познанием Бога и души.
Существенно меняется также и понимание человека, и представление о задачах и целях познания. Известный немецкий теолог и исследователь культуры Романо Гвардини (1889-1968) утверждает, что для человека этой эпохи характерна неукротимая жажда познания, жажда постижения истины. Но постигается она не на основе какой-либо исследовательской установки.
Для средневекового человека наука означает, прежде всего, осмысление того, что дано ему в авторитетных источниках. Искать истину не надо, она дана извне – божественная – в Писании и церковных учениях, естественная – в трудах мыслителей античности. Истина постигается путем божественного откровения, мыслитель как бы медитируя, погружается в истину, чтобы вынести из нее духовную конструкцию бытия. Средневековый мыслитель воспринимает авторитет не как оковы, а как связь с абсолютным и как точку опоры на земле.
Такая установка отнюдь не благоприятствовала развитию науки как способа теоретического и эмпирического исследования природы с опорой на разум. Разум теряет роль главного арбитра в вопросах истины, ее критерием становится авторитет (прежде всего, Бог) 161. Тертуллиан (ок. 160 – 220) утверждал, что «философы только стремятся к истине, христиане же владеют ею». Аврелий Августин (354-430) считал, что проповедование научных познаний, хотя бы они и заключали в себе истину, есть суета мирская; а «благочестие состоит в исповедании Тебя и поклонении Тебе».
Правда, уже в XII – XIII вв., когда роль опытных наук усиливается, Фома Аквинский (1225-1274) высказывает идею гармонии веры и разума, утверждая необходимость дополнения философских дисциплин, которые получают свое знание от разума, наукой священной и основанной на откровении (теологией). Аквинский стремился к выработке такого метода, который, не проповедуя полного пренебрежения к знанию, одновременно был бы в состоянии подчинить рациональное мышление догматам откровения, т. е. сохранить примат веры над разумом. Эту задачу осуществляет Фома Аквинский, опираясь на католическое толкование аристотелевской концепции науки.
Фома утверждал, что в религии и теологии есть ряд положений, которые нуждаются в философском обосновании, не потому, что они не могут без него обойтись, а потому, что будучи доказанными, они становятся ближе человеку как мыслящему существу и тем самым укрепляют его веру. Доказательству поддаются положения о бытии Бога, его единстве, особенностях его деятельности, бессмертия человеческой души. Доказательство этих положений и образует то теоретическое содержание, которое общее у философии и христианско-католической теологии. Однако значительно число догматов не поддается рациональному обоснованию – например, ортодоксальная вера в троицу как существование сверхприродного Бога в качестве единого существа и одновременно в трех лицах; возникновение мира во времени из ничего, первородного греха и т.п. Эти догматы, по мнению Фомы, не противоразумны, не иррациональны, а сверхразумны. Их доказательство не под силу человеческому уму, они непознаваемы для него, но полностью ясны уму бесконечной божественной личности.
Познавательные идеалы (идеалы объяснения и описания), принятые в средневековой науке, были порождены доминирующими в этой культуре мировоззренческими установками, которые определяли восприятие, понимание и познание человеком мира. В системе таких установок познание мира трактовалась как расшифровка смысла, вложенного в вещи и события актом божественного творения.
Вещи и явления рассматривались как дуально расщепленные – их природные свойства воспринимались одновременно и как знаки божественного промысла, воплощённого в мире. Описать вещь или явление значило не только зафиксировать признаки, которые в более поздние эпохи (в науке нового времени) квалифицировались как природные свойства и качества вещей, но и обнаружить «знаково-символические» признаки вещей, их аналогии, «созвучие» и «перекличку» с другими вещами и событиями Универсума.
Характерной особенностью процесса познания этой эпохи является осознание символического содержания бытия. Явления природы выступают в качестве символов, указывающих на другую реальность. Средневековый человек видит символы повсюду. Вселенная у него состоит не из элементов, энергий, законов, а из образов. И каждый образ – символ. Это составило предпосылку возникновения символизма и аллегоризма, который характерен для средневекового способа рассмотрения природных явлений.
Поскольку вещи и явления воспринимались как знаки, а мир трактовался как своеобразная книга, написанная «божьими письменами», постольку словесный или письменный знак и сама обозначаемая им вещь могли быть уподоблены друг другу. Отсюда в описаниях и классификациях средневековой науки реальные признаки вещи часто объединяются в единый класс с символическими обозначениями и языковыми знаками.
Вслед за Аристотелем средневековые мыслители провозглашали целью «натуральной философии» познание сущностей, скрывающихся за видимым миром явлений. Знание сущностей – «Scientia» – есть знание всеобщее и необходимое, извлекаемое из чувственного наблюдения единичных вещей. Оно мыслилось неизменным и совершенным. Такое понимания знания сущностей отражало неизменность и совершенство Космоса. Средневековые мыслители дают новые, по сравнению с античными, интерпретации категорий «бесконечность»,
«непрерывность», «пространство», «время» и др. Они высоко ценили логику как науку о доказательстве в рассуждениях и диалектику, которая в античности и в средние века понималась как искусство доказывать истинное и опровергать ложное; кроме того – как искусство правильно определять и классифицировать понятия, правильно строить умозаключения, правильно отыскивать нужные аргументы.
Слабой стороной схоластики было то, что она не ориентировалась на жизненные проблемы, ей были чужды жизнь человека как таковая, его нужды и потребности. Она стояла над всем этим и скорее была самоцелью, чем эффективным методом познания.
Научное знание в средние века, по мнению П.П. Гайденко, характеризуется прежде всего тем, что оно выступает в форме комментария. Кроме этого особенностью средневековой науки является тенденция к систематизации и классификации; компиляторство.