Налог на прибыль нефтяных компаний играет гораздо меньшее значение, чем НДПИ и экспортные пошлины, и ставка этого налога в настоящее время составляет 24%. За первое полугодие 2006 г. налог на прибыль ОАО "ЛУКОЙЛ" составил 1508 млн долл. США, что на 46% больше аналогичного периода в 2005 г.
В конечном счете сложившаяся налоговая система в большей или меньшей степени не удовлетворяет субъектов налоговых правоотношений. Введенная с 1 января 2007 г. дифференцируемая ставка НДПИ не решает всех проблем с эффективным изъятием сверхдоходов в НГК. При этом она не распространяется на все месторождения РФ, как, например, на месторождения Тимано-Печорского бассейна, континентального шельфа и на новые месторождения.
В будущем Министерство природных ресурсов РФ планирует широкое рассмотрение дифференциации ставки НДПИ по месторождениям, не вошедшим в ранее принятый Закон.
Можно говорить об эффективности или неэффективности применяемого налога в отдельности, но сложнее говорить об эффективности налоговой политики в целом, т.к. налоговая политика имеет многогранный характер.
Характеристики налоговой системы НГК зависят от целей, которые государство хочет достичь от использования своих природных ресурсов. Как правило, такими целями являются: повышение благосостояния общества, максимизация ожидаемой ренты и ее изъятие, эффективность недропользования, обеспечение энергетической безопасности и т.п. Свойства налоговой системы сильно зависят от того, какая цель для государства является приоритетной. Например, в России основной целью налоговой политики в отношении нефтедобычи становится изъятие максимальной части ренты[28].
Земная цивилизация вступила в новую эру - не просто дорогой, а очень дорогой энергии. Ее производство происходит почти с нулевым резервом свободных мощностей. Ежедневно человечество потребляет около 85 млн барр. нефти; добывается за сутки на всей планете немногим больше. В год ведущие страны мира потребляют около 14 млрд т условного топлива. Эта цифра почти в 15 раз больше показателей начала XX века. В начале 70-х годов прошлого столетия тонна нефти марки Brent стоила 15-20 долл. США, сегодня один баррель обходится в несколько раз дороже. За период с 1970 года по настоящее время земляне потребили ресурсов больше, чем за всю предшествующую историю. В этих условиях источники углеводородов становятся объектом пристального внимания не только промышленников и бизнесменов, но и правительств мировых держав, борьба за них уже выходит за рамки привычной экономической плоскости и сдвигается в сферу политическую.
В дискуссии конца 1980-х о предстоявших реформах экономисты сходились во мнении, что структурные особенности советской экономики станут серьёзным препятствием для перехода к рынку. Имелось в виду прежде всего доминирование в ней отраслей военно-промышленного комплекса и сопряжённого с ним сектора тяжёлой промышленности. Отрасли же топливно-энергетического комплекса, как считали, наоборот, будут благоприятствовать преобразованиям, поскольку природная рента позволит смягчить вызванные ими социальные последствия.
Однако всё сложилось иначе. Конверсия ВПК, начатая ещё при Горбачёве, прошла относительно безболезненно, хотя и не так эффективно, как ожидали. Поэтому в оборонных отраслях проявления социального недовольства были минимальны, а на выборах тяжёлопромышленные регионы не проявили склонности голосовать за коммунистов.
Гораздо более противоречивой оказалась роль нефтегазового комплекса. С одной стороны, именно этот сектор поддерживал идею либерализации цен и внешней торговли. Такая позиция была для него естественна: либерализация внутреннего рынка и внешней торговли позволяла приватизировать значительную часть природной ренты и реализовать её через повышенные зарплаты, закупку импортного оборудования или полулегально вывезти на Запад.
С другой стороны, фактическая приватизация здесь произошла на очень раннем этапе, и новые хозяева отнюдь не горели желанием делиться новоприобретённым богатством с зарубежными инвесторами. А именно такая перспектива ожидала этот сектор при допуске к приватизации иностранных участников и продаже крупных пакетов на инвестиционных торгах и конкурсах. Поэтому нефтегазовый и - шире - ресурсный комплекс выступил противником транспарентной приватизации при широком участии западного капитала. Конечно, зарубежные инвесторы всё равно пришли, но позже и на условиях, продиктованных русскими хозяевами. В результате в России сформировался довольно прохладный инвестиционный климат для иностранцев.
