Смекни!
smekni.com

Русская философия энциклопедия (стр. 402 из 447)

Л и т.: Ойзерман Т. И. Философия Фихте. М., \962;Гайденко П. П. Философия Фихте и современность. М., 1979; Она же. Парадоксы свободы в учении Фихте. М., 1990; Лукьянов А. В. Проблема духовного «Я» в философии И. Г. Фихте. Уфа, 1993; Фихте в России. Оренбург, 1996; Философия Фихте в России. Спб., 2000.

А. В. Лукьянов

ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович (9(21 ).01.1882, Ев-лах Елисаветпольской губ. (ныне Азербайджан) - 8.12.1937, Ленинград) - религиозный мыслитель, ученый. Детство Ф. провел в Тифлисе и Батуме, где его отец, инженер пу­тей сообщения, строил военную Батумо-Ахалцыхскую дорогу. Учился во 2-й Тифлисской классической гимна­зии вместе с Д. Д. Бурлюком, А. В. Ельчаниновым, Эр-ном, Л. Б. Розенфельдом (Каменевым). Летом 1899 г. Ф.

пережил духовный кризис, когда он осознал ограничен­ность естественно-научного знания, результатом чего было возникновение интереса к религии. В это же время зарождается его «математический идеализм», к-рый он характеризовал как «коренное убеждение, что все возмож­ные закономерности бытия уже содержатся в чистой ма­тематике как первом конкретном, а потому доступном использованию самообнаружении принципов мышле­ния». В связи с этим убеждением у него явилась «по­требность построить себе философское миропонимание, опираясь на углубленные основы математического по­знания» (см.: Богословские труды. 1982. № 23. С. 366). В 1900 г. Ф. поступил на физико-математический ф-т Мос­ковского ун-та по отд. чистой математики. Большое влия­ние на него оказал Бугаев, учение к-рого о прерывности (аритмологию) он обогатил идеями теории множеств Г. Кантора. Его работа «О символах бесконечности» (1904) была первым трудом по теории множеств в России. Свое кандидатское соч. «Об особенностях плоских кривых как местах нарушения ее непрерывности» Ф. предполагал сделать частью большой философской работы «Прерыв­ность как элемент миросозерцания». В синтезе теории множеств Кантора и аритмологии Бугаева он видел уни­версальный метод решения проблем не только математи­ки, но и др. областей знания («философско-математический синтез»). При этом точку и число он понимал как живую монаду, «умный первоорганизм». Параллельно с занятиями математикой Ф. активно участвует в студен­ческом Историко-филологическом об-ве, созданном по инициативе С. Н. Трубецкого, под руководством к-рого он написал работу «Идея Бога в платоновском государст­ве», а под руководством Лопатина, возглавлявшего фи­лософскую секцию в об-ве, - работу «Учение Дж. Ст. Милля об индуктивном происхождении геометрических понятий». В сентябре 1904 г., по совету епископа Антония (Флоренсова), Ф. поступает в Московскую духовную ака­демию. Написанное по ее окончании кандидатское соч. «О религиозной истине» легло в основу его магистерской диссертации. В сентябре 1908 г. он был утвержден испол­няющим должность доцента академии по кафедре исто­рии философии. В 1911 г. Ф. был рукоположен ректором академии епископом Волоколамским Феодором (Поздеевским) в сан диакона, а затем - в сан священника. С 1912г. он служил в Сергиево-Посадской церкви убежища (при­юта) сестер милосердия Красного Креста. За время преподавания в академии (1908-1919) Ф. создал ряд ори­гинальных курсов по истории античной философии, фи­лософии культуры и культа, кантовской философии, лишь нек-рые разделы к-рых были опубликованы (Пределы гно­сеологии // Богословский вестник. 1913. Т. 1. № 1; Смысл идеализма. Сергиев Посад, 1915; Первые шаги философии. Сергиев Посад, 1917). Оценивая вклад Ф. в изучение пла­тонизма, Лосев писал, что он дал «концепцию платониз­ма, по глубине и тонкости превосходящую все, что когда-нибудь я читал о Платоне». «Новое, что вносит Флоренс­кий в понимание платонизма, это - учение о лике и маги­ческом имени. Платоновская Идея - выразительна, она имеет определенный живой лик» (Очерки античного сим­волизма и мифологии. М., 1993. С. 692-693). Живое суще­ство, по Ф., - это наиболее наглядное проявление идеи.

