Таким образом, отношение идеи (бытия) и реальных вещей (кажущегося бытия) является важной частью философского учения Платона. Это отношение идей и вещей, если его интерпретировать согласно взглядам Платона последнего периода, открывает определенную возможность движения к иррационализму.
2. Учение об идеях
«Старые общие интерпретации платонизма в настоящее время весьма недостаточны. Они искажают Платона то в сторону мечтательной сентиментальности, то в направлении мистического романтизма, то, наконец, в сторону той или иной немецкой трансцендентальной философии. Все эти интерпретации весьма далеки от подлинного Платона, и за ними не видно в платоновских идеях ровно никакого античного стиля, ничего пластического, скульптурного, языческого, а значит, ничего рабовладельческого, никакой специфической для античности социальной базы, ничего исторически реального».[3]
Тогда что же такое платоновские идеи? Греческое слово «идея»(eidos) означает «вид», «картина» или «образец». Идея – то, что видно в вещи. В греческом языке это слово очень часто служит для обозначения внешнего вида вещи, наружности человека и пр. Но если всмотреться в сущность вещи, в ее существо, в ее смысл, то он тоже будет "виден" и глазу и, главным образом, уму. Вот эта видимая умом (или, как говорили греки, "умная") сущность вещи, ее внутренне-внешний лик, и есть идея вещи. «Идеи» Платона — не только понятия (хотя они имеют свой понятийный аспект), а прежде всего истинно-сущие роды бытия».[4]
Но идея вещи есть не только видимая умом пассивная фигурность вещи. Она есть в то же время и самая субстанция вещи, ее внутренне определяющая сила. Она осуществлена в себе и воплощена в своем собственном теле. Без этого она не была бы бытием, не была бы реальностью, не была бы "полезной", не была бы античной. Кроме того, она ведь есть только момент в целом бытии, она не оторвана от цельного бытия, она несет на себе его смысловую энергию, его цель. Если идея есть такое "особенное", которое несет на себе все "целое" и "общее" и если она есть мощь всей данной области бытия, имеющая свой собственный, видимый умом лик, то, очевидно, каждая такая идея есть не что иное, как тот или иной бог. Ведь, вводя свои универсальные идеи и тем самым возвращаясь к досократовскому космологизму, Платон ничего другого и не делал, как расчленял идеальную, субстанциально-силовую сторону божественного и телесного космоса на некую координированную раздельность. Раз космос был божеством там, богами должны быть идеи и здесь. Идеи Платона есть боги, но боги, конечно, не наивной мифологии, а боги, переведенные на язык абстрактной всеобщности. Если раньше в основу бытия полагались элементы, то эти же самые элементы, первоосновы сущего, которым теперь возвращено сознание, душа и ум, целевая структура, очевидно, являются уже богами. Если раньше были числа и формы, то теперь, в новой интерпретации, они, очевидно, боги.
Понятие идеи является ключевым понятием в философии Платона. Идеи, по его словам существуют в их собственном мире, они вечны, не изменяются и неподвижны. "Идeя" пpoтивoпocтaвляeтcя y Плaтoнa вceм ee чyвcтвeнным aнaлoгaм и oтoбpaжeниям в миpe вeщeй. Чyвcтвeнныe вeщи измeнчивы и пepexoдящи, в ниx нeт ничeгo пpoчнoгo, ycтoйчивoгo, пocтoяннoгo.«Всякая вещь, чтобы быть чем-то, должна чем-нибудь отличаться от всего другого. Сумма всех отличий данной вещи от всех прочих вещей есть ее идея, или ее смысл».[5]
В понятии об идеи у Платона сочетается то, что делает идею:
1) причиной (aitia), или источником бытия вещей, их свойств и их отношений;
2) образцом (paradeigma), взирая на который демиург творит мир вещей;
3) целью (telos), к которой как к верховному благу стремится все
существующее.
Сама же область идей не представлялась Платону однородной, она образовывала иерархию. Эта иерархизация представляет определенную упорядоченную систему объективного идеализма. Так, по Платону, существуют идеи высшего порядка - это идеи прекрасного, справедливого: идея красоты и добра. Она не только превосходит все реально существующее добро и красоту тем, что совершенна, вечна и неизменна (так же, как и другие идеи), но и стоит выше других идей. Познание, или достижение, этой идеи является вершиной действительного познания и свидетельством полноценности жизни. Затем идут идеи, выражающие физические явления и процессы - идеи огня, движения, цвета, звука. Третий ряд идей - отдельные разряды существ (животные, человек). Далее - идеи предметов. Но наивысшей, по Платону, является «идея» блага. Эта идея «единого» близка к идее о Боге. Наиболее подробно учение Платона об идеях разработано в главных работах второго периода - "Пир", "Закон", "Федон" и "Федр".
