предреволюционную эпоху, в атмосфере надвигающейся огромной войны и огромной революции. Ничего
устойчивого более не было. Исторические тела расплавились. Не только Россия, но и весь мир переходил в
жидкое состояние... В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России
самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности,
религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были
открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства заката и гибели с
чувством восхода и с надеждой на преображение жизни” .
В эпоху культурного ренессанса произошел как бы “взрыв” во всех областях культуры: не только в поэзии, но и в музыке; не только в изобразительном искусстве, но и в театре... Россия того времени дала миру огромное количество новых имен, идей, шедевров. Выходили журналы, создавались различные кружки и Общества, устраивались диспуты и обсуждения, возникали новые направления во всех областях культуры.
“СИМВОЛИЗМ” - направление в европейском и русском искусстве, возникшее на рубеже XX столетия, сосредоточенное преимущественно на художественном выражении посредством СИМВОЛА “вещей в себе” и идей, находящихся за пределами чувственного восприятия. Стремясь прорваться сквозь видимую реальность к “скрытым реальностям” , сверхвременной идеальной сущности мира, его “нетленной” Красоте, символисты выразили тоску по духовной свободе, трагическое предчувствие мировых социально-исторических сдвигов, доверие к вековым культурным ценностям как единящему началу.
Культура русского символизма, как и сам стиль мышления поэтов и писателей, формировавших это направление, возникали и складывались на пересечении и взаимном дополнении, внешне противостоящих, а на деле прочно связанных и поясняющих одна другую линий философско-эстетического отношения к действительности. Это было ощущение небывалой новизны всего того, что принес с собой рубеж веков, сопровождавшееся чувством неблагополучия и неустойчивости.
Поначалу символическая поэзия формировалась как поэзия романтическая и индивидуалистическая, отделившая себя от многоголосия “улицы” , замкнувшаяся в мире личных переживаний и впечатлений.
Те истины и критерии, которые были открыты и сформулированы в XIX столетии, ныне уже не удовлетворяли. Требовалась новая концепция, которая соответствовала бы новому времени. Надо отдать должное символистам - они не примкнули ни к одному из стереотипов, созданных в XIX веке. Некрасов был дорог им, как и Пушкин, Фет - как и Некрасов. И дело тут не в неразборчивости и всеядности символистов. Дело в широте взглядов, а главное, в понимании того, что всякая крупная личность в искусстве имеет право на свой взгляд на мир и на искусство. Каких бы взглядов ни придерживался их создатель, значение самих произведений искусства ничего не теряет от того. Главное, чего не могли принять художники символического направления - это благодушия и умиротворенности, отсутствие трепета и горения.
Подобное отношение к художнику и его творениям также было связано с пониманием того, что вот сейчас, в данный момент, на исходе 90-х годов XIX века, происходит вхождение в новый - тревожный и неблагоустроенный мир. Художник должен проникнуться и этой новизной, и этой неблагоустроенностью, напитать ими свое творчество, в конечном итоге - принести себя в жертву времени, в жертву событиям, которых еще не видно, но которые являются такой же неизбежностью, как и движение времени.
“Собственно символизм никогда не был школой искусства, - писал А. Белый, - а был он тенденцией к новому мироощущению, преломляющему по-своему и искусство... А новые формы искусства рассматривали мы не как смену одних только форм, а как отчетливый знак изменения внутреннего восприятия мира” .
В 1900 году К. Бальмонт выступает в Париже с лекцией, которой дает демонстративное заглавие: “Элементарные слова о символической поэзии” . Бальмонт считает, что пустующее место уже заполнилось возникло новое направление: символическая поэзия , которая и является знамением времени. Ни о каком “духе запустения” говорить отныне не приходится. В докладе Бальмонт попытался с возможной широтой обрисовать состояние современной поэзии. Он говорит о реализме и о символизме как вполне равноправных манерах миросозерцания. Равноправных, но разных по своему существу. Это, говорит он, два “различных строя художественного восприятия” . “Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они не видят ничего, - символисты, отрешенные от реальной действительности, видят в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь - из окна” . Так намечается путь художника-символиста: “от непосредственных образов, прекрасных в своем самостоятельном существовании, к скрытой в них духовной идеальности, придающей им двойную силу” .
