Смекни!
smekni.com

Основные философские направления и концепции науки. Итоги XX столетия, Канке В.А. (стр. 30 из 68)

Что касается философии, то здесь "... по сути, можно лишь творить" [8,с.434]. "Философствуя, следует возвратиться в старый хаос и хорошо почувствовать себя там" [8,с.471]. "Согласие в мысли. Вот желанная цель того, кто философствует" [8,с.452]. "Постоянно забывают восходить к основаниям. Вопросительные знаки ставят на недостаточной глубине" [8,с.469]. "Да поможет Бог философу проникнуть в то, что находится у всех перед глазами" [8,с.470]. На наш взгляд, последний афоризм наилучшим образом сообщает о самом сокровенном Витгенштейна.

Подведем итоги. Ранний Витгенштейн был заворожен логической формой, именно она была у него сутью мира. Поздний Витгенштейн считает сутью дела человека слово [8,с.454], точнее – языковую игру. Отличающиеся друг от друга языковые игры – это, по сути, то, чем он заменил высказываемое, показываемое и мистическое и что резонно сравнивать с мета- и объектными языками Тарского. Языковые игры Витгенштейна являются философской основой понимания любых языков, в том числе и логических языков Тарского.

Сравним схематику философствования раннего и позднего Витгенштейна.

Для раннего Витгенштейна язык есть логика, логика первична, поздний ставит в центр философствования язык, практику приходится определять через язык. Практика выступает как язык. Вместе с языковыми играми изменяются и слова, и понятия, и ценности, и горизонты творчества. Витгенштейн запустил в ход медиум языковых игр и вывел их на философскую орбиту. Кажется, он ведал, что именно творил.

Джон Остин и Джон Сёрл: теория речевых актов

Параллельно с Витгенштейном над философской теорией языка весьма успешно работал Джон Остин (1911–1960), а позднее обоих – ученик последнего Джон Сёрл (р. 1932). Речь идет о теории так называемых речевых актов.

На первый взгляд кажется, что язык, существует ли он в форме речи или письма, не изменяет действительность. А потому в языке лишь констатируется наличное положение дел, не более того. Как раз с этим мнением Остин категорически не согласен. В работе "Чужое сознание" (1946) он вводит представление о высказываниях, являющихся осуществлением действия [14,с.81], перформативных высказываниях. Он с максимальной тщательностью анализирует высказывания "Я знаю, что...", "Я обещаю, что...", "Я делаю...". Анализ показывает, что к двум последним высказываниям неприменимо различение истинно/ложно, следовательно, они не являются описаниями. Перформативные высказывания осуществляют некоторое действие, обещание, уговаривание, приказывание, предупреждение. Более того, даже высказывание "S есть Р", а его следует представить в виде: "Я знаю, что S есть Р", фактически, не является чистым описанием. "Я знаю, что..." предполагает обязательство ("Вы можете довериться мне, я не ошибаюсь, в случае нежелательных последствий я предприму определенные действия"). Знание предполагает практические обязательства. Любой язык в первую очередь перформативен. По отношению к перформативным высказываниям действует правило не истинности/ложности, а выполнимости/невыполнимости. При обещании "Я сделаю..." следует ожидать вопроса: "А вы выполните...".

Уже в "Чужом сознании" Остин, по сути, отрицал наличие чистых высказываний-описаний. Эта позиция нашла свою кульминацию в университетских лекциях Остина, относящихся к 1955г. и впервые опубликованных на английском языке уже после его смерти в 1962г. [15]. Остин различает три типа речевых актов:

- локутивный (акт говорения сам по себе, его исходное размещение (от лат. локус – место)) – "Он сказал мне: застрели ее!";

- иллокутивный (ил – не) (осуществление не смысловой, знаниевой, а языковой функции) – "Он побуждал меня застрелить ее";

- перлокутивный (вызывающий целенаправленный эффект) – "Он уговорил меня застрелить ее".

Одно дело всего лишь сообщить (сказать) информацию, другое – наметить цель (иллокутивную) и, наконец, добиться конкретного эффекта. Строго говоря, три типа речевых актов не существуют в чистом виде, в любом из них присутствуют все три момента: локутивный, иллокутивный и перлокутивный. Общая схема речевого акта выглядит следующим образом [16,с.34 7]:

Здесь В – любое высказывание; З – значение высказывания, реализуемое в локуции (штриховая линия ЗЛ); С – иллокутивная сила, реализующаяся в иллокуции (штриховая линия СИ); П – перлокуция, составляющая единство с локуцией и иллокуцией (линия ЛИП).

