Иначе обстоит дело с homo sociologicus: его личность совершенно "засоциализирована", перегружена и придавлена социальными требованиями, которые он полностью интернализировал, завысив тем самым их ценность. Он вращается в мире добронравия, морального долга, пристойности, добродетели, ожиданий, предъявляемых окружающими, запросов общественной системы, стыда и страданий – и знает только санкции за нарушение норм: эндогеннопсихические и экзогенно-штрафные. На призыв действовать согласно собственным представлениям о пользе при условии возмещения ущерба другим он отвечает: "Кто я такой, чтобы свободно действовать?" После такой реакции проникнутые сочувствием социологи вообще выпускают этого субъекта из поля зрения теории – они вполне обходятся и без него.
3 Оно слишком тонко и для Беккера (Becker, 1976).
4 Всеми этими сферами овладел экономический империализм и передал их для заселения homo economicus.
5 Поэтому некоторые авторы призывают к минимальному по размерам, но сильному государству.
Мы вновь приходим к выводу, что экономический анализ, основанный на фигуре homo economicus, и социологический анализ, который исходит из существования homo sociologicus, действительно являются двумя противоположными точками зрения. В то время как первая сводит все социальные явления к действиям как бы изолированных индивидов и не учитывает других социальных взаимосвязей, вторая объясняет индивидуальные действия давлением социальной взаимозависимости, не допуская, что последняя, в свою очередь, возникает из общения между отдельными людьми. Почему бы не изобразить человеческий тип, охватывающий оба этих крайних типа в качестве специальных случаев, как, например, homo socioeconomicus?6 К этому вопросу я обращаюсь в следующем разделе.
4. HOMO SOCIOECONOMICUS В РОЛИ КООРДИНАТОРА Но чем оснастить этого homo socioeconomicus, какие свойства приписать ему, чтобы эта теоретическая модель индивида была адекватна как для социологов, так и для экономистов? В литературе имеется много ответов, но почти все они сводятся к наделению "человека социальных наук" психологическими чертами, т.е. к увеличению числа промежуточных переменных* и к допущению некоторых иррациональных видов поведения (см. Hogarth and Reder, 1986). Тем самым социальные взаимодействия и их координация отчасти переносятся внутрь индивида: сложность межчеловеческого общения объясняется сложностью внутренней жизни человека. Однако для понимания социальных взаимозависимостей это имеет значение лишь в том случае, если "человек социальных наук" обладает способностью согласовывать свои действия с другими людьми. Если между людьми существуют взаимные связи, то можно говорить о социальной взаимозависимости в широком смысле. Рассмеяться кому-либо в лицо, выпить бутылку пива (которую, следовательно, не сможет выпить никто другой), добиться финансирования общественного блага (вынуждая другого платить вдвойне), нарушить правила уличного движения, закурить, окликнуть, ущипнуть или оскорбить кого-либо и т.д.– все эти действия являются примерами того, что люди, живущие в социальной взаимозависимости друг от друга, постоянно вторгаются в жизнь других людей. Но тогда ни один человек уже не может равнодушно относиться к действиям других, так как эти действия оказывают более или менее серьезное позитивное или негативное воздействие на благополучие каждого человека. Состояние, при котором никто не считается с последствиями своих действий для других людей, – наверняка самое неупорядоченное и неудовлетворительное. Каждый хотел бы, чтобы другой человек совершал определенные действия и не совершал других. Благодаря взаимному согласованию, изучению, имитации и конформизму возникает запрещение или разрешение действий, и в первую очередь таких, которые одинаково затрагивают всех людей, так что их интересы не расходятся (прежде всего сюда относится защита собственной жизни) (см. Appadurai, 1986). Это означает, что возникают нормы, которые запрещают или требуют определенных действий от каждого отдельного человека и соблюдение которых должно находиться под контролем.
Таким образом, норма упорядочивает социальные взаимозависимости, запрещая или рекомендуя определенные действия и давая им тем самым негативную или позитивную оценку: уютное попыхивание сигаретой подпадает под запрет курения, роскошная езда по левой стороне дороги противоречит правилам дорожного движения, попытка облегчить другому бремя собственно-
6 Это выражение использует О.Нейло (Neuloh, 1980).
* Имеются в виду психологические переменные (мнения, ожидания, настроения), определяющие связь между объективными переменными. – Прим. ред.
сти квалифицируется как воровство, вольные высказывания о Боге считаются богохульством и т.д. (крайним случаем здесь является законченный тупица, жизнь которого полностью упорядочена). Это означает, что все лица должны совершать или не совершать определенные действия, причем замена не допускается: никто, к примеру, не имеет права чаще ездить слева, если он меньше курит, или больше красть, если он почтительно высказывается о Боге. Нормируется действие само по себе, независимо от человека. Если действия не подчиняются нормам и регулируется только возмещение ущерба, то ситуация иная. Могут быть выбраны любые комбинации действий, если они доступны данному лицу и если другие лица получают компенсацию.
