Соч.: Основные принципы социологической доктрины О. Конта // Проблемы идеализма. М., 1902; Методология истории. М., 1910-1913. Вып. 1-2; История русской общественной мысли и культуры XV1I-XVI1I веков. М., 1990.
Лит.: Малинов А. В. Александр Лаппо-Данилевский: историк и философ. Спб., 2001.
А. Т. Павлов
ЛАПШИН Иван Иванович (11(23). 10.1870, Москва -17.11.1952, Прага) - философ, ученик и последователь А-а И. Введенского. Учился на историко-филологическом ф-те Петербургского ун-та, по окончании к-рого был командирован за границу. С 1897 г. - приват-доцент, с 1913г.— экстраординарный проф. Петербургского ун-та, преподавал логику в Александровском лицее. В 1922 г. выслан вместе с группой философов из России. Поселился в Чехословакии, был проф. Русского юридического ф-та в Праге. Главным трудом Л. является кн. «Законы мышления и формы познания» (Спб., 1906), за к-рую он получил степень доктора философии. В ней он занимает позицию кантовского критицизма, провозглашает полный отказ от метафизики, к-рая своими догматами стесняет свободу мысли. Метафизический дуализм «вещей в себе» и «познающего субъекта» он считает «фальшивым». «Мы отказываемся переносить законы мышления на вещи вне всякого отношения к нашему сознанию», - пишет Л. (Законы мышления и формы познания. С. 135). Для Л. познаваемы лишь те предметы, к-рые обладают чувственным содержанием, оформлены временем, пространством и др. категориями, т. е. в опыте. Большую роль отводит Л. применению к познаваемым предметам закона противоречия, к-рый находится в необходимой связи с формой времени и пространства. Объект может иметь противоречивые свойства в разное время, но это невозможно в одно и то же время. Этот закон неприменим к «вещам в себе», и о них нельзя сказать, существуют они или нет. Отвергая все виды догматической метафизики, Л. тем не менее рассматривает их как «рабочие гипотезы», имеющие в руках наиболее даровитых мыслителей известную эвристическую ценность, «определенный коэффициент полезного действия». Изучая проблему «чужого я», Л. пришел к выводу, что последнее есть гипотетическая конструкция, что «трансцендентная реальность чужого я недоказуема» и можно говорить лишь об имманентной реальности чужого я (благодаря представлению о «плюрализме сознаний»). Несомненный интерес представляет работа Л. «Философия изобретения и изобретение в философии» (Пг.,1922, т. 1-2; 2-е изд. Прага, 1924), в к-рой он всесторонне разбирает внешние и внутренние условия творчества. При этом он исходит из следующих идей, в к-рых выражается его общая философская система:
1) философия есть особая наука, не совпадающая по своему содержанию ни с одною из положительных наук;
2) прогресс философии теснейшим образом связан с эволюцией специальных областей научного знания; 3) изучение научного, технического и философского творчества может оказывать полезное влияние на сам процесс изобретения. Л. отграничивает философское творчество от религиозного. Философия есть научная область духовной деятельности, сфера познавательного, а не эмоционального мышления. В силу этого нельзя, по Л., говорить о философии и как об искусстве. По мере восхождения к более высоким и тонким потребностям человека, каковыми являются религия, искусство, наука и философия, формы изобретения углубляются, но механизм изобретательности в осн. чертах остается тем же. Исходным пунктом для философской изобретательности (творчества) является «великая философская страсть удивления» человека перед фактом его бытия, перед загадками познания и деятельности, перед вопросом о сущности мира и цели бытия. Л. выявляет «философскую потребность» в изобретении. Она состоит в том, чтобы дать разумные ответы на 3 вопроса, поставленные в древности Пирро-ном и повторенные в измененном виде И. Кантом: «Из чего состоят вещи?», «Какое отношение мы должны себе к ним усвоить?», «Какую выгоду получат те, которые выполнят это?» (по Канту: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что я могу надеяться?»). «Подталкивающим импульсом» к поискам новой концепции мысли является для Л. страдание, недовольство «привычной стороной ранее принятого мировоззрения». Кроме «подталкивающего импульса», в процессе изобретения играет роль и «притягивающий мотив» - «тяга к интеллектуальной гармонии, смутное прозрение в сферу нового миропонимания, более истинного». Изобретение, по Л., осуществляется за счет «комбинаторики фактов», «комбинаторики мыслей», «комбинаторики точек зрения» и «комбинаторики форм выражения» (т. е. экспериментов в области стиля, с тем чтобы выработать «ясную и отчетливую терминологию для передачи своих совершенно новых мыслей»). Все 4 типа комбинаторики (или «поля испытаний») действуют в творческом духе ученого или философа под «непрестанным контролем мысли». Творчество для Л. есть сочетание «упорного труда и свободной и непринужденной игры».
