Е.Л.Черткова
Если свобода заключается в том, чтобы сбросить с себя иго разума, то свободны одни только сумасшедшие и идиоты, но я не думаю, чтобы ради такой свободы кто-нибудь захотел быть сумасшедшим, за исключением тех, кто уже сошел с ума.
Г.В.Лейбниц
Быть может, самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы.
К.Ясперс
В процессе стремительного преобразования тоталитарного общества в демократическое резко расширяются границы самоопределения человека вследствие его освобождения от экономической, политической, духовной зависимости от государства и его правящих структур. Однако способы реализации этих внезапно открывшихся возможностей зависят от степени зрелости личности и приобретают зачастую весьма опасный характер. Нахлынувшая волна правового и нравственного нигилизма вновь заставляет задуматься над известной истиной: освобожденный человек еще не является свободным. Тоталитаризм не только подавил внешнюю, а в значительной мере и внутреннюю свободу человека, но радикально исказил саму идею свободы, догматизировав и тем самым неверно интерпретировав ее известную трактовку как осознанной необходимости1.
Скованному несвободой человеку свойственно понимать свободу как отсутствие каких-либо ограничений, как право действовать по личному произволу. Соответственно этому пониманию он и начинает поступать в новых условиях. Как обращение к нам, только становящимся на путь обретения свободы, воспринимаются сегодня слова М.Хайдеггера, написанные им в 1940 году: "Всякое настоящее освобождение есть, однако, не только срывание цепей и отбрасывание обязательств, оно есть прежде всего переопределение сущности свободы"2.
В условиях переживаемого нами переходного периода происходит дискредитация идеи свободы посредством ее отождествления в массовом сознании с произволом, с тем, что М.Хайдеггер называл "ночной стороной свободы". Суета и неразбериха в политической, экономической и правовой деятельности производят ощутимый сдвиг массового сознания в сторону иррационализма в форме мистики, оккультизма, разного рода псевдорелигиозности, размывающих и без того тонкий культурный слой, разрушая и без того слабо укорененные в массовом сознании нашего общества очаги рационализма. Еще не став экзистенциальной ценностью, свобода уже подвергается критике как источник опасности для нормального, цивилизованного существования общества, что используется в политической борьбе против демократических преобразований. Со свободой связывают "разгул демократии", под которым подразумевают неразбериху и злоупотребления на всех этажах власти, тогда как с тоталитарным режимом связывают рациональность, управляемость и безопасность общества. Иначе говоря, из всего богатства идеи свободы берется лишь ее теневая сторона - произвол, в то время как из тоталитаризма выделяется хотя и социально полезная, но отнюдь не определяющая его существа характеристика рациональности. После такой операции проблема рациональности и свободы превращается в дилемму: или рациональность жестких, антидемократических порядков или произвол демократии. Вместо того, чтобы искать пути гармонического единства различных ценностей, вновь идут по пути принесения в жертву одной ценности ради утверждения другой. И если тоталитаризм жертвует свободой ради утопии "разумного" общества, то его противники готовы отбросить вместе с ним и идею рациональности ради "свободы".
***
Противостояние разума и свободы, истины и блага, познания и творчества постоянно присутствует в философских спорах. Задача сочетания в единой системе разнонаправленных ценностей никогда не была простой. Однако катастрофический характер XX века с его повторяющимися кризисами и катаклизмами, когда перед человечеством открылась пропасть небытия, еще более усложнил эту и без того нелегкую работу, усилив тенденцию к их разрыву и противопоставлению.
Кризис доверия к разуму, прошедший на протяжении XIX века ряд последовательных стадий3, в дальнейшем еще более углубился, охватив последний, казавшийся незыблемым и неприступным бастион - науку. Поэтапное сужение сферы рациональности - от всеобъемлющего разума Просвещения до естественнонаучного разума позитивизма - означало лишь постепенную локализацию проблемы рациональности, но не ее разрешение. Трудности и неудачи позитивистского обоснования научной рациональности усилили кризис доверия к разуму даже в собственно познавательной сфере, не говоря уже о социальнопрактических сторонах бытия человека. Позитивизм рассматривал науку как сферу рациональности per se, как ее идеальное воплощение. Однако он не смог решить важнейшие для такой позиции проблемы: демаркации науки от иных форм человеческой деятельности и эмпирического обоснования научных теорий. В итоге разум не оправдал свои притязания на познание истины (в метафизическом значении этого слова) и ограничивался истиной в смысле формально-логической правильности.
