Лит.: Соловьев В. С. Панмонголизм // Соловьев Вл. «Неподвижно лишь солнце любви...». М., 1990. С. 88-89; Он же. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об антихристе и с приложениями // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М., 1988. Т. 2; Сербиненко В. В. Спор об антихристе: Вл. Соловьев и Г. Федотов // Общественная мысль: исследования и публикации. М., 1990; Молодяков В. Э. Концепция двух востоков и русская литература серебряного века // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. М., 1990. Т. 49; Долгополое Л. К. Андрей Белый и его роман «Петербург». Л., 1988.
А. П. Козырев
ПАНСЛАВИЗМ - идея славянской культурно-политической взаимосвязи, находящая выражение в различных концепциях политической философии. Термин «П.» был введен в нач. 40-х гг. XIX в. для обозначения «сепаратистских и прорусских» настроений и движений славян Австрийской империи, хотя как явление П. возник раньше и получил определенное теоретическое оформление у ряда славянских мыслителей, напр, в идее «славянской взаимности» словацкого ученого П. Й. Шафарика.. В России предвосхищением этих идей послужила высказанная Кри-жаничем мысль, что «русское племя и имя есть всем остальным вершина и корень»; он же выдвинул проект распространения рус. языка как средства всеславянского общения. Как идейно-политическое течение, ставящее своей целью достижение всеславянского единения под эгидой одного из народов (в первую очередь рус. и польского) или в форме федерации, П. начал оформляться с кон. XVIII - нач. XIX в. В форме призыва к конфедеративному союзу всех славянских народов на началах демократизма П. был присущ Об-ву объединенных славян, возникшему в 1818 г. и организационно оформившемуся в 1823 г. В него входили рус. офицеры и польские шляхтичи, не чуждые идей масонства. Нек-рые положения относительно славянского единения на федеративных началах были восприняты в сер. 40-х гг. Кирилло-Мефодиевским братством, в к-рое входили представители разных славянских народов, и петрашевцами, но революционно-демократическое крыло П. сформировалось все же в Европе благодаря революционным инициативам М. А. Бакунина, поддерживаемым Герценом. В свою очередь Погодин в «Записках» обосновывал позиции доминирования Российской Империи в решении славянского вопроса, дав
идее П. «консервативный» облик. «Консервативный» П. все более проникал в официальную идеологию, стимулируя соответствующий подход к решению т. наз. «вост. вопроса», что проявилось, напр., в Крымской войне. Оба варианта П. подверглись критике в произв. К. Маркса и Ф. Энгельса. «Консервативный вариант» они расценивали как выражение имперских устремлений рус. самодержавия, «демократический» - как апологию земледельческого производства и отсталости. Предпочтительнее им казалась линия на ассимиляцию славянства «передовыми народами», в первую очередь - немцами. В ст. «Демократический панславизм» (1849) Энгельс писал: «...кроме поляков, русских и, самое большее, турецких славян, ни один славянский народ не имеет будущего...» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 294). Трактовки П. как орудия рус. абсолютизма придерживались мн. зап. социальные мыслители, что подчеркивал, напр., А. Н. Пыпин. «Под русским панславизмом западные писатели разумеют обыкновенно, принимаемое ими за несомненное, стремление России воспользоваться племенными влечениями славянских народов, слабых в отдельности, для установления своего влияния или господства над ними с тем, чтобы грозить потом Европе» (Пыпин А. П. Панславизм в прошлом и настоящем. С. 73). С его т. зр., П. не столько политическое течение, сколько «философско-историческое построение, которое никогда не было правительственной системой», между тем его сущность «злостного политического плана была принята как факт» (Там же. С. 171, 172). Определенные панславистские положения высказывались славянофилами, хотя их внешнеполитические ориентации не в полной мере совпадали с П. Более четко установки П. просматриваются в работах Цанилевского (прежде всего «Россия и Европа») и Ла-манского, а нек-рые трактовки «славянской идеи» в сугубо консервативном духе К. П. Леонтьевым и Победоносцевым вызывали отпор со стороны не только революционно-демократически ориентированных, но и либеральных кругов. Влияние этой идеи уже в форме неославизма проявилось в нач. XX в., особенно после Славянского съезда в Праге в 1908 г. Заметный вклад в его развитие внесли В. А. Бобринский, Милюков, П. Б. Струве. Они отказывались от опоры на монархическое начало в осуществлении П. и в то же время исходили из посылок европеизма в решении ряда проблем славянства. Хотя идеи П. и неославизма и входили в идеологическое обоснование позиции России в 1-й мировой войне, об-во (в отличие от 1877-1878 гг.) они не воодушевляли. Образование ряда славянских государств после 1918 г. можно было бы считать осуществлением «демократического варианта» П., если бы не противоречия между ними и не реванш идеи пангерманизма в форме национал-социализма. Соответственно Россия (СССР) вновь взяла на себя миссию освобождения и объединения славянских народов в годы 2-й мировой войны. Не исчезли импульсы к утверждению «славянской идеи» и в настоящее время.