Исходя из того, что нормой обусловлено действие само по себе, независимо от человека, некоторые социологи сделали быстрый, но явно неправильный вывод о том, что "человек вообще не имеет значения; если нормы существуют, то они соблюдаются". Однако этот вывод неправилен по двум причинам. Во-первых, нет такой альтернативы: норма действует, если ее соблюдают, и не действует, если не соблюдают (и, вероятно, действует наполовину, если ее соблюдают наполовину). Норма изменяет альтернативные издержки – и именно это обусловливает ее действенность. Во-вторых, норма не просто существует или не существует. Норму создают сами люди совместными усилиями, изменяя и стабилизируя для каждого человека альтернативные издержки – никакого неземного "системного духа" для этого не требуется7. Но это означает, что тот, кто связывает координирующую роль норм с образом homo sociologicus, который выполняет все нормы, но сам их не создает, в действительности отстаивают экстремистскую теоретическую позицию.
Из постулата о свободном выборе и тезиса о том, что в условиях рыночной координации все лица изменяют свои действия до тех пор, пока их субъективные альтернативные издержки не уравниваются с объективными альтернативными издержками, которые, в свою очередь, создаются всеми людьми совместно, экономисты сделали вывод об оптимальности рыночной координации, т.е. о том, что после достижения равновесия ни один человек не может улучшить свое положение при неизменном благополучии других людей. Если равенство между субъективными и объективными альтернативными издержками отсутствует, т.е. если норма о возмещении не соблюдается стопроцентно, и если, следовательно, случаются обман и воровство и предпочтения меняются на основе социальной взаимозависимости, то рыночная координация не обязательно должна быть оптимальной. Если при анализе подобных ситуаций продолжать использовать модель homo economicus, у которого функция полезности совершенно не зависит от других людей, то это тоже будет экстремистской теоретической позицией. Оба эти образа человека как бы формируют методологию или способ исследований социологов и экономистов. Социологи удовлетворены, если обоснованию поддается неизменное; это, по их мнению, объясняет, почему человек должен вести себя так, как он себя ведет. Экономисты базируют свое объяснение на том, что все неизбранные альтернативы хуже избранных; это, по их мнению, объясняет, почему человек хочет себя вести так, как он себя ведет. Социолог предпочитает давать объяснение с позиций "все или ничего" и пытается ответить на вопрос: "Какие обстоятельства побуждают человека делать именно то, что я наблюдаю?" Экономист предполагает, что все поддается субституции, и пытается ответить на вопрос: "Насколько ненаблюдаемые на практике действия должны были быть хуже наблюдаемых, чтобы человек выбрал именно последние?" Вследствие этого словарь социолога содержит такие понятия, как функция, необходимость, принуждение, структура и т.п., а словарь экономиста – эффективность, оптимиза-7 Ср., например, с положениями, выдвинутыми Эгером и Вайзе (Eger und Weise, 1986). Хотя обычно в социологии норма обосновывается взаимодействием людей, но вид нормы выводится из общественных ценностей, которые, в свою очередь, обосновываются неиндивидуалистически. См. также Graumann, 1972.
ция, выбор, равновесие и т.п. В то время как homo sociologicus не мог бы действовать иначе, homo economicus не хотел бы действовать иначе. В то время как сограждане homo sociologicus заставляют его сплачиваться в надындивидуальное сообщество силы, оказывающее на него давление своим ожиданием определенных действий от него, homo economicus воспринимает своих сограждан как конкурентов в борьбе за редкие ресурсы. Но разве эти подходы достаточны для обоснования сосуществования людей в обществе? Разве как homo sociologicus, так и homo economicus не слишком враждебны к окружающим и не проявляют слишком мало желания к сотрудничеству?
Действительно, реальный человек имеет одно свойство, которого нет у его специфических условных "коллег": он обладает способностью согласовывать свое поведение со своими согражданами. Это может происходить в форме четких договоров, скрытых соглашений, бесед, жестов и мимики. Следовательно, действия можно разделить на две группы; к одной относятся действия, направленные на удовлетворение потребностей, а ко второй – направленные на координацию поведения. В отдельно взятых случаях иногда трудно провести точное разграничение, но в принципе это деление осуществимо. "Человек социальных наук", в отличие от homo sociologicus и homo economicus, согласует поведение со своими согражданами, а не просто уступает давлению со стороны системы или занимается эгоцентристским сравнением альтернатив. Этот персонаж будет называться в дальнейшем homo socioeconomicus. Он имеет в своем распоряжении, по существу, два вида действий: те, что направлены на удовлетворение потребностей, и те, что направлены на координацию поведения (см.: Stutzel, 1972 [1952]; Peter, 1953, S.92).