Глубокое понимание этой психологической особенности менталитета людей средневековья будет неполным, если не обратить внимания на одно экономическое по своей природе обстоятельство. Накопление богатств в период доиндустриальной истории было практически лишено перспектив экономического приумножения. Богатство можно было добывать, концентрировать, обращать в сокровища, но возможности, выражаясь современным языком. «Делать бизнес», развивать свое состояние были предельно ограничены. П. Вейн отмечал в этой связи, что общества этой поры характеризуются невероятным, с точки зрения современного человека, разрывом в уровне индивидуальных доходов и отсутствием возможностей капиталовложений, которыми занимались лишь немногие торговые и ремесленные профессионалы, не боявшиеся риска. Мировой капитал состоял тогда главным образом из обрабатываемых земель и построек; орудия производства, телеги, плуги, ткацкие станки, корабли были лишь небольшой его частью.
Доходы при этом вынужденно оседали в виде дворцов, церквей, монастырей или — сокровищ, ювелирных изделий, произведений искусства и пр. Только после промышленной революции появилась возможность инвестировать деньги в производство, в машины, железные дороги и т. п.
Иными словами, и в период античности, и в эпоху средневековья деньги еще неявно проявляли свою рабочую функцию. Они, в соответствии со своей природой, обслуживали отношения обмена, на них можно было снарядить военную экспедицию и в военном походе добыть еще больше денег, богатств и сокровищ; их можно было потратить, дав работу строителям, художникам, модельерам и портным. С помощью денег можно было эффектно самоутвердиться, будь то в античном полисе или средневековом городе. При этом в античности окружающими не менее чем богатства, если не более, высоко ценились гражданские доблести человека, его воинские умения и его отношения с богами, а в средневековье такую же ценность имела знатность происхождения и благородство кровей, благочестивость и следование нормам своего круга, цеха или общины.
И все же можно заметить, что на всем этом отрезке истории деньги помогали, хоть иногда и самым странным образом, человеку решить задачу, которую Карл Юнг называл задачей «индивидуации» — задачу осознания уникальности своего Я, своей особенности и отдельности от полиса, рода, общины, семьи и т. п. То есть перейти от родового самоосознания «мы» к собственно личностному осознанию Я.
Разумеется, в тот период деньги играли лишь вспомогательную роль, следуя за мощными религиозными процессами, столкновениями идей и течений, противоборством родовых ветвей и аристократических кланов. Но и внутри каждого из этих религиозных и социальных течений существовал свой вариант отношения к деньгам, который во многом определил силу и слабость иx позиций в период перехода к капиталистической эре. Наиболее ярко это удалось показать М. Веберу в его классической работе «Протестантская этика и дух капитализма», где доказывается, что успехи многих ранних капиталистических предпринимателей были связаны с базовыми принципами протестантизма, утверждающими особое отношение к труду и к деньгам. В своем анализе Вебер особо опирается на строки из наставления Бенджамина Франклина для юношества, представляющие собой, по мнению Вебера, канон ранней американской модели капитализма в целом.
«Помни, что время — деньги. Тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по десять шиллингов и тем не менее полдня гуляет или бездельничает дома, должен — если он расходует на себя всего только шесть пенсов — учесть не только этот расход, но считать, что он истратил или, вернее, выбросил сверх того еще пять шиллингов.
Помни, что кредит — деньги. Тот, кто оставляет у меня еще на некоторое время свои деньги, после того как я должен был вернуть их ему, дарит мне проценты или столько, сколько я смогу выручить с их помощью за это время. А это может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и если он умело пользуется им.
Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут породить еще больше и т. д. Пять шиллингов, пущенные в оборот, дают шесть, а если эти последние опять пустить в оборот, будет семь шиллингов три пенса и т. д., пока не получится сто фунтов... Тот, кто убивает супоросную свинью, уничтожает все ее потомство до тысячного колена. Тот, кто изводит одну монету в пять шиллингов, убивает (!) все, что она могла бы произвести: целые колонны фунтов».
Но проповедь Б. Франклина не ограничивается ориентацией на «работу с деньгами». Для него эта работа неразрывно связана и с построением на этой основе отношений с другими людьми.