Л и т.: Аксаков И. С. Славянский вопрос, 1860-1882. М., 1886; Милюков П. Н. Разложение славянофильства: Данилевский. Леонтьев. Вл. Соловьев. М., 1893; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем (1878). Спб., 1913; Славянский Ф. А. Великие славянские задачи. Харбин, 1919; Егоров Б. Ф. О национализме и панславизме славянофилов // Славянофильство и современность. Спб., \994; Kohn Н. Panslavism. It's History and Ideology. Notre Dame. Indiana, 1953; Petrovich M. B. The Emergence of Russian Panslavism, 1856-1870. N. Y., 1956.
Э. Г. Лаврик
ПАНТИН Игорь Константинович (6.10.1930, д. Новая Слуда Сямженского р-на Вологодской обл.) - специалист в области истории рус. философии и политологии, д-р философских наук, проф. Окончил философский ф-т МГУ (1954) и аспирантуру (1957) по кафедре истории философии народов СССР. В 1958-1964 гг. работал в Политиздате, 1964-1979 гг. - зав. кафедрой философии Всесоюзного заочного ин-та пищевой промышленности, зав. сектором в Ин-те международного рабочего движения АН СССР. С 1992 по 2006 г. - зав. сектором истории политической философии Ин-та философии РАН, в наст. вр. - главный научный сотрудник. С 1983 - главный редактор, политический директор (с 1997) журн. «Полис» («Политические исследования»). В диссертационных работах П.: кандидатской (1963) - «Борьба материализма и позитивизма в русской философии ( 2-я пол. XIX в.)» и докторской (1975) -«Социальная мысль в России: переход от народничества к марксизму» - рассматриваются особенности исторического развития России через призму движения общественной мысли. Круг научных интересов П. - анализ специфики «догоняющего» развития России. П. видит прямую связь между отсутствием класса или социальной группы, чьи интересы совпадали бы с потребностями развития об-ва в целом, и усилением роли насилия, государственного прежде всего, выступавшего фактором преодоления различного рода кризисов - внутренних и внешних. «Демократическую перспективу строительства социализма» П. оценил как миф: народ к участию в управлении государством не был привлечен, т. к. политическая власть обернулась монополией одной партии и переросла в тоталитаризм. Коммунистический режим рухнул, и под вопросом оказалась не только экономическая эффективность «догоняющего» развития, но и диктуемые им политические, идеологические и моральные императивы.
С о ч.: Материализм и материалистическая теория познания русских революционных демократов. М., 1963; Социалистическая мысль в России: развитие от утопии к науке. М., 1973; Посткоммунистическая демократия в России: основания и особенности//Вопросы философии. 1966. №6; Драма российских реформ и революций (в соавт.) М., 2000; Россия и мир: историческое самоузнавание. М., 2000.
