Смекни!
smekni.com

Русская философия энциклопедия (стр. 390 из 447)

Наряду с традиционными науками о человеке возникли новые дисциплины и направления: генетика человека, диф­ференциальная психофизиология, аксиология, эргономи­ка и др. Проблема человека прямо или косвенно превра­щалась в общую проблему для всех наук, всех сфер культу­ры. Ряд важных методологических предпосылок станов­ления Ф. а. сформировался в области психологии. Уже С. Л. Рубинштейн («Бытие и сознание», 1957; «Человек и мир», 1966 и др.), выдвинув принцип единства сознания и деятельности, положил начало деятельностному подходу к человеку. Психолог Б. Г. Ананьев («Человек как предмет познания», 1968) впервые предпринял попытку системати­зировать многообразные частнонаучные данные о чело­веке. Этим путем он стремился создать общую теорию человекознания, полагая, что роль интегратора в ком­плексном подходе к человеку должна принадлежать психо­логии. Вскоре, однако, обнаружились недостатки комплек­сного подхода, связанные с тем, что всесторонность опи­сания человека не может заменить собой потребность в создании целостной теории. А. Н. Леонтьев («Деятельность, сознание, личность», 1975; 2-е изд. - 1977) в этой связи от­мечал, что необходимо именно познание личности как целостного образования. В результате дискуссий мн. фи­лософы стали подчеркивать особую роль в познании че­ловека философии, к-рая не должна превращаться в прос­тое толкование данных отдельных наук, поскольку она име­ет свой угол зрения, свои задачи, связанные с интегративными и эвристическими функциями в исследовании феномена человека. Системно-концептуальный подход к философским проблемам человека, связанный с анали­зом методологии исследования, понятийного аппарата, вопросов сущности и существования человека и т. п., на­шел свое отражение в работах «Проблема человека в со­временной философии» (1969), Мысливченко («Человек как предмет философского познания», 1972), Б. Т. Григорьяна («Философия о сущности человека», 1973), М. С. Кагана («Человеческая деятельность», 1974), Л. П. Буевой («Чело­век: деятельность и общение», 1978), Фролова («Перспек­тивы человека», 1979) и др. В др. работах разрабатывались отдельные аспекты Ф. а.: проблемы отчуждения (Ойзер­ман, Ю. Н. Давыдов и др.); творчества, опредмечивания и распредмечивания в процессе как предметно-практичес­кой, так и знаково-символической деятельности (Г. С. Бати-щев, Г. А. Давыдова, В. С. Библер и др.); свободы (В. Е. Давидович, К. А. Новиков и др.); принципы познания индивидуальности (К. А. Абульханова-Славская, И. И. Резвицкий и др.); человек в контексте развития материи (В. В. Орлов и др.); соотношение биологического и социального (Н. П. Дубинин, В. И. Плотников и др.); проблемы субъек­тивности (И. В. Ватин и др.); самосознания и бессознатель­ного (А. Г. Спиркин, Ф. В. Бассин и др.); смысла жизни (Г. Н. Гумницкий, В. А. Капранов, Л. Н. Коган и др.); уни­кальности человека (П. С. Гуревич и др.). Итоговыми тру­дами по изучению человека в философии, частных науках, искусстве и религии явились сб. «Человек в системе наук» (1989) и «О человеческом в человеке» (1991), в последний включены также статьи зарубежных философов - П. Рикёра, Э. Агацци и Ю. Хабермаса. На развитие философско-антропологических исканий в стране заметное влияние ока­зывало (и оказывает) критико-аналитическое изучение совр.

