Человеческое отчуждение, как особая форма универсального отчуждения, бывает либо объективно-реальным и подлинным, либо субъективно-ошибочным и иллюзорным; то же можно сказать о характере преодоления того или иного вида человеческого отчуждения. Если признать истину христиан, что родовая сущность человека — это «образ Божий», то отчуждение этого образа следует понимать как обесчеловечивание человека. Если по-марксистски полагать «труд» родовой сущностью человека, то надо умоза-ключать, что отчуждение труда влечет дегуманизацию человека. Суммируя взгляды сторонников и противников вечности отчуждения, резонно предположить: а) одни виды отчуждения (например, религиозное, социально-политическое) исторически неизбежны, бессрочны и непреодолимы; б) другие (например, бытовые отчуждающие конфликты между индивидами, социальными группами) вполне преодолимы в течение конечного промежутка времени.
Имеет смысл различить: а) «онтологическое отчуждение», обозначающее фундаментальный разрыв между существованием и его абсолютной сущностью; б) «онтическое отчуждение» — как потерю связи существования с его менее глубокими сущностями. Эссенциальные порядки бытия подразделяют на сущности: а) субстанциальную (материя-субстанция, духовное первоначало); б) субстратную (физическая, химическая, биологическая, социальная); в) сингулярную (специфическая эссенция отдельного предмета или человека). Единство мира складывается из противоречивых взаимосвязей всех эссенциальных порядков, входящих в иерархию уровней целостности. Понятие «самобытие экзистенциальной целостности» может обозначать не только самость отдельного человека, но также целостности: а) космоса; б) Земли; в) биогеоценоза; в) человечества; г) разных народов; д) социальных групп. Следовательно, основных видов отчуждения столько же, сколько основных уровней самобытной целостности и порядков сущности бытия; и описание каждого вида отчуждения требует его спецификации.
Когда говорят, что «человек есть микрокосм», то имеют в виду, что в человеке сконцентрированы все эссенциальные уровни (измерения) космоса; следовательно, понятие религиозного отчуждения человека косвенно указывает на то, что человеку присущи все основные виды онтического отчуждения (физического, химического, биологического и социального), в конечном счете обусловленные онтологическим расколом между существованием человека и его абсолютной сущностью. Религиозное отчуждение есть, по определению, отчуждение онтологическое, а нерелигиозное отчуждение имеет онтический характер. Религиозное отчуждение есть утрата и десакрализация человеком своей предельной сущности. Определение «подлинного» религиозного отчуждения зависит от выбора критерия «безусловной глубины» человеческой сущности, подлежащей сакрализации. Одни верующие усматривают свою «безусловную сущность» в сверхприродном начале, другие — в космическом центре, третьи — в средоточии социума, четвертые — в бездне личного самосознания и т. д. Поэтому так много представлений о религии, ее классификациях и модусах религиозного отчуждения.
Очевидно, не всякое отчуждение имеет религиозный характер. Виды нерелигиозного отчуждения соотнесены с различными обстоятельствами утраты сущностей менее глубоких порядков, размышления о которых обычно не вызывает у людей священного трепета. Формальная возможность разрыва связи существования с бесконечным бытием коренится в прерывности и конечности экзистенции. Так, знание о собственной смерти рождает в человеке неуверенность в прочности связи с родовой сущностью. Но эта неуверенность сама по себе еще недостаточна для события отчуждения; реальное развитие неуверенности в состояние отчуждения требует дополнительных условий и поводов.
«Онтическим отчуждением» можно именовать: катастрофические метаморфозы звезд и планет, разрывы связей растений и животных с «родной» средой обитания и т. п., а также специфические «переживания» высшими животными жизненных утрат (свободы перемещения, связи с партнером и пр.). Разумеется, человеческое отчуждение (не только онтологическое, но и онтическое) принципиально отличается от нечеловеческих форм «утраты своего» тем, что предполагает личностную свободу, сознание, разум. Утрата человеком, как личностью, свободы и переживание им отчаяния далеко не то же самое, что, скажем, вой цепного пса по свободе или собачья тоска по пропавшему хозяину. И все же обе ситуации сходны «потерей своего». В свою очередь, индивидуальное человеческое отчуждение или самоотчуждение (реальное или иллюзорное), очевидно, значительно отличается от отчуждения, испытываемого в разные эпохи каким-либо народом либо человечеством в целом.
