Объясняя свое утверждение, Картезий указывает, что неспособность к речи происходит у животных не из-за несовершенства физиологического аппарата. Некоторые их виды могут превосходно копировать человеческую речь и, напротив, глухие люди овладевают «немым языком», позволяющим им выражать свои мысли. Так что причина в другом. Прежде всего животные неспособны «показывать, что они мыслят то, что говорят», как это делают люди. Именно в силу этого мы должны быть уверены, что они «вовсе не имеют» интеллекта, «ибо требуется очень немного разума, чтобы уметь говорить». В противном случае наиболее даровитые их особи умели бы достигать когнитивноречевого уровня самых отсталых из людей [13].
Нельзя не заметить, что философ аргументирует свою идею сугубо количественным образом, игнорируя мысль о возможном качественном различии типов разума и рациональности. Маневр Картезия тем более очевиден, что в других работах он многократно отмечает многоплановость действий разумной души. Не считая понимания, он относит к их числу хотение, воображение, воспоминание, чувствование [14. С. 100, 213]. Несомненно, что по крайней мере часть из них свойственна не одному человеку, и надо, наверное, всю жизнь провести на Луне, чтобы всерьез отрицать это. Но чем же тогда можно объяснить ту удовлетворенность, которую испытывал Декарт в связи с обсуждаемым аргументом?
Начнем с того, что этот количественный образ мысли отвечал механистическому характеру формировавшегося тогда миропонимания, в свете которого все качественное разнообразие природы объясняется исключительно квантитативными различиями в массе, движении и расположении частиц материи, не имеющих между собой субстанциональных различий. И хотя душа, по Декарту, не имеет ничего общего с материальным миром, количественная установка мышления оказывается наиболее естественной и по отношению к ней. Кроме того, сведение всех проявлений разумной души к мышлению, а мышления – к речи отвечало сути методологической редукции, обоснованной отцом новоевропейского рационализма. В соответствии с нею каждая субстанция обладает одним ключевым свойством, образующим ее конститутивную характеристику [14. С. 119]. Познать это свойство значит постичь саму сущность, или «истину» предмета, которая тоже единична относительно данной вещи. Поэтому тот, «кто нашел ее, знает о ней (вещи. – А.К.) все, что можно знать» [13. С. 44]. И если по отношению ко всякому телу такой характеристикой является протяженность, то в отношении души ею служит мышление, которое также имеет свою конститутивную манифестацию – речь, заключающую в себе его сущность. И потому отсутствие речи свидетельствует об отсутствии разума.
Материалистское решение
Превращенное картезианством в машину, мироздание онемело. Но, заставив замолкнуть природу, рационалисты обрекли на теоретическую безгласность самого человека. В дуалистической доктрине Декарта человеческий разум оказывается заключенным в чуждый ему автомат тела, служащий малым «винтиком» гигантских часов вселенной. Хотя Картезий еще признавал связь души и тела, в ближайшей модификации его учения – окказионализме – уже отрицалась возможность какого бы то ни было взаимодействия между мышлением и материей. С точки зрения окказионализма речь в ее обыденном или картезианском понимании невозможна. Мы вовсе не выражаем свои мысли в чувственных знаках. Когда нам кажется, что мы говорим, в действительности чудесным образом происходят два параллельных, но никак между собой не связанных процесса: с одной стороны, бесплотная душа рождает в себе свои мысли; с другой – автоматически приходят в движение отдельные части бездушного тела. Казалось бы, что может быть абсурдней этого представления? Но чтобы преодолеть этот абсурд, нужно было выйти за пределы научно-философской парадигмы, созданной Декартом и его последователями. Находясь же в ее рамках, интеллектуалы могли лишь заменить более явную нелепость нелепостью менее ощутимой. Что и было сделано материалистами XVIII столетия.
Если все в видимом мире в принципе поддается объяснению в терминах механистической причинности, то почему бы вовсе не отказаться от традиционного понятия души? Опустошенное в новой картине мира, оно уже ничего не проясняло в ней, но само представляло проблему для рассудочного познания. Отбросив его, материалисты провозгласили то, чего так опасался католик Декарт: по своей природе человек ничем качественно не отличается от прочих животных.
В сравнении с ними люди суть более сложные механизмы, обладающие бо́льшим числом потребностей и потенций (отметим тот же сугубо количественный образ мысли). Мышление не является чем-то специфически человеческим. Различие интеллектуально-речевых способностей людей и животных объясняется только мерой развития. И потому оно преодолимо.
В частности, Ламетри признает заслугу Картезия в том, что он первым обосновал воззрение, согласно которому животные представляют собой естественные машины. Однако при этом французский материалист отказывается видеть своеобразие человека в некой незримой мыслящей душе, которая совершенно выпадает из общего строя природной жизни, детерминированной неизменными законами. На его взгляд, мысль вовсе не противоречит организованной материи, в силу чего ее можно считать «основным свойством (последней. – А.К.), подобным электричеству, способности к движению» и т.д. [15. С. 221]. И потому различие между человеком и животным имеет чисто количественное основание. Утверждая, что люди обладают всего лишь «большими» интеллектуальными потенциями в сравнении с прочими существами, Ламетри последовательней проводит квантитативный принцип, чем то делал Декарт, отрицавший данную идею. Ведь невозможно 41 сомневаться, что животные тоже чувствуют, желают и вспоминают, одним словом, совершают такие акты, в которых, по Картезию, обнаруживает себя разум. Если при этом они не выказывают владение антропоморфной речью, то только потому, что их мозг недостаточно развит для этого. И Ламетри признается, что почти не сомневается в том, что при надлежащих опытах с животными ученые сумеют научить их говорить, возвысив до человеческого уровня. «Тогда перед нами будет уже настоящий человек, маленький парижанин» [15. С. 190]. Ведь и сам человек, как полагали деятели Просвещения, с одной стороны, проделал долгий путь цивилизационного развития, с другой – продолжает нуждаться в дальнейшем совершенствовании своего мышления и языка.