Такой взгляд на искусство требовал решительной перестройки всего художественного мышления. В основу его теперь были положены не реальные соответствия явлений, а соответствия ассоциативные, причем объективная значимость ассоциаций отнюдь не считалась обязательной. А. Белый писал: “Характерной чертой символизма в искусстве является стремление воспользоваться образом действительности как средством передачи переживаемого содержания сознания. Зависимость образов видимости от условий воспринимающего сознания переносит центр тяжести в искусстве от образа к способу его восприятия... Образ, как модель переживаемого содержания сознания, есть символ. Метод символизации переживаний образами и есть символизм” .
Тем самым на первый план выдвигается поэтическое иносказание как главный прием творчества, когда слово, не теряя своего обычного значения, приобретает дополнительно потенциальные, многосмысленные, раскрывающие его подлинную “сущность” значения.
Превращение художественного образа в “модель переживаемого содержания сознания” , то есть в символ, требовало переноса читательского внимания с того, что выражалось, на то, что подразумевалось. Художественный образ оказывался в то же время и образом иносказания.
Сама апелляция к подразумеваемым смыслам и воображаемому миру, дававшая точку опоры в поисках идеальных средств выражения, обладала известной притягательной силой. Она-то и послужила в дальнейшем основой сближения поэтов символизма с Вл. Соловьевым, представлявшимся некоторым из них искателем новых путей духовного преобразования жизни. Предчувствуя наступление событий исторического значения, ощущая биение подспудных сил истории и не умея дать им истолкование, поэты символизма оказывались во власти мистико-эсхатологических * теорий. Тут-то и произошла их встреча с Вл. Соловьевым.
Безусловно, символизм опирался на опыт декадентского искусства 80-х годов, но он был качественно иным явлением. И он далеко не во всем совпадал с декадентством.
Коротко о тех людях, которые стояли у истоков символизма, и о тех поэтах, в чьем творчестве наиболее ярко выражено данное направление.
Одни из символистов, такие как, Николай Минский, Дмитрий Мережковский, начинали свой творческий путь как представители гражданской поэзии, а затем стали ориентироваться на идеи “богостроительства” и “религиозной общественности” . Н. Минский после 1884 года разочаровался в народнической идеологии и стал теоретиком и практиком декадентской поэзии, проповедником идей Ницше и индивидуализма. В период революции 1905 года в стихах Минского снова появились гражданские мотивы. В 1905 году Н. Минский издавал газету “Новая жизнь” , ставшую легальным органом большевиков. Работа Д. Мережковского “О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы” (1893) являлась эстетической декларацией русского декадентства. В своих романах и пьесах, написанных на историческом материале и развивающих концепцию неохристианства, Мережковский пытался осмыслить мировую историю как вечную борьбу “религии духа” и “религии плоти” . Мережковский - автор исследования “Л. Толстой и Достоевский” (1901-02) , которое вызвало огромный интерес у современников.
Другие - например, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт (их еще иногда называли “старшими символистами” ) - рассматривали символизм как новый этап в поступательном развитии искусства, пришедший на смену реализму, и во многом исходили из концепции “искусства для искусства” . Поэзии В. Брюсова присуща историко-культурная проблематика, рационализм, завершенность образов, декламационный строй. В стихах К. Бальмонта - культ Я, игра мимолетностей, противопоставление “железному веку” первозданно целостного “солнечного” начала; музыкальность.
И, наконец, третьи - так называемые “младшие” символисты (Александр Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов) - были приверженцы философско-религиозного понимания мира в духе учения философа Вл. Соловьева. Если в первом поэтическом сборнике А. Блока “Стихи о Прекрасной Даме” (1903) встречаются часто экстатические * песни, которые поэт обращал к своей Прекрасной Даме, то уже в сборнике “Нечаянная радость” (1907) Блок явно идет к реализму, заявляя в предисловии к сборнику: “Нечаянная радость” - это мой образ грядущего мира” . Для ранней поэзии А. Белого характерны мистические мотивы, гротескное восприятие действительности (“симфонии” ) , формальное экспериментаторство. Поэзия Вяч. Иванова ориентирована на культурно-философскую проблематику античности и средневековья; концепция творчества - религиозно-эстетическая.
Символисты постоянно спорили друг с другом, пытаясь доказать правоту именно своих суждений об этом литературном направлении. Так, В. Брюсов рассматривал его как средство создания принципиально нового искусства; К. Бальмонт видел в нем путь постижения сокровенных, неразгаданных глубин человеческой души; Вяч. Иванов считал, что символизм поможет преодолеть разрыв между художником и народом, а А. Белый был убежден, что это та основа, на которой будет создано новое искусство, способное преобразить человеческую личность.