Человеческая свобода образуется процессами потери своего («свобода от») и присвоения чужого («свобода для»). Для освоения иного необходимо отчуждение хотя бы части своего. Вот три примера. Допустим, нужен чужой товар. Для этого на рынке продают то, что сами произвели (процесс отчуждения), а на полученные деньги приобретают нужную чужую вещь (процесс освоения). В условиях свободного рынка отчуждение и освоение равновесны. Другой пример: художник свободно и с удовольствием дарит (отчуждает) свою картину другу. Третий пример: взаимная любовь основана на взаимной отдаче — гармонии отчуждения и освоения. Во всех этих примерах свобода, очевидно, является гармоничной мерой отчуждения своего и освоения чужого. Напротив, чрезмерное освоение и радикальное отчуждение грозят человеку утратой его самостояния. Поэтому логично подразделить отчуждение и освоение по основанию «свобода — рабство» на два противоположных вида: а) свободное отчуждение и свободное освоение; б) рабское отчуждение и рабское освоение.
Не все формы отчуждения связаны с утратой свободы и, наоборот, некоторые формы освоения ведут к утрате свободы. Таким образом, вопреки убеждениям марксистов и экзистенциалистов: а) отчуждение не есть целиком «социальное качество», в нем сняты также природные и индивидуальные субстраты и функции; б) далеко не всякое отчуждение безусловно негативно, ведет к утрате свободы и противоположно свободе; в) не всякое освоение следует брать со знаком «плюс» и воспевать как символ свободы; г) не всякое (но лишь специфическое) отчуждение античеловечно, связано с деперсонализацией, бессмысленностью, трагедиями и печалями.
Из гегелевской концепции снятия своего в ином напрашивается вывод о существовании разных позитивных аспектов отчуждения. О двух аспектах уже было сказано: отчуждение есть условие: а) саморазвития всех форм духа; б) самопознания через освоение собственных отчужденных форм, развивающихся в структуре инобытия. Третий позитивный аспект отчуждения — спасение своего через иное. Снятие — это своего рода спасение экзистенции в бесконечном бытии посредством ее ухода от себя и перевоплощения в ином субстрате. Диалектическое снятие (aufheben) самобытия, кроме того, означает упразднение недостатков в отчужденном от него содержании, а также подъем последнего на более высокий уровень. Так, художник воплощает свое Я в автопортрете и расстается с ним — скажем, отдает его в картинную галерею. Причем автор горячо верит и очень надеется, что печать его духа навсегда останется в общественном сознании сопричастной жизни нескончаемой череды поколений.
Уход отчужденного существования в бытие есть, с одной стороны, разъединение конечного и бесконечного как внешних противоположностей, а с другой — снятое конечное самобытие внутренне воссоединяется с бесконечным первоначалом. По Гегелю, всякое конечное стремится превзойти свои границы и снимается в бесконечном бытии; бесконечное — как потусторонность и небытие экзистенции — обременено конечным; конечное и бесконечное неотделимы друг от друга 10 . Следовательно, отчуждение-как-снятие есть необходимое условие спасения самобытия в его перевоплощенно-отраженной форме. Снятие есть особая и любопытная форма спасения — сохранения отрицаемого своего в виде преображенного отпечатка в ином, конечном или бесконечном. Человеческое спасение требует к тому же искупления, преодоления вины за вожделенное освоение чужого. Ф. Шлейермахер считал человеческую тоску по бесконечному и тягу к бытию подлинно религиозным чувством. Религия в этом смысле есть: а) ощущение человеком пропасти между конечным и бесконечным; б) желание перекинуть мост через эту пропасть; в) вера в возможность спасения по «ту сторону» конечного. Религиозное спасение определяется как восстановление предельной целостности отчужденного человека, воссоединение с абсолютной сущностью.
Спаситель-посредник между существованием и бытием мнится такой чудесной процессуальной границей (путем) между ними, в которой преображенная экзистенция идеально (нем. Ideelle — в снятом виде) срощена с особым субстратом — посланником вечности. Спасительное пограничное бытие ожидают как явление «нового эона», в котором сверхчувственно и навечно воплощен дуализм конечного и бесконечного. Массовое приобщение к эону-медиуму может потребовать длительной эволюции веры в возможность преодолеть чуждость бесконечному бытию. В случае с изображением художником своего Я его автопортрет можно рассматривать как «проект эона-спасителя». Автор увековечивает преображенное и отчуждаемое Я в долговечном материале. Его художественная работа в самом деле может стать моментом полноты мирового искусства и неопределенно долго жить в подлиннике и копиях. «При этом конечные свойства художественного материала как репрезентанта Абсолюта, — пишет В. И. Жуковский, — это свойства оконечивающего себя бесконечного, тогда как конечные свойства художника как человека — это свойства обесконечивающего себя конечного» 11 .