зап. течений - экзистенциализма, философской антропо­логии, психоаналитических теорий и др. Формирование Ф. а. как относительно самостоятельного направления ис­следований проходило в конфронтации с теми, кто стоял на позициях ортодоксально-догматически толкуемого мар­ксизма. Сторонники новых подходов к изучению человека («антропологисты») подвергли критике механистические попытки растворить индивида в об-ве и тем самым снять саму проблему изучения человека как личности и индиви­дуальности. Была признана неправомерность сведения че­ловека к его сущности, необходимость анализа ее в диалек­тической взаимосвязи с категорией существования (как проявления многообразия социальных, биологических, нравственных, психологических сторон жизнедеятельности индивида). Структурно организованная совокупность кон­кретных социальных и биологических качеств человека ста­ла обозначаться понятием его природы в отличие от более узкого понятия - его сущности, отражающей не всю пол­ноту качеств человека, а лишь наиболее существенные связи и отношения, определяющие внутреннюю логику его раз­вития. Анализируя механизм взаимодействия и взаи­мопроникновения биологического и социального в чело­веке, ученые пришли к выводу, что это не означает ни вза­имного растворения, ни параллельного сосуществования двух начал. Биологические структуры и функции челове­ческого организма под воздействием социального фактора в значительной мере (но не полностью) претерпели моди­фикацию и достигли в ряде отношений более высокого уровня развития, нежели у др. представителей животного мира, т. е. они «очеловечились» в антропосоциогенезе. Было подвергнуто критике понимание свободы лишь как «познанной необходимости» и выдвинута концепция внут­ренней свободы как возможности самостоятельного вы­бора и самореализации человека. Идее «всеобщего уравнивания» как некоему фундаменту «социалистичес­кого общежития» была противопоставлена задача разви­тия индивидуальности как самобытного способа бытия лич­ности, выступающей субъектом самостоятельной деятель­ности. Был сделан вывод, что Ф. а. призвана создавать кон­цептуальный образ человека, в к-ром теоретический и практико-аксиологический аспекты были бы слиты воеди­но. Иными словами, целостная концепция человека долж­на носить не только теоретико-познавательный, но и гума­нитарно-аксиологический характер. Поэтому в ряде работ последнего времени ощущается поворот от привычных способов философствования, от сухой теоретической рас­судочности к экзистенциальным, гуманитарно-ценностным проблемам жизненного мира человека, с тем чтобы об­легчить ему выработку духовной ориентации в поисках смысла жизни и своего назначения. Этот подход в целом идет в русле традиционных философско-антропологических исканий в России.

Лит.: Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991; Он же. Учение С. Л. Франка о человеке//С. Л. Франк. 1877-1950. Памяти Семена Людвиговича Франка. Мюнхен, 1954; Болдырев А. И. Проблема человека в русской философии XVIII века. 1976; Колесов В. В. Мир человека в слове Древней Руси. Л., 1986; Шкуринов П. С. А. Н. Радищев: Философия человека. М., 1988; Гайденко П. П. Мистический революционаризм Н. А. Бердяева // Бердяев Н. А. О назначении человека. М, 1993;

Она же. Человек и человечество в учении В. С. Соловьева // Вопросы философии. 1994. № 6; Мысливченко А. Г. Мятежный апостол свободы // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994; Человек в русской философии // Человек. Мыслите­ли прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. XIX век. М., 1995. С. 360-366; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007.

