Предпонимание – это предание, традиция. В предании и традиции нам дано прошлое, мы его постоянно актуализируем и в принципе не можем быть свободными от него. "...Мы всегда находимся внутри предания" [7,с.335]. Наивно делать вид, что можно отказаться от старого, история вынуждает нас соединять его с новым. Неуместны как критика традиции, так и ее романтическое воспевание, она должна пониматься в контексте герменевтического целого [7,с.334-336].
Понимание и истоки его жизненности. Что значит понимать? Это значит "прежде всего понять само дело и лишь во вторую очередь – выделить и понять чужое мнение в качестве такового" [7,с.349]. Как формируется несколько загадочно звучащее "дело"? Ответ Гадамера таков: "Понимание начинается с того, что нечто к нам обращается. Таково первейшее герменевтическое условие" [7,с.354]. Нечто – это текст, все, совсем не обязательно фигурирующее непосредственно в языковой форме (например, изделия или даже явления природы), что может быть понято [7,с.470]. Человек вынужден действовать, заставить текст заговорить [7,с.443]. Но здесь выясняется одна прелюбопытнейшая особенность. Вроде бы во взаимодействии с текстом инициатива явно на стороне интерпретатора, именно он ставит вопросы. Однако в деле нет места самонадеянности человека, он вынужден приспосабливаться к ситуации, подбирать вопросы, слова, действия, прислушиваться не к себе, а к тексту. В вопросах человека слышится влияние и человека и текста. "Скорее тот, кто стремится понять текст, готов его выслушать и позволяет ему говорить" [7.с.321].
"Понять означает прежде всего понять само дело" [7,с.349]. Дело – это единство, реализующееся во взаимодействии текста и интерпретатора. Герменевтический интерес направлен в первую очередь не на мнения людей, а на тексты (факты), их непотаенность (истину). Герменевтик налаживает деяние, дело, а вместе с ним и субъективность человека.
Как видим, между текстом и интерпретатором существует координация. А что же с субординацией? Здесь нет однозначности, человек активен, но вынужден приспосабливаться. Субординация есть, но она переходит с текста на человека, с человека на текст.
Ситуация, ее горизонты, их смещение и слияние. Мы всегда находимся в некоторой исторической предданности или, другими словами, в герменевтической ситуации [7,с.357]. Задача герменевтика – прояснить ее. Достичь успеха в этом отношении означает раздвинуть горизонты понимания. "Горизонт – поле зрения, охватывающее и обнимающее все то, что может быть увидено из какого-либо пункта" [7,с.358]. Горизонты смещаются, ибо изменяются герменевтические ситуации. Понимание выступает как слияние горизонтов [7,с.362].
Интерпретатор, находясь в актуальном горизонте, постоянно пробрасывает себя вперед, тем самым он расширяет свой горизонт и создает условие для понимания. Понимание наступает тогда, когда происходит расширение и встреча горизонтов. Нет слияния горизонтов, нет и понимания. До тех пор, пока мой горизонт не достиг предмета моего интереса, текста, прошлого, другого человека, я не понимаю. Понимание не есть перенесение-себя в чуждую субъективность – это невозможно. Понимание есть расширение своего горизонта и обозрение другого нечто в правильных пропорциях [7,с.361].
Постановка вопросов расширяет горизонт интерпретатора. Текст воспринимается как ряд ответов на вопросы, согласованность вопросов и ответов на них и есть понимание. Можно выразиться по-другому: ранее непонимаемое попало внутрь моего горизонта. Далекое стало близким. Всякое познание имеет исторический характер, ибо такова жизнь горизонтов. Подлинное понимание не является мгновенным, оно требует исторической дистанции [7,с.352]. Слияние горизонтов происходит в языке [7,с.443].
Действенность понимания. Этика и герменевтический опыт. Понимание есть действие, состоящее в том, что, находясь в герменевтической ситуации, интерпретатор тут же использует каждую порцию добытого им смысла [7,с.393]. Понимание есть род действия [7,с.403]. В силу этого недопустимо сводить понимание к рефлексии и мышлению. Понимание действенно по самому своему существу. Герменевтика не признает чистое, не связанное с применением смысла знание.
Анализ действенности понимания открывает Гадамеру доступы к моральной проблематике. Находясь в той или иной ситуации, человек вынужден действовать. Говорят, что человек действует либо в силу своей подготовки (например, в технике), либо используя свое всеобщее знание. Как в первом, так и во втором случае игнорируется основная герменевтическая проблема: надо понять конкретную ситуацию, увидеть, что в ней правильно, и действовать в соответствии с этим смыслом [7,с.374]. Неправомерно руководствоваться ценностями, не добытыми в понимании. Цели не известны заранее, они осмысливаются в последовательных актах применения смысла. Так реализуется герменевтический опыт, поступь понимания [7,с.409]. Человек становится опытным, моральным. Возникает согласованность с самим собой [7,с.418].