Н. М. Северикова
ПАСКАЛЬ В РОССИИ. Фр. религиозный мыслитель Блез Паскаль (1623-1662) с его своеобразным видением Бога и мира, экзистенциальным углублением в «бесконечный космос» души и «человеческим» постижением истины занимает особое место в рус. культуре. Школу паскалев-ских «Мыслей» прошли не только выдающиеся представители рус. культуры, но и мн. образованные люди разных слоев рус. об-ва. Осн. идеи, парадоксы и знаменитые образы П. становятся не только известными, но и популярными (величие и ничтожество человека, «личный Бог» и «Бог ученых и философов», «аргумент-пари», символ сердца, образы «мыслящего тростника», «бездны», феномен «равнодушной природы» и др.). Самый ранний перевод (анонимный) «Мыслей» появляется в журн. Новикова «Утренний свет»: «Опоследование «Мыслей» Паскалевых и «Характеров» Теофрастовых» (1778). В 1843 г. И. Г. Бутовский выпустил в свет свой перевод ряда мыслей П. «О человеке» и несколько его малых философских соч. К кон. XIX в. публикуют свои переводы «Мыслей о религии» Паскаля П. Д. Первое (1888,1889,1905) и С. Долгов (1892, 1902). За советский период «Мысли» (в сильно урезанном виде) были изданы лишь в 1974 г. (БВЛ. Т. 42, пер. Э. Линецкой). П. в Р. воспринимался либо с глубоким уважением, даже с поклонением и обожанием (А. С. Хомяков, считавший себя «учеником» П., Киреевский, Толстой), либо с той или иной долей неприятия и критики (И. С. Тургенев, Герцен, Чернышевский, Шестов). После революции П. ценился как великий ученый и не был в чести как религиозный и мистический философ. Для Толстого П. был «учителем человечества» наряду с Лао-цзы, Буддой, Сократом, Спинозой, Руссо. В его «Круге чтения на каждый день», подборке мудрых мыслей выдающихся представителей культуры всех времен и народов, П. принадлежит самое почетное место, он особенно ценил в П. дар провидения высших истин, от к-рых зависит весь смысл бытия и человеческой жизни. Толстого роднит с П. обостренное нравственное чувство, беспощадная логика и вместе с тем наивно-детская вера в добро, убеждение в том, что за всеми «завесами бытия» таится сокровенный смысл жизни. Обреченные оба на духовное «странничество», они двигались в одном направлении: от осознания суеты жизни - к «чистому житию», от сомнения - к вере, от людских страданий - к радости и счастью в Боге, от ужаса неумолимой физической смерти - к вечной жизни в духе, от спокойной и несколько абстрактной религиозности - к откровению религии Христа, от «лукавых рассуждений» отвлеченного ума - к неподкупным интуици-ям сердца. Как и П., Толстой подчеркивал личный, живой, экзистенциальный характер веры, к-рой жаждет сердце и к-рую не в состоянии обрести холодный ум со всей своей «железной логикой». Оба они убеждены, что «многознание религии не научает». Толстой даже усиливает антисциентизм П., указывая не только на бесполезность науки, но и на «вредные ее последствия» для духовного просветления человечества. Наука угождает «плотскому человеку», тогда как религия обращается к духовной личности. Наука «равнодушна» к нравственному порядку бытия, к-рый близок религии, ибо в ней он укоренен. Оба они считали, что без Бога нет ни морали, ни высших ценностей жизни. Правда, есть один пункт в религии П., вызывающий резкое неприятие Толстого, - его якобы «детская вера в догматический католицизм». Однако Толстой не совсем прав, ибо П. (пусть в рамках католицизма) развивал раннехристианский вариант «религии сердца», противостоя тогдашнему догматическому католицизму -иезуитизму, за что и был объявлен «еретиком». Здесь более прав Флоренский, к-рый находил «какое-то особое сродство у Паскаля с православием». Есть принципиальное сходство между ними в трактовке самого феномена религиозной веры: признание ее как личной, живой, глубинно-искренней, а не как формально-внешней, «договорно-юридической», поверхностно-разумной, обставленной внешней атрибутикой. Критика П. зап. исповеданий (иезуитского варианта католицизма и протестантизма) сродни критике их со стороны православных философов (Киреевский, Хомяков, Юркевич и др.). В целом рус. мыслители, как и П., не принимают зап. рационализм в религии, богословии и философии. «Умной религии» они противопоставляют «сердечную веру», абстрактному гносеологизму - «живознание», отвлеченному