П. П. Апрышко, А. Г. Мысливченко

ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ НА РУСИ в XI-XVII вв. -

начальный этап рус. философии, обладающий специфи­ческими чертами своего становления и развития. Для него характерно восприятие, с одной стороны, элементов славянского языческого мировоззрения, к-рое по различ­ным источникам (письменным, археологическим, этног­рафическим) реконструируется специалистами по исто­рии культуры, с др. стороны, теоретических положений развитой к тому времени восточнохристианской философ­ской и богословской мысли (через византийское и южнославянское посредничество). От Византии, бывшей главной хранительницей античного наследия, Русь полу­чила немало образов, понятий основополагающей для ев­ропейской культуры эллинской цивилизации, но не в чис­том, а в христианизированном виде. В XI—XIII вв. о древне­рус. философской мысли можно говорить как о сложив­шемся явлении, в X V-X VI вв. она переживает свой расцвет, в XVII в. начинается постепенная смена средневекового типа мышления новоевропейским. Принявшее окончатель­ные формы к X в. языческое сознание восточнославянских и близких к ним тюркских, угро-финских, балтских и др. племен явилось итогом многотысячелетнего архаическо­го периода. Его осн. установки таковы: нерасторжимость с природными циклами, политеистическое поклонение сти­хиям, неразличение духовного и материального аспектов бытия, культ тотемов и предков как способ социальной де­терминации. Христианство вместо натуралистического равновесия языческого пантеизма вводит напряженное противостояние духа и материи, в мире и человеке усмат­ривается непримиримая борьба двух противоположных начал, отождествляемых с Богом и дьяволом, добром и злом, душой и плотью. Вместо идеи вечного круговорота выра­батывается концепция линейного развития эсхатологичес­кого, финалистического типа от сотворения мира до грядущего Страшного суда. Человек взывается к мораль­ной ответственности, его жизнь подключается к мировому универсуму, судьба его этноса становится частью обще­человеческой истории. Реально древнерус. сознание при господстве православного учения включало элементы язы­ческого прошлого, что принято называть двоеверием. В отличие от западноевропейской схоластики, языком к-рой была латынь, отечественная философия с самого начала следовала традиции славянских первоучителей Кирилла и Мефодия, создавших азбуку и положивших начало пере­вода Библии как осн. источника средневековых пред­ставлений о мире и человеке на старославянский язык. Неотделимость от контекста культуры в целом, тесный союз с литературой и искусством, когда мн. философские идеи воспринимались не в виде понятийно-логических и систем­но-образующих конструкций, а через художественно-пла­стические образы, и отсюда тяготение к живому, образно­му слову, публицистичность, особый интерес к истори­ческой и нравственно-этической проблематике составля­ют отличительные черты рус. средневекового философст­вования. Благодаря им не только средневековая, но и вся последующая рус. культура приобретала высокую фило­софскую значимость, вместе с тем они сыграли и тормозя­щую роль в конституировании философии как особого вида профессиональной деятельности. Термины «философ», «философия», «философствовать» довольно часто встре­чаются в древнерус. письменности, но их значение было гораздо шире, чем в совр. языке. Под «философами» мог­ли подразумевать: античных мыслителей, чьи идеи и име­на были известны по мн. источникам, в т. ч. по сб. афори­змов «Пчела»; представителей патристики, напр., о Мак­симе Исповеднике писалось, что он был «философ до кон­ца житием и словом пресветел»; искушенных в догматике христианских проповедников, каковым назван в «Повести временных лет» византийский богослов, пришедший на­кануне крещения Руси и произнесший перед князем Вла­димиром «Речь философа»; мастеров экзегезы, углублен­но истолковывавших скрытый смысл почитаемых книг, вроде Климента Смолятича; просветителей высокого куль­турного уровня, каким был «зело мудрый в философии» Максим Грек; деятелей искусства, умевших философские образы воплощать в художественной форме, - так, иконо­писца Феофана Грека называл «искусным философом» его современник Епифаний Премудрый, вообще людей, способных к необыденному мышлению. Все это свиде­тельствует об уважительном отношении к философии на Руси, показывает ее высокий статус и дает опосредован­ное понимание самой философии и смысла философство­вания. Непосредственные же представления о ней выра­жены в ее определениях. Так, наиболее авторитетный для Руси того времени византийский мыслитель, гимнограф