В подлинном опыте человек сознает свою историчность, временность и конечность. Он всегда возможен не иначе как в контексте конкретной герменевтической ситуации. Понимание не только действенно, но и исторично.
Герменевтический опыт как диалог с другим. Гадамер выделяет три типа опыта в соотношении "Я" и "Ты".
В первом опыте "Ты" выделяется на основании типичного, общего знания. "Я" предпочитает себя, а "Ты" просто-напросто берется в расчет – в качестве средства. «С моральной точки зрения такое отношение к "Ты" означает чистейший эгоизм и противоречит моральному назначению человека» [7,с.422].
Во втором опыте "Ты" признается личностью, но лишь в соотнесенности с "Я". "Я" стремится переиграть "Ты". За взаимное признание приходится бороться [7,с.423].
В третьем опыте "Ты" предоставляется максимальная самостоятельность. Взаимосвязанность двух людей всегда означает открытость друг другу и способность слышать собеседника, партнера по диалогу [7,с.425]. Только при этих условиях существуют подлинные человеческие отношения [7,с.425], а значит, и подлинная мораль. Отношения между людьми имеют свои основания не в знании, а в готовности к герменевтическому опыту, что в свою очередь предполагает открытость навстречу друг другу и установку на прислушивание к другому, к "Ты". Для Гадамера совершенно недостаточно всего лишь констатировать необходимость диалога между людьми в силу их совместного бытия. Ему важно показать, каковы условия диалога. Эти условия обеспечивают саму реальность герменевтического опыта, они не извлекаются из него, а предпосланы ему. На философском языке это означает их трансцендентальность.
Истолкование как диалектика вопроса и ответа. К трансцендентальным условиям герменевтического опыта наряду с открытостью принадлежит структура вопроса. Без вопрошания открытость нереализуема. Открытость обладает структурой вопроса [7.С.426]. Предмет нашего интереса мы не описываем, а опрашиваем. Вопрос реализует заложенный в нем смысл в своей направленности на опрашиваемое: как обстоят дела – "так или этак"? Появление вопроса выводит бытие опрашиваемого в открытое [7,с.427]. Вопрос не обладает бесконечной силой, ему присущ определенный горизонт. Решение вопроса есть путь к знанию [7,с.429].
Мы можем задать пустой вопрос, на него не последует ответа, смыслокоммуникация не наступит. Выходит, что в предвосхищении смысла нам приходится изначально прислушаться к опрашиваемому, отвергающему наши предмнения. "Поэтому и о вопросе можно сказать в большей мере, что он нас настигает, а не мы его ставим" [7,с.431]. Вопрос предшествует ответу, задает возможности его смысла. Вопрос имеет первенство над ответом [7,с.429].
"Кто хочет мыслить, должен спрашивать" [7,с.441]. В этом смысле недостаточно лишь ставить проблемы. Проблемы – это продукт изолирующегося от герменевтического опыта разума. В проблемах нет подлинного предвосхищения смысла, отсутствует избирательная направленность на него. Логика проблем герменевтически намного беднее логики вопросов и ответов [7,с.443]. Именно логика вопросов и ответов – ключ к истолкованию.
"Истолкование, как разговор, есть круг, замыкаемый в диалектике вопроса и ответа" [7.С.452]. Истолкование, или интерпретация, не есть чистое мероприятие нашего сознания, оно требует согласования, смыслокоммуникации с опрашиваемым. Успех истолкования выступает как слияние горизонтов, имеющегося и вновь приобретаемого. "Мысль, которой мы будем руководствоваться в дальнейшем, состоит в том, что происходящее в понимании слияние горизонтов осуществляется самим языком" [7,с.443].
Вербальность понимания. Понимание есть дело, мышление (как порождение вопроса в сознании), диалектика (как взаимосвязанность вопросов и ответов), но его окончательной инстанцией оказывается слово (verbum). А это как раз и означает вербальность понимания. Герменевтику часто определяют как понимание в языке, что верно лишь отчасти. Понимание намного многостороннее языка как медиума слов. Но вместе с тем все невербальные формы понимания замыкаются на язык.
Открывающееся проявляется непременно в слове. Гадамер называет это чудом [7,с.487], имея в виду "язык, на котором говорят вещи, – какого бы рода ни были эти вещи в каждом данном случае ..." [7,с.550]. Слово выражает саму вещь [7, с.484]. У Гадамера вещи не заговаривают лишь потому, что они не обладают умением говорить. В своем молчании вещи, однако, определяют строй языка, той среды, в которой человек живет.
Но что такое слово, этот основной конституент языка? Гадамеру очевидно, что открывающееся должно каким-то образом сохранить себя в слове. Однако неочевидно, каким именно образом происходит сохранение. Слово не произвольно и условно подобно знаку. "Слово – это не просто знак. В каком-то трудно постижимом смысле оно все же есть нечто вроде отображения" [7,с.484]. В языке выражаются дела и обстоятельства [7,с.515].