С о ч.: О трусости в мышлении (этюд по психологии метафизического мышления) // Вопросы философии и психологии. 1900. Кн. 5 (55); Проблема «чужого я» в новейшей философии. Спб., 1910; О вселенском чувстве. Спб., 1911; Гносеологические исследования. Вып. 1: Логика отношений и силлогизм. Пг., 1917; Художественное творчество. Пг., 1922; Мистический рационализм С. Л. Франка // Мысль. 1922. № 3; Философские взгляды Радищева. Пг., 1922; Эстетика Достоевского. Берлин, 1923; Умирание искусства // Воля России. Прага, 1924. № 16-17; О двух «планах» реальности - житейском и художественном // Там же. 1926. №10; Бессознательное в научном творчестве // Там же. 1929. №1-3; Опровержение солипсизма // Учен. зап. Науч. ин-та в Праге. 1924. Т. 1, вып. 1; Творческая догадка историка // Сб. Русского ин-та в Праге. 1929. Т. 1; Эстетика Пушкина// Там же. 1931. Т. 2; О значении моделей в научном творчестве / / Науч. труды Рус. народного университета в Праге. 1931. Т. 4; О схематизме творческого воображения в науке // Записки Русского науч. ин-та в Белграде. 1931. Вып. 5; Феноменология. Прага, 1937; Философия изобретения и изобретение в философии. М., 1997.
Лит.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 1.С. 236-243.
В. В. Ванчугов
ЛЕВИЦКИЙ Сергей Александрович (15(28).03.1908, Либава - 24.09.1983, Вашингтон) - философ, писатель, публицист и литературовед. Род. в семье офицера российского флота. После революции вместе с родителями оказался за пределами России в Прибалтике. Окончил Карлов ун-т в Праге, где учился под руководством Н. О. Лосского. В 1941 г. получил степень доктора философии за диссертацию «Свобода и познание». В годы 2-й мировой войны Л. вступил в ряды Национально-трудового союза (НТС) - организации российских солидаристов, к-рая в оккупированной немцами Европе работала в подполье. После войны в числе перемещенных лиц он оказался в Германии, где в 1947 г. в изд-ве «Посев» вышел его первый большой труд «Основы органического мировоззрения». В 1950 г. переселился в США, где сначала работал преподавателем рус. языка, а затем редактором на радиостанции «Свобода». В 1958 г. в Германии изд-вом «Посев» была выпущена его книга «Трагедия свободы» (2-е фототипическое изд. 1984), предисловие к к-рой написал Лосский, оценивший Л. как «достойного преемника той линии философии, начало которой положил Соловьев». С 1965 по 1974 г. Л. преподавал рус. литературу и философию в ун-те Джорджтауна, а по выходе на пенсию много работал в области истории рус. философской и общественной мысли до конца своей жизни. На Западе Л. считают одним из главных идеологов рус. «солидаризма» направления социально-философской мысли, лежащего в основе политической программы НТС, но не укладывающегося лишь в эти рамки. Начатки солидаристского мышления можно найти не только у В. С. Соловьева, но и у А. С. Хомякова и Киреевского, народников, в мироощущении земских деятелей и «почвенников» кон. прошлого и нач. нынешнего века. Бесспорно, философия Соловьева немало дала Л. Но он принимает ее гл. обр. в рамках того развития, к-рое было придано ей С. Н. и Е. Н. Трубецкими и Франком. Взгляды этих мыслителей он своеобразно сочетает с персонализмом Лосского. Подчеркивая важность проблемы солидарности, Л. писал: «Утверждение солидарности в качестве первичного фактора развития может вызвать возражения в форме указания на мощную роль факторов борьбы. Борьба за существование является как будто основным феноменом как природного, так и социального мира. «Война есть отец и царь всех вещей», - говорит Гераклит. «Противоречие есть душа развития», - вторит ему Гегель. Взгляд этот подкрепляется широкой популярностью культивирующих его учений -дарвинизма в биологии и марксизма в социологии, и нужно без обиняков признать, что в нем есть значительная доля истины. Ограничению подлежит лишь абсолютизация фактов противоречия и борьбы, которая столь характерна для марксизма. Ибо не они, сами по себе взятые, являются основными силами развития» (Редлих Р. (сост.). С. А. Левицкий - философ-солидарист. С. 16). По его мнению, «борьба возможна на основе солидарности, но не наоборот», ибо «предполагает включенность обеих борющихся сторон в некое объединяющее их единство». Если, напр., классовая