Уже у первобытного человека под влиянием практической трудовой деятельности формируется так называемый здравый смысл, который всегда основывается на убеждении в существовании внешнего мира. Здравый смысл служит предпосылкой для формирования наивно-материалистического мировоззрения. Субъективный идеализм критикует недостатки и ограниченность здравого смысла. Субъективные идеалисты исходят из тезиса, принимаемого также материализмом (но отвергаемого, например, в объективном идеализме Платона): все, что человек знает о мире, он узнает с помощью ощущений. В разуме нет ничего такого, что не содержалось бы первоначально в показаниях органов чувств. Утверждение, что все знания приобретаются в конечном счете через органы чувств, является основой сенсуализма.
Однако далее материалистическое и субъективно-идеалистиче¬ское понимание сенсуализма резко расходятся. Материалисты утверждают, что источником ощущений являются реально существующие вещи. Субъективный идеализм, наоборот, задает вопрос: откуда мы знаем, что за ощущениями есть что-то еще, — что существуют вещи, внешний мир, независимый от наших ощущений? Располагает ли человек какими-либо методами, позволяющими проверить, что именно находится за ощущениями, каков их источник, есть ли у них какая-то объективная основа?
Опираясь на утверждение, что «все знания — из органов чувств», субъективный идеализм делает вывод: сам вопрос о том, стоит ли за ощущениями внешний мир, вообще не имеет научного смысла, ибо у человека нет средств и способов это проверить. В самом деле, если ощущения — источник всех наших знаний, мы можем проверить их правильность только с помощью других ощущений, а это создает «замкнутый круг». Мы остаемся целиком в пределах мира ощущений, которые и оказываются единственной доступной для человека реальностью.
Классик субъективного идеализма английский философ Дж. Беркли писал: «Вещи суть комплексы ощущений», «существовать — значит быть воспринимаемым». Если концепцию субъективного идеализма развернуть со всей логической последовательностью, она приводит к солипсизму (от лат. solus — один, единственный и ipse — сам). Солипсизм — это концепция, согласно которой существую только Я, а все остальные люди и вещи — только комплексы, наборы моих ощущений. Но эта точка зрения абсурдна, так как слишком явно противоречит повседневному опыту, здравому смыслу, с которого начиналось человеческое познание. Поэтому субъективный идеализм обычно существует в более мягкой форме. Так, Дж. Беркли вводит в свое учение представление о боге как гаранте существования других людей, т. е. использует идеи объективного идеализма.
Субъективный идеалист всегда считает, что тот мир, который мы ощущаем, с его цветами, звуками, вкусами и запахами первичен и более важен для человека, чем мир природы, существующий вне наших органов чувств и мышления. Субъективно-идеалистический взгляд на мир довольно удачно иллюстрирует немецкий философ XIX в. Г. К. Лихтенберг: «Эйлер в своих “Письмах” о различных предметах из области естествознания… говорит, что гром и молния будут и тогда, когда нет ни одного человека, которого молния могла бы поразить. Это обычное выражение, но я должен признать, что мне было нелегко вполне его понять. Мне всегда представляется, что понятие “быть” есть нечто, заимствованное от нашего мышления, и если нет больше воспринимающих и мыслящих созданий, то больше также нет ничего». Иными словами, реально существующий для человека мир — это не природа сама по себе, а то, какой она предстает перед ним в его чувствах и мыслях. Для субъективного идеалиста наиболее весом, значителен и даже первичен этот мысленный образ мира, существующий в сознании. Противоположный, материалистический подход удачно проиллюстрировал крупнейший немецкий историк философии Куно Фишер (1824–1907): «Важнее всего то, что предмет есть; что он сознается нами — это не существенно, не важно и случайно. Бытие предмета есть самое важное обстоятельство, а бытие сознания есть вполне зависимая побочная случайность, которой могло бы и не быть».
Некоторые ученые пытались использовать концепцию субъективного идеализма в качестве философской основы физической науки. Для преодоления кризиса в физике конца XIX—начала XX вв. известный австрийский физик Эрнст Мах и выдающийся французский математик Анри Пуанкаре сделали попытку представить научное знание как произвольную субъективную конструкцию, созданную человеческими органами чувств и мышлением. Законы природы, например, они рассматривали как результат соглашения ученых (такой подход назывался конвенционализмом). Природа неопределенна и аморфна, в ней нет строгих законов. Поэтому то, что мы называем законами науки — это в основном создание человеческого разума, который может истолковывать природу так, как вздумается человеку (точнее — научному сообществу). Подробнее мы рассмотрим эти взгляды в разделе, посвященном позитивизму и неопозитивизму.