Заключение
Рассмотрев развитие взглядов европейских мыслителей на проблему «языка» и сознания животных, мы можем еще раз уподобить его витку спирали. Хотя материалисты Просвещения пришли к воззрениям, формально близким к позиции позднеренессансных скептиков, образы мысли представителей этих школ разделяла «пропасть», образовавшаяся в результате мощнейшей интеллектуальной динамики XVII столетия. Если Монтень релятивизировал различие между людьми и животными, исходя из представления о всеобщей одушевленности мира, а также считая неправильным утверждать какой-либо норматив относительно проявлений разумности, то Ламетри и близкие к нему интеллектуалы делали это на основе ключевых положений своей доктрины, выведенных из центральных догматов картезианства и основных утверждений эмпириковсенсуалистов.
Склонные отказывать прочим животным в человекоподобном мышлении и языке, эмпирики выражали при этом характерную неуверенность. Мы показали, что ее причины скрывались в коренных установках их эпистемологии. В согласии с их доктриной все наше знание берет начало в чувственных ощущениях. Отсюда проистекало убеждение в крайней ограниченности непосредственно-опытного знания и, как следствие, необходимость принятия на веру свидетельств других людей. Вместе с тем сенсуалисты считали, что, хотя источник наших знаний не является специфически человеческим, люди, в отличие от других живых существ, наделены способностью к отвлечению и обобщению чувственных данных. Благодаря этому они могут создавать родовидовые понятия, являющиеся содержанием языка. Кроме того, люди одни способны к комбинаторике понятий, делающей возможной речь.
С гораздо большей принципиальностью и последовательностью, чем эмпирики, представление о когнитивно-коммуникативной уникальности человека обосновали картезианцы. Рационалистское понимание человеческого своеобразия явилось результатом методической редукции, первым этапом которой было сведение всего существующего к мыслящему субъекту. Названная операция строилась на убеждении в допустимости только одного – человеческого – типа мышления. Это единственный в своем роде эталон, который должен применяться во всех случаях, когда мы определяем степень разумности чьего-либо поведения. Соответственно, вторым этапом редукции стало сведение всех проявлений мышления к одной, конститутивной для него, форме, а именно к полноценной человеческой речи. В силу явной догматичности данных утверждений последующим мыслителям Просвещения потребовалось всего лишь сослаться на жизненно-практическую очевидность и здравый смысл, чтобы отвергнуть их. Это позволило материалистам полностью включить человека в механистический образ мира, обоснованный картезианцами, и устранить метафизическое различие между ним и остальными животными.
Список литературы
1. Николай Кузанский. Об ученом незнании // Николай Кузанский. Соч. : в 2 т. М. : Мысль, 1979. Т. 1. С. 47–184.
2. Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М. ; СПб. : Университетская книга, 2000.
3. Монтень М. Опыты : в 3 кн. Калининград : Янтарный сказ, 2001. Кн. 2. 4
. Монтень М. Опыты : в 3 кн. Калининград : Янтарный сказ, 2001. Кн. 1.
5. Пико делла Мирандола. Комментарий к канцоне о любви Джироламо Бевиньени // Эстетика Ренессанса: Антология : в 2 т. М. : Искусство, 1981. Т. 1. С. 266–299.
6. Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона // Эстетика Ренессанса: Антология : в 2 т. М. : Искусство, 1981. Т. 1. С. 139–242.
7. Гоббс Т. О человеке // Гоббс Т. Соч. : в 2 т. М. : Мысль, 1989. Т. 1. С. 219–269.
8. Бэкон Ф. Приготовление к естественной и экспериментальной истории // Бэкон Ф. Соч. : в 2 т. М. : Мысль, 1978. Т. 2. С. 215–230.
9. Локк Д. Опыт о человеческом разумении // Локк Д. Соч. : в 3 т. М. : Мысль, 1985. Т. 1.
10. Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Соч. : в 2 т. М. : Мысль, 1991. Т. 2. С. 3–546.
11. Marcondes D. Skepticism and language in early modern thought // Language & Communication. 1998. № 18. P. 112–124.
12. Грасиан Б. Карманный оракул // Грасиан Б. Карманный оракул. Критикон. М. : Наука, 1981. С. 5–65.
13. Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Сочинения. Калининград : Янтарный сказ, 2005. С. 31–80.
14. Декарт Р. Первоначала философии // Декарт Р. Сочинения. Калининград : Янтарный сказ, 2005. С. 81–211. 15. Ламетри Ж.О. Человек-машина // Ламетри Ж.О. Сочинения. М. : Мысль, 1983. Статья представлена научной редакцией «Философия, социология, политология» 26 сентября 2012 г.