VIII в. Иоанн Дамаскин дал 6 определений философии: «Философия есть познание сущего как такового... позна­ние божественных и человеческих вещей... помышление о смерти произвольной и естественной... уподобление Богу в возможной для человека степени... искусство искусств и наука наук... любовь к мудрости». Первое на славянском языке определение философии сформулировал первоучи­тель Кирилл, прозванный Философом. В посвященном ему житии сообщается, что под философией он понимал «зна­ние вещей божественных и человеческих, насколько мо­жет человек приблизиться к Богу, которое учит человека делами своими быть по образу и подобию сотворившего его». Далее раскрывается понимание философии как воз­вышенного стремления к Софии Премудрости Божией. Образ Софии Премудрости, представляющий христиани­зированный синтез языческой Афины Паллады и библейс­кой девы Мудрости, является одним из ключевых в рус. философии. Он выражен не только в письменных текстах, но и в величественных храмах, посвященных Софии, в фрес­ках и иконах, в произв. пластики, в торжественных песнопе­ниях в ее честь. Он во многом формировал ставшую ус­тойчивой для отечественной философии традицию ее соединения с художественным и символическим осмыс­лением бытия, лег в основу софиологии. Для средневеко­вого понимания философии важно принципиальное раз­деление ее на «внутреннюю» и «внешнюю», идущее от отцов церкви. Под первой подразумевалась христианская, богодуховенная, высшая, целью к-рой является спасение души человеческой, под второй - языческая, мирская, -ме­нее важная, ибо она направлена на познание вещей мате­риальных, порою осуждаемая, но все же полезная, как пи­сал Максим Грек, «для исправления ума», имея в виду ло­гику. Понимание философии как практического, жизне-строительного, учащего не словом, а делом духовного наставничества, как исцеление души человеческой было своеобразной христианской интерпретацией сократовско­го ее понимания как практической морали. После введе­ния христианства в Киевской Руси новая идеология нужда­лась в значительном письменном фонде, в осмыслении серьезных богословско-философских вопросов бытия и сознания, что стимулировало рост интереса к мировоззрен­ческой проблематике. Углубленная экзегеза (толкование библейских текстов), содержащаяся в переводимых на сла­вянский язык творениях отцов церкви, способствовала со­зданию развитого абстрактного мышления. Центральным мировоззренческим понятием было сверхпонятие Бога, осмысленного как высший синтез субстанциального, морального, социального и иного отношения к бытию. Главным назначением усваиваемой т. обр. священной муд­рости было научение человека добродетельной жизни и осознанию им высшего смысла своего существования. В складывавшейся и быстро достигшей расцвета древнерус. книжности XI-XII вв. можно выделить три потока: пере­водную, общую для славянских народов и оригинальную литературы. Переводились прежде всего библейские тек­сты, творения отцов церкви и богослужебная литература. Особенно популярной была Псалтырь. После Азбуки и Ча­сослова она стала на Руси следующей обязательной для изучения книгой. Вместе с тем Псалтырь была не сухим учебником, а ярким поэтическим произв., оказавшим глу­бокое воздействие на всю средневековую культуру и по­эзию вплоть до Нового времени. К числу наиболее ценных источников философско-онтологического характера сле­дует отнести «Шестодневы», пространно истолковывавшие библейский сюжет о сотворении мира, содержащийся в книге Бытие. На Руси особенно популярным стал «Шес-тоднев» Иоанна экзарха Болгарского. Среди оригиналь­ных соч. на первое место по своему философскому значе­нию следует поставить «Слово о законе и благодати» мит­рополита Илариона. Оно является первым известным нам памятником древнерус. торжественного красноречия, это яркое творение публицистики и вместе с тем глубокое историософское соч. «Златоустом, паче всех просиявших на Руси» называли Кирилла Туровского. Его проповеди, слова, речи представляли образец ораторской прозы, об­ладавшей социально-этическим, назидательным характе­ром и острой публицистической направленностью. Мыс­лителей, писателей, публицистов можно обнаружить не только среди лиц духовного звания, хотя они и преоблада­ют в этот период. Культурным деятелем XII в. из мирян является великий князь Владимир Мономах, создатель «По­учения», пронизанного постоянным напоминанием о следовании добру, неприятии зла в любом обличье, о «страхе Божием» как начале всякого благого деяния, а также при­зывом к примирению и прощению взаимных обид, пре­одолению ненависти и розни ради единства Рус. земли.