Платон, чрезвычайно любящий иллюстрировать свои рассуждения образными сравнениями, чтобы пояснить свою теорию идей, создает миф о пещере. В одной пещере с самого рождения томятся узники. Их головы не могут поворачиваться, поэтому они постоянно смотрят только в одну сторону - на стену пещеры. За их спинами в вышине горит свет. Между ним и узниками проходит верхняя дорога, по которой идут другие люди и несут различную утварь, статуи, всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. Узники не видят всех этих предметов, они сидят к ним спиной и только по теням, отбрасываемым на стену пещеры, могут составлять свое представление о них. И если хотя бы одному узнику удалось бы освободиться и увидеть людей, огонь и предметы, он бы наверняка решил, что это воображаемые объекты, т.к. всю жизнь он привык верить, что реальные вещи - это тени. Кроме того, свет бы ослепил его. Таково, по Платону, и строение всего мира. А эти узники – люди, принимающие видимые вещи, которые на самом деле всего лишь жалкие тени и подобия, за их сущность.
Можно предположить, смысл этого мифа заключается в том, что познать идеальную реальность довольно сложно. Узники пещеры - это мы. Тени на стене представляют собой образы знакомых нам вещей. Свет символизирует верховную идею Блага, поэтому так сложно смотреть на него, хотя оно дает жизнь и делает все остальное видимым. Миф повествует о том, что если мы чужды философии, то мы видим только тени, видимость предметов.
Платон разработал еще один способ понимания идеального мира – через интуицию. Он пишет, что все мы родились с врожденным пониманием идеального мира, но забываем это знание. Платон вводит понятие «анамнезис»- воспоминание идеального мира, который мы знали до рождения. Анамнезис объясняет то, почему мы знаем некоторые вещи, хотя никогда не сталкивались с ними на опыте. Анамнезис указывает в качестве основной цели познания припоминание того, что созерцала душа в мире идей, прежде чем спустилась на землю и воплотилась в человеческое тело. Известен случай, когда Платон доказывает верность учения о припоминании на примере разговора Сократа с юношей. Мальчик никогда до этого не изучал математику и не имел никакого образования. Сократ же настолько хорошо поставил вопросы, что юноша самостоятельно сформулировал теорему Пифагора. Из чего Платон делает вывод, что его душа раньше, в царстве идей, встретилась с идеальным отношением сторон треугольника, которое и выражено теоремой Пифагора. Научить в этом случае — это не более чем принудить душу к припоминанию.
Учение Платона об идеях — идеализм, так как реально существует, согласно Платону, не чувственный предмет, а лишь его умопостигаемая, бестелесная, не воспринимаемая чувствами сущность. В то же время это учение — объективный идеализм, так как, по Платону, «идея» существует сама по себе, независимо от обнимаемых ею многочисленных одноименных чувственных предметов, существует как общее для всех этих предметов. Платоновский идеализм потому и называется объективным, что он признаёт существование вполне реального, независимого от сознания человека, то есть объективного идеального бытия.
Идея прекрасного
Наиболее полная характеристика «вида», или «идеи», была развита Платоном при исследовании сущности прекрасного. Платон разъясняет, что предметом исследования является не то, что лишь кажется прекрасным, и не то, что лишь бывает прекрасным, а то, что по истине есть прекрасное, т. е. прекрасное само по себе, которое одно только и сообщает отдельным вещам качество или свойство красоты, сущность прекрасного, не зависящая от случайных, временных, изменчивых и относительных его проявлений.
Вот как это описал сам Платон: «Тот, кто познает саму «идею» прекрасного, увидит вдруг нечто удивительно прекрасное по природе <…>, нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Красота эта предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-либо речи или науки, не в чем-то другом, будь то животное, земля, небо или еще что-нибудь, а сама по себе, через себя самое, всегда одинаковая; все же другие разновидности прекрасного причастны к ней таким образом, что они возникают и гибнут, а ее не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий она не испытывает» (Пир, 77).
Платоновское прекрасное есть «вид», или «идея», в специфически платоновском смысле этого понятия, т. е. истинно-сущее, сверхчувственное бытие, постигаемое одним только разумом; иными словами, прекрасное — сверхчувственная причина и образец всех вещей, называемых прекрасными в чувственном мире, безусловный источник их реальности в той мере, в какой она для них возможна.
В этом значении «идея» резко противопоставляется у Платона всем ее чувственным подобиям и отображениям в мире воспринимаемых нами вещей. Чувственные вещи необходимо изменчивы и преходящи, в них нет ничего прочного, устойчивого, тождественного. Напротив, «вид», или «идея», прекрасного, т. е. прекрасное само по себе, истинно-сущее прекрасное не подлежит никакому изменению или превращению, совершенно тождественно и есть вечная сущность, всегда равная самой себе. Как «идея» прекрасное есть сущность, чувственно не воспринимаемая и даже безобразная, бесформенная.По разъяснению, развитому Платоном, местопребывание «идей» — «наднебесные места». Эти места «занимает бесцветная, бесформенная и неосязаемая сущность, в сущности своей существующая, зримая только для одного кормчего души — разума».[6]