Распространение позитивистской трактовки рациональности на иные сферы бытия способствовало такому пониманию разума, которое М.Вебер, а позднее представители Франкфуртской школы (М.Хоркхаймер, Т.Адорно, Г.Маркузе и др.) назвали техническим или инструментальным, имея в виду его основное назначение - быть средством господства, регламентации жизненных процессов. При таком понимании разум, конечно, не может выступать союзником свободы: он теряет способность участвовать в процессе целеполагания и не в состоянии быть осмыслением мира в его внутренних связях и целостности. Рассматриваемые Просвещением как союзники в деле достижения счастья человечества, они теперь осознаются как непримиримые противники. Разум, истолкованный как инструментальная рациональность, жестко связывается с целесообразностью и эффективностью, свобода - с целеполаганием и ценностью. Такое противопоставление имеет под собой реальную почву в современной индустриальной цивилизации, представляющей собой действительную угрозу как разуму, так и свободе, да и самому физическому существованию человечества. Однако важно не упустить из вида многомерность взаимоотношений разума и свободы и не абсолютизировать их конкретно-историческую форму. Если не учитывать тех превращений, которые претерпело понятие разума, то борьба в защиту свободы легко перерастает в отрицание разума. И эта подмена вполне реальна, что подчеркивал Г.П.Федотов: "Борьба с рационализмом в современности есть борьба с разумом, а не с его злоупотреблениями"4. Защита свободы путем отречения от разума приводит не к торжеству свободы, а к капитуляции перед безумием. Столкновение разума и свободы неизбежно превращается в "войну на уничтожение": победа свободы над разумом рождает произвол и вседозволенность, победа разума над свободой, как показали попытки реализации утопии "разумного общества", осуществимы лишь в тоталитарном государстве ценой полного подавления свободы личности. Выбор между свободой и разумом при любом исходе этой драмы завершается трагедией - гибелью всего человеческого в человеке.
***
Вернемся из тупика современности на несколько веков назад, когда единство разума и свободы была господствующим представлением, чтобы понять, на чем основывалось это единство. В идеологии Просвещения разум и свобода не противостояли друг другу, но составляли устойчивое единство, ведущая роль в котором принадлежала разуму. Оставим в стороне гротескные формы проявления абсолютизации роли разума, чего не избежали деятели Французской революции, ибо это было скорее плодом революционного неистовства, чем атрибутом идеологии Просвещения, с его упованием на силу разума и его постепенное распространение и влияние во всех сферах жизни. Суть рассматриваемой позиции не столько в превознесении роли разума, сколько в его особом понимании. Теоретической основой Просвещения был классический рационализм, утверждавший ведущую роль разума не только в познании, но и в других областях человеческой деятельности. Здесь соединились вера в способность разума к постижению мира и убеждение в возможности преобразования жизни в соответствии с принципами разума. Но этим не исчерпывается влияние классического рационализма на идеологию Просвещения. Для рассматриваемого здесь вопроса более важным является то, что разум выступает в единстве со свободой, и скрепляющим этот союз звеном является критическое сознание или просветительский критицизм. Критицизм как реализация свободы в познании или, другими словами, как действие свободы в разуме составляет для нас наибольшую ценность Просвещения. Внесение "света разума" во все сферы жизни означало прежде всего пересмотр традиций, верований, мифов, иллюзий, предрассудков, их прояснение и обнаружение в самих основаниях познания и деятельности. Это тот самый универсальный критицизм (анализ содержания сознания, рефлексия), который формировался в рационализме античности и с которого начиналась новоевропейская философия, где догматический онтологизм систематики вытеснялся аналитическим и критическим методом. Разум в своей критической функции выступает как свободная мысль, мысль, освобождающая сама себя от всего, представляющегося ей необоснованным, внешним, навязанным извне. Критицизм является актом свободы в познании, самоопределением сознания. В статье "Что такое Просвещение?" И. Кант, сделавший предметом философского осмысления саму практику просветительского критицизма, непосредственно определяет Просвещение как "выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине... Sареге aude! - имей мужество пользоваться собственным умом!
- таков, следовательно, девиз Просвещения"5. Распространение света разума неотделимо от завоевания свободы, ибо "публика сама себя просветит, если только представить ей свободу... Для этого просвещения требуется только свобода, и притом самая безобидная, а именно, во всех случаях пользоваться собственным разумом"6.