Идея есть монада-единица особого рода - «бесконечная единица». Идеи Платона соответствуют имени. «То, что познается, - идея Платона - есть точное соответствие имени, внутреннюю силу которого постигает кудесник в своем волхвовании. И эти полновесные имена так же от­носятся к обычным именам-кличкам, как идеи Платона -к пустым рассудочным понятиям» (Флоренский П. А. Общечеловеческие корни идеализма // Символ. 1984. № 11. С. 191). Т. обр., считал он, идея Платона, единица, за­ключает в себе силу-субстанцию-слово, формирующее самое бытие вещи. В 1908 г. в сб. «Вопросы религии» (вып. 2) появилась первая редакция кн. «Столп и утвер­ждение Истины», к-рая легла в основу магистерской дис­сертации Ф. «О Духовной Истине. Опыт православной теодицеи» (М., 1913. Вып. 1-2). После защиты диссертации в 1914 г. он стал магистром богословия и экстраординар­ным проф. академии по кафедре истории философии. В этом же году вышел отдельным изданием самый извест­ный его труд «Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи» (М., «Путь», 1914). Свою жиз­ненную задачу Ф. понимал как приложение путей к буду­щему цельному мировоззрению, синтезирующему веру и разум, интуицию и рассудок, богословие и философию, искусство и науку. Отвлеченные построения были ему чужды, и сам он в «Мнимостях в геометрии» (1922) назы­вал свою философию «конкретной метафизикой». Т. обр., Ф. следует традиции рус. философской мысли, выражен­ной в названии кн. В. С. Соловьева «Критика отвлеченных начал». Существенной проблемой как онтологии, так и теории познания он считал выявление языка символов. Бытие, по Ф., имеет два взаимосвязанных модуса: оно об­ращено внутрь, сосредоточено и укоренено в своей глу­бине и вместе с тем являет себя энергетически вовне. Носителями энергий бытия выступают имена и слова. Они суть не что иное, как само бытие в его открытости чело­веку, а посему они - символы бытия. «Бытие, которое больше самого себя, - таково основное определение сим­вола... Символ есть такая сущность, энергия которой, сра­щенная или, точнее, срастворенная с энергией некоторой другой, более ценной в данном отношении сущности, несет таким образом в себе эту последнюю». По Ф., «сло­во, как деятельность познания, выводит ум за пределы субъективности и соприкасает с миром, что по ту сторо­ну наших собственных психических состояний. Будучи психофизиологическим, слово не дымом разлетается в мире, но сводит нас лицом к лицу с реальностью и, следо­вательно, прикасаясь к своему предмету, оно столь же может быть относимо к его, предмета, откровению в нас, как и нас ему и пред ним» (У водоразделов мысли // Соч. М., 1990. Т. 2. С. 287,281). Йознание переживается Ф. как брак бытия познающего с бытием познаваемым, как вза­имодействие их энергий. Поскольку язык выражает по­знавательное отношение к миру, он двойствен. Он есть и устойчивая система, и живая деятельность духа. Это на­пряженное двуединство - условие бытия языка. Ф. выс­тупал на стороне имяславия, увидев в имяборчестве стремление к разрушению символов, аналогичное ико­ноборчеству, результат влияния позитивизма. Антиномич-ность (см. Антиномизм) Ф. считал одной из осн. характе­ристик бытия в его нынешнем падшем состоянии. Соот­ветственно антиномично и всякое действие разума. Мир надтреснут, и причина этого - грех и зло. Антиномич-ность, по мнению Ф., преодолевается подвигом веры и любви. «Руководящая тема культурно-исторических воз­зрений Флоренского, - писал он в Автореферате, - отри­цание культуры как единого во времени и пространстве процесса, с вытекающим отсюда отрицанием эволюции и прогресса культуры. Что же касается до жизни отдель­ных культур, то Флоренский развивает мысль о подчи­ненности их ритмически сменяющимся типам культур -средневековой и культуры возрожденской». Признаками средневековой культуры как объективного типа, с этой т. зр., являются целостность и органичность, соборность, диалектичность, динамика, активность, волевое начало, прагматизм (деяния), реализм, синтетичность, аритмоло-гия, конкретность и самособранность. Признаками же культуры Возрождения (как субъективного типа) высту­пают: раздробленность, индивидуализм, логичность, ста­тичность, пассивность, интеллектуализм, сенсуализм, ил­люзионизм, аналитичность, отвлеченность и поверхност­ность. Ренессансовая культура Европы, по убеждению Ф., закончила свое существование к нач. XX в., и теперь мож­но наблюдать первые ростки культуры нового типа. Соб­ственное мировоззрение Ф. считал соответствующим в принципе складу мышления XIV-XV вв. рус. Средневеко­вья. Осн. законом мира, полагал Ф., является закон возра­стания энтропии, понимаемый им как закон возрастания хаоса во всех областях мира. Хаосу противостоит Логос. Средневековая культура, коренящаяся в культе, сознатель­но борется с человекобожнической культурой Возрожде­ния, несущей в своих глубинах начало хаоса. Вера опре­деляет культ, а культ - миропонимание, от к-рого далее следует культура. Ф. был против представления о куль­туре как о первичной и самодовлеющей ценности. Для определения подлинной шкалы ценностей необходимо выйти за пределы культуры к ценностям высшим по от­ношению к ней. Такой ценностью Ф. полагал религиоз­ный культ как единство трансцендентного и имманент­ного, чувственного и рационального, духовного и теле­сного. Ф. верил в возможность «райской цельности твор­чества» в любую эпоху и связывал ее с доступной человеку духовной гармонией, что живет в глубинах лич­ности. Вопрос о пространстве он считал одним из осн. в искусстве и в миропонимании вообще. Такое представ­ление привело Ф. к разработке понятий прямой и обрат­ной перспектив как конкретно-исторических типов худо­жественного изображения, соответствующих «возрожденскому» и «средневековому» миропониманию. Соответ­ственно этому в работе «Иконостас» Ф. рассматривает икону как высший художественный символ духовной ре­альности, выявляет духовное значение не только худо­жественного образа иконы, но и символику ее веще­ственных составляющих. Исследуя, какими средствами, непосредственно связанными с миросозерцанием, художник воспроизводит пространственно-временные отношения изображаемого, Ф. усматривал его задачу -избрать такую организацию пространства-времени, к-рая объективно символизировала бы многослойную дей­ствительность, преодолевая чувственную видимость, натуралистическую кору случайного, и открывала бы