«Помни пословицу: тому, кто точно платит, открыт кошелек других. Человек, рассчитывающийся точно к установленному сроку, всегда может занять у своих друзей деньги, которые им в данный момент не нужны. А это бывает очень выгодно... Поэтому никогда не задерживай взятых тобой взаймы денег ни на один час сверх установленного срока, чтобы гнев твоего друга не закрыл для тебя навсегда его кошелек.
Следует учитывать, что самые незначительные действия оказывают влияние на кредит. Стук твоего молотка, который твой кредитор слышит в 5 часов утра и в 8 часов вечера, вселяет в него спокойствие на целых шесть месяцев: но если он увидит тебя за бильярдом или услышит твой голос в трактире в часы. Когда ты должен быть за работой, то он на следующее же утро напомнит тебе о платеже и потребует свои деньги в тот момент, когда их у тебя не окажется».
Анализ Вебера обоснованно доказал, что такого рода этика и такое отношение к деньгам послужило очевидным базисом успеха для многих раннекапиталистических предпринимателей. С этим анализом в определенной мере пересекается и тот факт, что описания истории отечественного предпринимательства также свидетельствуют: в дореволюционной истории российского бизнеса наиболее успешно проявили себя носители старообрядческих традиций, чьи каноны истового трудолюбия и бережливости оказались во многом близки положениям протестантизма. Однако было бы слишком большим преувеличением утверждать, что такое отношение к делу и деньгам является единственно возможным для бизнеса.
История показывает: успех в предпринимательстве мог быть достигнут не только за счет истового трудолюбия или не менее истовой экономности, но и многими другими средствами. В том числе и средствами не столь этически чистыми. Существует и иная крайность в отношении к деньгам и вокруг денег, которую в своих великолепных сценариях «игр, в которые играют люди», описывает специалист по трансакционному анализу Эрик Берн.
Таков, например, сценарий игры «Попробуй получи с меня», в которой «игрок», постоянно занимающий у других деньги и использующий их в своих целях, всевозможными уловками стремится оттянуть момент их отдачи или вовсе избежать его. Несмотря на внешне неблаговидный образ действий и определенный риск, связанный с ним, действующий по этому сценарию человек психологически выигрывает независимо от исхода игры. Если измученный кредитор отстает от «игрока», то он выигрывает деньги; если же отчаявшийся кредитор под нажимом получает деньги обратно, то «игрок» получает моральное удовлетворение от того, что заставил кредитора действовать жесткими методами и тем самым подтвердил внутренне важный для себя тезис об алчности и безжалостности других людей, благородству и порядочности которых нельзя верить. В последнем случае «игрок» получает выигрыш в другой психологической игре, известной под названием «Попался, сукин сын». Этот «классический» сценарий, описанный Берном, в реальной жизни может иметь многочисленные разновидности и вариации.
«Когда мои родственники узнали, что у меня хорошо пошло дело, — рассказывал нам руководитель производственно-торговой фирмы, — они приехали и попросили помочь: им надо было срочно переезжать оттуда, где уже назревали серьезные национальные конфликты. Мне как раз требовалось развивать новое производство, так как я уже приобрел в этих целях полуостановившийся цех одного из «мертвых» предприятий. Я дал им не только деньги на переезд и обустройство, но и предложил им само это направление деятельности, с тем чтобы они смогли решить проблемы с работой и могли зарабатывать деньги. Однако сами они не справлялись ни с налаживанием производства, ни с постановкой управления, а только все время просили у меня новых средств якобы для решения необходимых задач. Потом я узнал, что эти деньги они вкладывали не в организацию бизнеса, а в свой дом, машины для всех членов семьи и так далее. Сейчас, когда прошел уже год, я понял, что дело там не пойдет, и сделал попытку передать этот бизнес другому управляющему, потому что это производство мне крайне необходимо. Но тут же на меня стали выливать целые ушаты грязи — что это я коварно сорвал их с насиженного места, лишил их любимой работы, заставлял целый год «горбатиться» на себя. А теперь еще и вовсе собираюсь оставить без всяких средств к существованию...»