Субъективно-идеалистическая концепция познания не дала положительных научных результатов. Прорыв на новый уровень понимания физических явлений совершили не Мах и Пуанкаре, а Альберт Эйнштейн, опиравшийся в своих исследованиях на философскую традицию европейского рационализма (Р. Декарт, Б. Спиноза) и естественнонаучный материализм.
Итак, на протяжении практически всей истории философии происходила полемика, теоретическая борьба между двумя главными направлениями философии — материализмом и идеализмом. Эти направления были связаны в конечном счете с политической и идеологической борьбой, происходившей в обществе: наиболее революционные общественные движения тяготели, как правило, к материализму, а консервативные — к идеализму.
Вторая сторона основного вопроса философии — вопрос о том, познаваем ли мир.
Согласно здравому смыслу, на основе которого складывались учения первых философов, считается само собой разумеющимся, что существующий вокруг нас мир можно понять, познать, исследовать и т. п. Но более поздние мыслители задавались вопросом: действительно ли мир так понятен и доступен человеку? Сократ склонялся к мысли, что природа вообще непостижима для человеческого познания. Согласно Платону, познание мира идей подобно туманным знаниям узников пещеры о внешнем мире. Скептики первыми остро поставили и подробно проанализировали вопрос о возможности и границах достоверного познания мира. Позже отрицание познаваемости мира было названо агностицизмом. В Новое время классиками агностицизма стали английский субъективный идеалист Дэвид Юм и основоположник немецкой классической философии Иммануил Кант.
Вопрос о познаваемости мира — реальная проблема, с которой сталкивается любая наука. Так, античные скептики сформулировали ряд философских аргументов, заставляющих усомниться в простоте и успешности процесса познания. С их точки зрения достоверных критериев, признаков истинного знания не существует. Органы чувств способны искажать картину мира, и не ясно, когда их показания верны, а когда ошибочны. Наука давно пришла к выводу, что мир бесконечен. Как же можно что-либо сказать о природе бесконечного мира, если человеческий опыт всегда был и будет конечным, ограниченным? Возможно ли вообще в таком случае достоверное, обоснованное мировоззрение или же человеческая мысль вечно будет блуждать в потемках ошибок и заблуждений? Если истина иллюзорна и недостижима, то правильнее всего было бы строить общественную жизнь не на научном знании (так делают сейчас во всех развитых странах), поскольку оно гипотетично и ошибочно, а на чем-то другом — например, на религиозной вере, свободной фантазии, иллюзиях и капризах человека.
В связи со стремительным развитием научного знания в XX в. проблема познаваемости того или иного круга явлений действительности стала обостряться все чаще и чаще.
Приведем несколько примеров.
В 1920–1930-е гг. физики начали обсуждать вопрос о так называемом приборном идеализме. Элементарные частицы слишком малы, их в принципе невозможно увидеть, и ученые исследуют их с помощью приборов. Однако в физике элементарных частиц возникают ситуации, когда показания приборов можно истолковывать по-разному. Возникает вопрос: всегда ли ученые способны сделать это правильно? Что если элементарных частиц вообще не существует, а ученые, пытающиеся их исследовать, на самом деле изучают помехи, возникающие в приборах?
Проблема познаваемости экономических процессов всегда связана с вопросом о достоверности информации. Сбор информации о работе предприятий, фирм или банков нередко бывает осложнен — статистика может умышленно или неумышленно искажаться. Иногда она целенаправленно подгоняется под предвзятые политические концепции и установки. Так, в СССР в директивном порядке устанавливалось, что «у нас нет» инфляции, организованной преступности, забастовок, безработицы, детского алкоголизма и наркомании и т. п. Статистика, отражающая динамику этих явлений, не велась, засекречивалась или искажалась. Возникает вопрос: возможно ли вообще изучать экономические (или любые другие) процессы в обществе, если данные о них неполны или искажены?
Наконец, о социологии. Здесь проблема искажения информации предельно остра. Например, при проведении социологических опросов труднее всего так сформулировать вопросы, чтобы ответы на них правильно отражали взгляды испытуемых. Оказывается, при разных формулировках вопросов конечные выводы исследования могут оказаться не просто различными, а противоположными. Как же можно определить, какой метод исследования взглядов и мнений людей дает возможность сделать правильные, научно достоверные выводы?
Задача философии — сформулировать общие принципы решения вопроса о познаваемости мира, исследовать процедуры, позволяющие усовершенствовать методы исследования и проверить истинность знания, доказать ее или опровергнуть. На этой теоретической основе другие науки разрабатывают свои специфические методы получения достоверного знания.