представлению о природе человека и его свойствах - «живую целостную личность», аналитическому изучению жизни - синтетическое видение ее, превосходству разума над чувствами - приоритет сердца над разумом. В России высоко оценили паскалевский символ сердца («Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем», «У сердца свои законы, которых разум не знает», «Сердце чувствует Бога, а не разум») и связанную с ним дихотомию «внутреннего человека» на уровне сердца и «внешнего человека» на уровне разума (Сердца метафизика). Все высшие ценности жизни (нравственные, религиозные, духовные в целом) с этой т. зр. имеют своим истоком сердце как «световой центр души». Отсюда интуиции сердца выступают как «высший гнозис», что соответствует паскалевскому кредо: «Истина постигается любовью». На эту сторону учения П. обратили внимание Флоренский и Вышеславцев. В гл. «Паскаль» из кн. «Вечное в русской философии» последний пишет: «Можно удивляться, что французская философия, которая исследовала и истолковывала каждую строчку в сочинениях Паскаля, не заметила у него этого поразительного открытия - логики сердца и основанных на ней суждений о ценностях». По Вышеславцеву, П. предвосхитил (до М. Шелера) иерархический порядок ценностей, в к-ром духовные ценности стоят выше материальных, персональные ценности - выше безличных, а нравственные и религиозные ценности - выше теоретических (Этика преображенного Эроса. М., 1994. С. 293-295). С указанной проблематикой связано и понимание П. трагизма человеческого существования: противоречивости и парадоксальности человека, его величия и ничтожества, анти-номизма самой его природы и всего его бытия. Особенно близко оно Достоевскому, погружающему своих героев в духовные «бездны противоречий» и «омут неразрешимых загадок». Среди рус. мыслителей Достоевский наиболее конгениален П. Однако при всем трагическом видении человека оба они не «срываются» ни в мизантропию, ни в отчаяние, ни в безнадежность, потому что спасаются верой в Иисуса Христа и его искупительную миссию. Для них нет веры и любви к человеку без веры и любви к Богу. При всех «безднах падения» человека «искра Божия» как «свет во тьме светит» в нем. Религиозный гуманизм П. сродни мн. рус. мыслителям. Не понимая глубинных основ гуманизма П., Вольтер считал его «утонченным мизантропом». Такое непонимание свойственно Шестову, к-рый в своей работе «Гефсиманская ночь» называет его «изувером и фанатиком», «ненавистником разума» и всего того, что дорого людям. Они любят устойчивость - он выбирает непостоянство; они любят твердую почву - он их толкает в бездну; они ценят внутренний мир - он призывает к мучениям; они ищут ясных истин - он «спутывает все карты»; они любят покой - он же восклицает: «Христос будет в агонии до конца мира -так не будем же спать!» Призыв П. к совести человечества, как и его духовную требовательность к людям, Шестов трактует как издевку над человеком. Шестов сближает П. с Ницше-разрушителем и связывает гениальность обоих с их психическим заболеванием, поверив клевете иезуитов о «сумасшествии» П. Бердяев проницательно заметил, что Шестов «роковым образом обречен на непонимание Паскаля», ибо сам принадлежит «эпохе Ницше». Критически к философским взглядам П. относятся революционные демократы и материалисты (Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Писарев), как бы продолжая этим традицию фр. Просвещения, осуждавшего П.-христианина и не ценившего в нем философа. «Вечным оппонентом» П.-христианина был Тургенев, не любивший иезуитов и вообще католиков и клеймивший в П. «раба католицизма». И вместе с тем П. был для него таинственным водителем по «метафизическим полям» жизни, ибо писатель не чужд был «паскалевским безднам» и парадоксам, «проклятым вопросам», трагическим темам и образам. Философская часть романа «Отцы и дети» создавалась под непосредственным влиянием «Мыслей» П. о человеке, бренности и хрупкости его жизни, ее «ничтожности» во Вселенной, трагической неизбежности смерти, великом спокойствии «равнодушной природы», к-рой нет никакого дела до человека. Розанов связывал трагизм Тургенева с его атеизмом и даже богохульством, тогда как у П. трагизм смягчается верой в Бога, в силу чего скорбная душа П., обретая надежду, избегает отчаяния.