утопическими планами создания "национальной" экономики при сохранении бумажно-денежного обращения, он выступал за интеграцию с передовыми странами Запада, широкое привлечение иностранных капиталов и введение золотой валюты. Если Катков и его последователи абсолютизировали роль государства в развитии народного хозяйства, то Бунге пытался установить наиболее рациональный баланс между государственным вмешательством и частным предпринимательством. Он не считал, что правительство может оставаться безучастным зрителем событий экономической жизни, особенно в кризисные моменты. Министерство финансов предприняло повышение таможенных пошлин, организацию государственного ипотечного кредита, усиление административного надзора за частными банками, огосударствление частных железных дорог. Вместе с тем Бунге был убежден, что влияние государства на экономику должно быть заключено в определенные границы. В противовес консерваторам с их призывами к проведению узко-сословной политики, односторонне ориентированной на возрождение экономического и политического могущества поместного дворянства, Бунге уделял преимущественное внимание решению социальных проблем, соблюдению интересов "низших" классов. М.И.Туган-Барановский назвал его "первым провозвестником в официальной России необходимости социальной политики".
В научной литературе традиционно недооценивалась возможность альтернативы в развитии страны в 80-е годы. Между тем Россия стояла на пороге нового витка преобразований, которые могли бы обеспечить империи мирную эволюцию. Реализации намеченной Бунге программы благоприятствовали относительная политическая стабилизация общества после разгрома "Народной воли" и длительная мирная передышка. Это были те самые "двадцать лет покоя", о которых впоследствии тщетно мечтал Столыпин. Особую актуальность имело решение крестьянского вопроса. Отмена круговой поруки, преобразование паспортного устава, предоставление крестьянам дешевого кредита, организация переселений, облегчение выхода из общины создали бы более благоприятные возможности для становления частного крестьянского землевладения, что позволило бы избежать столь мощного нарастания аграрной революции в начале XX в. Но судьба Бунге как политика сложилась неудачно. Участник Великих реформ, член реформаторской "коалиции" М.Т.Лорис-Меликова, он получил доступ к рычагам власти в момент поворота правительства к политической реакции. При Александре III самодержавие сделало ставку на возрождение былого могущества поместного дворянства,
консервацию сословно-патриархальных институтов в деревне, подавление не только радикального, но и либерального общественных движений. Выполнение программы Бунге в полном объеме оказалось невозможным. После устранения министра-либерала и его группировки произошло окончательное свертывание реформаторского курса. Это похоронило последние надежды либеральной общественности на здравый смысл "верховной власти". Если в годы Великих реформ и "диктатуры сердца" Лорис-Меликова чиновники-реформаторы и передовая интеллигенция сотрудничали в деле подготовки преобразований, то на рубеже веков расхождение между властью и обществом приобрело необратимый характер. Социальные мероприятия Бунге должны были стать прологом будущих более масштабных преобразований, но в той ситуации выглядели паллиативами, остаточным явлением либеральной "весны". Между тем их значение достаточно велико с точки зрения исторической перспективы. Понижение выкупных платежей, отмена подушной подати, открытие Крестьянского банка, принятие первых фабричных законов, борьба Бунге против искусственной поддержки общины, его призывы к укреплению индивидуальной крестьянской собственности на землю и переселению страдающего от малоземелья сельского населения на окраины страны создали необходимую "реформаторскую базу" для деятельности преобразователей следующего поколения - С.Ю.Витте и П.А.Столыпина.
Внешние финансовые итоги деятельности Бунге выглядели неудовлетворительно: бюджет
по-прежнему сводился с дефицитом, продолжались колебания курса рубля, еще более
возросла задолженность Казначейства. На пути министра финансов оказалось слишком
много препятствий - тяжелое военное наследство, неурожаи, кризис в промышленности и
сельском хозяйстве, увеличение расходов на армию, флот и железнодорожное
строительство, постоянная конфронтация с консервативной оппозицией. Однако только
по состоянию бюджета и сумме государственного долга нельзя судить о результатах
экономической политики. Последствия реформ 1881-1886 гг. в полной мере проявились
позднее. Бунге внес существенный вклад в создание благоприятных условий для
последнего, интенсивного этапа промышленной революции в России. Таможенная охрана
защитила отечественных предпринимателей от иностранной конкуренции и дала импульс
развитию внутреннего производства. Мероприятия в области налогообложения и
государственного кредита обеспечили финансовую основу для стимулирования
правительством индустриального роста. Курс на стабилизацию рубля и переход к
золотому монометаллизму завершился денежной реформой Витте, укрепившей доверие
Запада к российским финансам и усилившей приток иностранных капиталов. Политика
Бунге и его преемников способствовала промышленному подъему 90-х годов, в ходе
которого окончательно сложился комплекс крупных предприятий тяжелой индустрии,
качественно изменивший экономическую структуру страны.
Это опровергает традиционное, однозначно отрицательное представление о характере
царствования Александра III. Монархия должна была учитывать нужды народного
хозяйства и не могла сводить свою деятельность только к мероприятиям в русле
консервативного реформизма и чисто охранительным функциям. Во внутренней политике
последних десятилетий XIX в. имело место сложное переплетение консервативно-
традиционалистских тенденций с мерами, которые способствовали позитивным процессам
в экономике и ускорению капиталистического развития. Вместе с тем в эти годы
обозначилось резкое отставание сельского хозяйства от промышленности по темпам
роста. Как и предсказывал Бунге, курс на индустриализацию, не сопровождавшийся
преобразованиями в деревне и не предполагавший каких-либо изменений в системе
общинного землевладения и патриархальном укладе крестьянской жизни, порождал
глобальные диспропорции, неизбежно ведущие в будущем к социально-политическому
кризису.
Уже к концу столетия обнаружились недальновидность консерваторов, утопичность
теории "народного самодержавия", бесперспективность "твердого" курса. Правящей элите
не удалось совершить "прорыв в прошлое". Прогнозы Бунге и других проницательных
сановников полностью оправдались. Социальная буря разразилась в начале XX в. Только
в годы первой русской революции произошла либерализация правительственного курса,
поднялась новая волна реформаторства. Но попытки Столыпина бюрократическими
методами "сломать" общину и создать устойчивый слой крестьян-собственников не имели
успеха. Ему не хватило времени, "оперативного простора" для введения нового
землеустройства. Последнему реформатору императорской России пришлось действовать
в условиях резкого обострения социальной конфронтации и открытого противостояния
между самодержавием и обществом. Исследование программы и политики Бунге
подтверждает вывод, что исторический выбор, сделанный "верхами" в 80-е годы XIX в.,
стал фатальным просчетом, который привел тысячелетнюю монархию к гибели.