Вклад Сёрла в теорию речевых актов состоит в первую очередь в вычленении их правил и сближении этих актов с понятием интенциональности. Всякий речевой акт есть коммуникация, социальная связь коммуникантов, требующая соблюдения определенных условий, правил. Так, обещание предполагает, что слушающий доверяет говорящему, а тот именно в таком качестве воспринимает партнера по разговору; оба предполагают, что обещание в принципе может быть выполнено; наконец, обещающий берет на себя определенные обязательства. Если он лукавит, то разрушается коммуникация, последняя невозможна вне некоторых правил [17]. Размышления над этими правилами привели Сёрла к мысли, что существует параллелизм между интенциональными ментальными состояниями субъекта и речевыми актами, те и другие объединяет интенциональность, направленность на внешний мир [18,с.96-101]. Интенциональиыми могут быть вера, страх, надежда, желание, презрение, разочарование и т.п.

Решающие мысли Сёрла состоят в том, что, во-первых, и психические интенциональные состояния и речевые акты репрезентируют внешний мир, представляют его в условиях своей выполнимости, именно поэтому те и другие обладают логическими свойствами [18,с.109,112]. Во-вторых, интенциональные состояния являются условиями искренности речевого акта. "Так, например, если я высказываю утверждение, что р, я выражаю убеждение в том, что р. Если я обещаю сделать А, то я выражаю намерение сделать А. Если я приказываю вам сделать А, то я выражаю желание, чтобы вы сделали А" [18,с.104]. Итак, условием выполнимости речевого акта является как внешний мир, так и интенциональные психические состояния. Существенно, что само по себе психическое состояние не является действием. Действием оказывается речевой акт: "Именно осуществление акта произнесения с определенным множеством интенций превращает произнесение в иллокутивный акт и, таким образом, придает произнесению Интенциональность" [18,с.126].

На первый взгляд может показаться, что теория речевых актов достаточно банальна: вроде бы каждый наслышан о возможности и необходимости выражения в языке своих психических состояний, о коммуникативной значимости речи. Однако философские мысли аналитиков далеко не ординарны: в речевых актах человек не просто выражает свой внутренний мир, а действует. И именно в этом действии, его анализе следует искать разгадку большинства философских проблем. В итоге понятие речевого акта оказывается центральным для любой философской дискуссии. Ориентация на речевые акты, полагает аналитик, придает философии необходимую конкретность, избавляя как от натурализма, когда забывают о специфике человека, так и от субъективизма с его страстью к ментальности, которая без должных на то оснований абсолютизируется.

Ричард Хэар: универсальный прескриптивизм

Теорию речевых актов мы рассмотрим в действии на примере этики. Здесь в очевидном контрасте с естественными науками особенно много принципиальных разногласий, то и дело под сомнение ставятся сами основания этики. Физик, химик, биолог имеют возможность постоянно сверять свои суждения с фактическим положением дел, с ее величеством природой. С чем имеет дело этик? Существуют ли законы этики? Что истинно и что ложно в этике? Можно ли обосновать моральные законы? Найти разумные ответы на поставленные вопросы нелегко. В этой связи особенно приятно, что теория развития речевых актов позволяет весьма нетрадиционно и довольно эффективно решать моральные вопросы.

Мы имеем в виду разработки англичанина Ричарда Хэара (р.1919), пожалуй, самого известного западного философа-этика XX века. Хэар прекрасно ориентируется в этике, ему есть что сопоставить и что сказать от своего имени [19]. Прежде всего он разводит дескриптивистов и не-дескриптивистов, иногда их называют соответственно когнитивистами и не-когнитивистами [20,с.5]. Дескриптивисты (когнитивисты) понимают моральные суждения как констатацию фактов в соответствии с требованиями истинности/ложности. Среди дескриптивистов выделяются натуралисты и интуитивисты. Первые стремятся зафиксировать эмпирические наблюдаемые свойства поступков, например "максимизацию удовольствий" (И. Бентам и др.); вторые описывают моральные "факты" более неопределенно, с ссылками на особое моральное мышление, сближаемое с интуицией (Дж. Роулс, Р. Нозик и др.).