Ещё сильнее негативное влияние нефтегазового и ресурсного сектора проявилось в курсовой политике, в тенденции формировать курс доллара по эффективности экспорта природных ресурсов, что делало обширный сектор обрабатывающей промышленности неконкурентоспособным. Эта так называемая "голландская болезнь" сказалась и на человеческом факторе: лучшие профессионалы перетекли в ресурсный сектор, что способствовало (вкупе с незавершённостью приватизации) длительной депрессии в обрабатывающей промышленности.
Анализируя структуру российского хозяйства, известный российский экономист Леонид Григорьев предложил концепцию "треугольной" экономики, представленной соответственно ресурсным комплексом, ВПК и, наконец, всеми прочими отраслями. Но при глубокой конверсии ВПК и резко понизившемся уровне государственного заказа военно-промышленное производство теряет свою специфику и сливается с другими отраслями вторичного сектора.
Тем самым "треугольная" экономика редуцируется в двухсекторную, причём один сектор выступает как "ядро", а другой как "периферия".
К "ядру" следует отнести ресурсные отрасли, генерирующие высокие экспортные доходы, - нефтяную, газовую, металлургическую, а также обслуживающие их естественные монополии (энергетика и железные дороги). Энергетика оказалась тесно связанной с экспортными отраслями через потребляемые ресурсы (газ и нефтепродукты), а также из-за высокой энергоёмкости отраслей "ядра". Что касается железных дорог, то экспортные перевозки стали главным фактором их прибыльной работы в ситуации, когда внутренние тарифы занижены. Говоря о "ядре" и "периферии", я вовсе не хочу сказать, что первое важнее второй, - просто отрасли "ядра" связаны между собой неизмеримо теснее отраслей "периферии".
Отрасли "ядра" выделяются высокой степенью концентрации, что связано с наследием советских времён. Так, металлургические предприятия обычно были крупными и сверхкрупными, месторождения нефти и газа сосредоточены в немногих регионах, а сети в отраслях естественной монополии создавались практически без резервов.
Концентрация производства дополнена в "ядре" централизацией собственности в рамках финансово-промышленных групп. Значительные средства, накопленные российскими финансовыми группами в период высокой инфляции и бесплатных бюджетных потоков, были затем использованы для приватизации наиболее прибыльных предприятий. Что касается естественных монополий, то их корпоратизировали фактически в том виде, в каком они существовали в дореформенные годы.
Для отраслей "ядра" характерна зависимость результатов их хозяйственной деятельности от государственного регулирования. Для нефтяной промышленности это ставки акцизов (индивидуальные для каждого добывающего предприятия), экспортные пошлины, правила доступа к нефтепроводам. В газовой отрасли - тарифы, акцизы и пошлины, условия приоритетного снабжения групп потребителей. То же самое, но без акцизов и пошлин, свойственно и энергетике. Для металлургии значимыми регуляторами служили схемы толлинга, транспортные и энергетические тарифы.
Чем больше возможности государства регулировать условия деятельности отраслей "ядра", тем сильнее заинтересованность последних в "захвате" регулирующих органов. В предельном случае речь идёт, по сути, о сращивании органов государственного управления и предприятий "ядра". Так, в премьерство Черномырдина бюджет "Газпрома" и правительства был фактически неразделённым.
Следствия такого сращивания видны в растущей непрозрачности отраслей "ядра" для регулирующих органов и хозяйствующих субъектов. Например, в вертикально-интегрированных нефтяных компаниях, чтобы оптимизировать налогообложение, широко применяют заниженные трансфертные цены. Другой пример: несмотря на законодательство, требующее, чтобы квоты доступа к нефтепроводам были пропорциональны объемам добываемой нефти, значительная часть мощностей до сих пор распределяется произвольно.
Любопытны последствия доминирования отраслей "ядра" с пространственной и социальной точек зрения. Поскольку крупных предприятий "ядра" немного и все они имеют чёткую географическую привязку, развивается заметная межрегиональная дифференциация уровня жизни и других социальных показателей. Нарастание разрывов парадоксальным образом смягчается лишь тем, что значительная часть природной ренты попросту уходит за границу, не поступая во внутренние фонды потребления и накопления.
Ориентированный на внутренний рынок сегмент "ядра" генерирует основную часть неплатежей. При этом роль неплатежей многообразна. Они представляют собой
форму (наряду с низкими внутренними тарифами) перераспределения экспортной ренты, прежде всего в регионы. Так "Газпром" в последние годы жил за счёт экспортной выручки, в то время как величина внутренних тарифов и масштабы неплатежей были для него фактором второстепенным. Соответственно низкие внутренние цены на газ поддерживали относительное финансовое благополучие в электроэнергетике (где тарифы также были занижены). Одновременно региональные администрации, фактически контролирующие местные распределительные сети, присваивали через систему неплатежей и зачётов значительные ресурсы;