борьба приобретает «антагонистический» характер, об-ву грозит опасность превратиться из «органического целого» в «механический агрегат», что означает его самоуничтожение, или сведение высших социальных законов к низшим, биологическим, вытеснение первых последними. Социальное бытие, считает Л., есть особая область бытия. Подобно душевной жизни, оно невыводимо из бытия биоорганического, хотя и покоится на нем. Но социальное бытие нельзя сводить к бытию психическому, хотя в нем есть своя психическая сторона, ибо здесь мы имеем дело со взаимодействием не только личностей, но и общественных групп. Социальные взаимодействия носят чрезвычайно сложный характер. В социальной жизни действуют многочисленные и многообразные факторы, начиная от факторов чисто ; механических, биологических, психологических, собственно социальных и кончая духовными. Отсюда научная социология может основываться лишь на плюрализме факторов, но при этом должна руководствоваться стремлением понять социальную жизнь прежде всего из нее самой, т. е. из факторов собственно социальных (из социальных актов и их проводников). Рассматривая взаимоотношения об-ва и личности, Л. пишет: «Личность органически включена в общество, как в органическое целое объемлющего порядка, подчиняя часть своего бытия служению обществу. Вне этой включенности в общество само бытие личности не полно. Отношение между личностью и обществом в принципе есть отношение взаимодополнения, а не изначального антагонизма, сглаживаемого лишь в порядке компромисса. Если, с одной стороны, личность есть часть общества, то в более глубоком смысле общество есть часть личности» (Там же. С. 32). Нельзя не обратить внимание при этом на своеобразное понимание свободы и той социально-философской призмы, через к-рую он рассматривает все остальные проблемы. В кн. «Трагедия свободы» он усматривает в ней «шанс и риск творческого пути человечества» и подробно исследует осн. ее «составляющие»: свободу действия, свободу выбора, свободу хотения. Свобода, по Л., неотъемлемый атрибут как человеческой личности, определяющий внутреннюю природу ее «я», ее сущность, так и бытия вообще. Но если понимать свободу лишь в негативном смысле, как абсолютное отсутствие детерминизма, то необходимо признать, пишет Л., что никакое частное бытие не может быть свободным уже в силу своей обусловленности как предшествующим ходом событий, так и мировым целым. При таком понимании свободы «перед нами, следовательно, стоит дилемма: свобода присуща или Господу Богу, актом чистого произвола создавшему мир, или же свобода присуща небытию» (Трагедия свободы. Франкфурт-на-Майне, 1958. С. 123). Остается, по словам Л., «только один путь»: найти то, что обще бытию и небытию. Этим общим может быть лишь возможность. Вслед за Соловьевым он очерчивает сферу свободы категорией сущего, а не категорией бытия. «Свобода, - пишет Л., - лежит в сущем, а не в бытии. Бытие свободно лишь поскольку оно «может быть иным», то есть свобода предшествует бытию» (Там же. С. 125). Большое место в наследии Л. занимает анализ творчества и отдельных произв. рус. писателей. Одна из самых обширных глав в «Очерках истории русской философской и общественной мысли» (Франкфурт-на-Майне, 1968) посвящена Достоевскому, в к-ром Л. усматривает «залог оправдания и возрождения русской культуры» (с. 129). Главная проблема Достоевского есть и главная проблема рус. философии: проблема добра и зла. Достоевского и Соловьева, по его мнению, объединяла прежде всего приверженность христианскому миропониманию в период, когда большинство рус. интеллигенции переживало увлечение материализмом и атеизмом. Из писателей XX в. внимание Л. привлекали А. Белый и Б. Л. Пастернак. Рассматривая первого как «наиболее спорную и сумбурную фигуру русской литературы XX в., он вместе с тем отмечал: «...его творчество и его жизненный путь долго будут еще являться предметом изучения для историков, литераторов, философов. А. Белый - незабываем. Если его трудно любить, то нельзя не ценить и не помнить его» (Грани. 1965. №59. С. 167). Что касается Пастернака, то Л. считал его творчество подтверждением правильности того направления, в к-ром развивалась рус. философия и вообще вся рус. мысль с кон. XIX в.