Другими словами, ограничение реальности psycheсферой развитого и рафинированного сознания ограничивает и во многом искажает чувственную природу человека в ее инстинктивной естественности и способности к пластичной выразительности, разделяя и даже разъединяя физические и духовные аспекты жизни с целью приобретения абстрактного знания. Преодоление такой, по сути дела, нигилистической в отношении целостности человеческого бытия, установки является условием сохранения ценностей культуры и становится опытом приспособления к изменяющимся социокультурным условиям человеческого бытия. Исходя из этого, представляется возможным сопряжение наиболее ценных, этически и эстетически значимых фактов и событий художественного творчества, обращенных, в конце концов, к поддержке культурного единства мира при сохранении его стилистического многообразия.
В противоположность нигилизму подражание духовному опыту Востока для европейской культуры также не несет в себе, по мнению К.Г.Юнга, перспектив интеграции и развития культурных традиций. Наоборот, опираясь на свой опыт психолога и аналитика, она подчеркивает, что “если бы нам удалось развить еще одну или даже две психические функции до уровня интеллекта, Запад мог бы надеяться, что превзойдет Восток в значительной степени. Поэтому грустно становится, - продолжает далее К.Г.Юнг, - когда европеец разочаровывается в собственной природе и имитирует Восток или “присваивает” его себе тем или иным образом. Его возможности были бы намного большими, если бы он оставался верным себе и из собственной природы создал бы все то, что из своей внутренней сущности произвел на свет Восток на протяжении веков”[10].
Поразительно то, что такая позиция ученого заставляет его обращаться к христианской традиции европейской культуры как исторически и социально сложившему резерву культурных ценностей, игнорирование которых приводит к неустойчивости и прерывности европейского культурного развития. “Подражание, - отмечает К.Г.Юнг, - всегда создает неустойчивую ситуацию, которая в каждую секунду может быть разрушена бессознательным. … Эта необходимость посвятить бессознательному соответствующее количество внимания, безусловно, находится в противоречии с западным – и особенно протестантским - культом сознания. Впрочем, - продолжает ученый, - хотя новое всегда кажется врагом старого, каждый, кто обладает желанием глубже понять, обнаружит, что новая интеграция никогда не наступит, если мы не будем со всей серьезностью использовать усвоенные нами христианские ценности”[11].
Таким образом,сам факт существования различий в отношении к психологической ценности psyche служит основанием для понимания всей сложности проблемы интеграции культурных традиций Запада и Востока, и такая возможность просматривается прежде всего в плоскости сохранения верности истокам христианской культуры и своей культурной идентичности, а также творческой определенности при обращении к ценностям иных культурных традиций. Понимание в этом смысле есть трудный путь цивилизации, сознательно сохраняющей и сберегающей свое культурное достояние.
[1]К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 107.
[2] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 109. Утверждение взаимосоответствия представлений о физической конституции и психической праосновы человеческой жизни является важнейшим постулатом аналитической психологии К.Г.Юнга. В западноевропейской психологии и философии термин psyche не получил своего адекватного значения. Он также не используется в своем изначальном значении термина, объем и содержание которого удовлетворяет потребности найти основания для постижения функциональной значимости психической действительности, т.е. человеческой жизни, представленной в виде души. Такое значение, собственно, придавал ему сам К.Г.Юнг, отстаивая возможность и стремясь постичь психику как естественное целостное явление, ответственное за целеустремленность и творческий потенциал жизнедеятельности человека, вне зависимости от особенностей, заданных сложившейся культурной традицией. Вводя этот термин в круг понятий аналитической психологии, К.Г.Юнг стремился объективировать такие стороны психологического опыта, которые выходят за границы и ожидания интеллекта и, как правило, опровергаются рациональным сознанием. В контексте нашего исследования важно, тем не менее, что утверждение действительности psyche позволяет конструктивно рассматривать тождество и различие культурных традиций Запада и Востока, хотя и оттеняет негативные моменты одностороннего развития интеллектуального начала, свойственного западной культуре. С точки зрения разрабатываемой К.Г.Юнгом психологии, интеллект - всего лишь одна из функций psyche, а сознание представляет собой ее небольшую часть. Мифология имеет свои мысле-образы для выражения бессознательных сил и действий psyche, и обозначены они как духи, демоны, боги. Психология же, по мнению К.Г.Юнга, еще не нашла адекватной терминологии для их выражения, а потому склонна к тому, чтобы признавать бессознательную часть психики в прямом значении отсутствия сознания и утверждать, что психическое развитие подчинено только принципу отражения. С точки зрения К.Г.Юнга развитие психики не исчерпывается принципом отражения, как нельзя ее целостность свести к проявлениям сознательной жизни. Бессознательная часть psyche действует согласно принципу автономности, отражая не внешний мир, а самое себя и используя чувственный материал для оформления собственного содержания, что, собственно, и подчеркивает динамизм и креативность психической жизни. Равноценность двух принципов развития psyche, равно как и взаимодополнительность ее сознательных и бессознательных процессов образует собственно целостность психической действительности, или psyche.
[3]К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 155-156.
[4]Ratio – данный термин часто используется в собирательном значении, передающим все смысловые оттенки термина “разум”. Вместе с тем, стоит отметить, что его схематизация средствами философии породила эффекты рационализации мышления и поведения, свойственные западноевропейской культурной традиции и – одновременно – усиливающие неоправданное, с точки зрения психологической концепции К.Г.Юнга, субъективирование психических явлений, процессов и переживаний. Учитывая это, становится понятным стремление К.Г.Юнга предупредить упреки в психологизме, а самому - избежать антиинтеллектуализма как предпосылки своего исследования. Подчеркнем, что и М.Вебер считал проблему рационализации ключевой проблемой западной цивилизации и подчеркивал как позитивные, так и негативные стороны процесса рационализации как всемирно-исторического процесса. Ее позитивность определяется, с точки зрения М.Вебера, возможностью сознательной ценностной рационализации, тогда как негативные стороны исчисляются разрушением нравов и вытеснением ценностно-рационального типа поведения людей как поступков, изначально основанных на вере в их этическую, эстетическую, религиозную или как-то иначе понимаемую самоценность, принципиальноне зависящую от соображений успеха или выгоды (См. П.П.Гайденко, Ю.Н.Давыдов. История и рациональность. М., Политиздат, 1991, с. 72, 74).
[5] Отметим, что К.Г.Юнг специально подчеркивает, что “чем сильнее становится сознание, а с ним и сознательная воля, тем больше бессознательное отодвигается на второй план”. См. К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 110. Стоит, видимо, предположить, что процесс активного вытеснения бессознательного не проходит для человека даром в том смысле, что у него возникает потребность в восполнении пустыни образного содержания духовной жизни, которую он удовлетворяет средствами, искусственно стимулирующими формы психических переживаний - в частности воздействием психотропных или наркотических веществ. Кто бы мог подумать, что идеологическое оправдание известного высказывания и распространение убежденности, что “религия есть опиум для народа” обернется, в конце концов, утратой образных и безопасных для человека источников, необходимых для полноценности его духовной жизни и – одновременно - трагедией физиологической зависимости от воздействия наркотических веществ?