Когда государственная власть во имя принципа и партийной программы принимала на себя неслыханные в истории обязательства — организовать удовлетворение основных потребностей стосорокамиллионного народа, — был уж совершенно ясен провал снабжения деревни продуктами городской промышленности. Даже привилегированная "деревенская беднота" не могла зимой 1918 г. рассчитывать на удовлетворение всех своих потребностей в мануфактуре, обуви и сельскохозяйственных орудиях. О том, что это было известно советской власти до момента издания декрета от 21 ноября 1918г., неподражаемо повествует крупнейший работник Народного комиссариата продовольствия того времени: "...как система разверстки, так и снабжение товарами деревни диктовались политической обстановкой. Наиболее верным методом получения хлеба была разверстка, и одним из средств, облегчающих проведение разверстки, воздействия малоимущих слоев деревни на более состоятельные, была система товароснабжения... Единственно чем мы могли привлечь на свою сторону деревенскую бедноту, не лишатся этой опоры в деревне, это были те скудные запасы товаров, которые шли под флагом товарообменного фонда. Но то был только флаг, название декрета. Надпись, не соответствующая действительности, не должна вводить в нас заблуждение, товарообменных операций не было."
Таким образом ни о какой "организации снабжения населения взамен частного торгового аппарата" в момент создания декрета его авторы и не помышляли, это был лишь "флаг", под которым выкачивался хлеб и вносилась в деревню классовая борьба. Товарный же фонд, от которого была отстраненна частная торговля, являлся средством оплаты вооруженной деревенской бедноты за политическую поддержку советской власти. Все остальное крестьянское население России было предоставлено собственной судьбе. Но это был еще медовый месяц крестьянского потребительского благополучия, захваченная земля сулила иллюзию грядущего богатства, а кое-какие избытки продуктов и старые запасы зерна мяса и жиров, не обмениваемые за отсутствием рынка на инвентарь, рабочий скот, платье, обувь и прочее, проедались на месте и создавались легенды в городах о счастливом, всегда сытном крестьянине. Грозная расплата за повышенный потребительский уровень наступила для деревни позднее, в 1920г. Городским же массам социальная революция не подарила и краткого опьянения.
Уничтожив декретом товарно-рыночный оборот, власть принялась в городах за организацию распределения. Прежде всего надо было отнять склады товаров у организаций, их захвативших. С этим успешно справились чрезвычайные комиссии. Но сами Чрезвычайные комиссии долго и упорно отказывались довести до конца возложенную на них задачи и передать товары распределяющим органам. В этом отношении очень характерен приказ Всероссийской чрезвычайной комиссии "о разгрузке складов, конфискованных у буржуазии".
Пример:
"До настоящего времени многие комиссии имеют большие склады с разного рода товарами и деньгами. Эти склады зачастую находятся в небрежном состоянии и частичной отчетности. По получении настоящего приказа предписываем немедленно разгрузится от всех товаров и денег, первые сдав все по актам соответствующим распределительным органам, вторые в — казначейство... Этот приказ отдать по всем уездным Чрезвычайным комиссиям, разъяснив, что Чрезвычайные комиссии есть органы борьбы, а не распределения, для чего имеются продовольственные аппараты, муниципалитеты, Советы народного хозяйства."
Из завязавшейся борьбы за наследие частной торговли победителем вышел Народный комиссариат продовольствия, очень скоро объединивший в своих руках все функции распределения и снабжения. Высший Совет Народного Хозяйства при своих попытках принять участие в распределении фабрикатов управляемой им промышленности каждый раз должен был отступать перед угрозой Народного комиссариата продовольствия не дать фабрикам сырья, а рабочим хлеба. С Чрезвычайными же комиссиями Комиссариат продовольствия очень скоро поладил и широко пользовался и могущественной поддержкой.
В городах с их многосложными потребностями замена рынка и торговли "плановым распределением" была во много раз труднее, чем в деревне, но именно города причиняли Народному комиссариату продовольствия значительно меньше хлопот. Достигнуто это было чрезвычайным упрощением задач снабжения. В деревне приходилось брать, городу же нужно было давать — здесь Народный комиссариат продовольствия владел положением. И он широко использовал его для облегчения взятых на себя неразрешимых задач: объекты снабжения были сужены до пределов, необходимых для удержания политической власти коммунистической партией. Кормить и одевать надо было солдат, отряды чрезвычайных комиссий, "ответственный аппарат партии и высшую советскую администрацию. Обрекались смерти не только те массы городского населения, которым не было места в новой социальной "табели о рангах", но и особо привилегированный рабочий класс снабжался в размерах абсолютно недостаточных для поддержания физического состояния.
Промежуточные итоги
В среднем в советской России рабочий получал в месяц, включая все выдачи натурой, квартиру и денежную плату ( в довоенных рублях ):
в 1919 г. — 3 руб. 58 коп.;
в 1920 г. — 3 руб. 45 коп.;
в 1921 г. — 3 руб. 48 коп.
Быстрое нарастание смертности, запустение городов, голод и эпидемии начались уже в начале 1919 г., но именно с этого периода все повышается уровень борьбы с рынком и торговлей. Как повествует советский юрист , "всякое сепаратное выступление отдельного лица или частной фирмы на хозяйственно-экономической арене преследовалось и рассматривалось революционным законом как злостная спекуляция. Спекуляция была поставлена рядом с контрреволюцией и саботажем и квалифицировалась как тягчайшее преступление, которое надо уничтожить огнем и мечом революции. В силу этого ни революционный законодатель, ни тем более стоявший лицом к лицу с бурной жизнью исполнитель не имели, так сказать, времени думать о соразмерности деяния и наказания, а больше всего исходили из стремления дать устрашающее и скорое наказание. И тот и другой действовали с неумолимой решительностью. Весь карательный и судебный аппарат ВЧК до рядового красноармейца был привлечен на всемирную борьбу..."
В течение двух с половиной лет "весь аппарат" с неумолимой решительностью действительно истреблял лиц, занимающихся торговлей, причем "скорым и устрашающим" наказанием была смертная казнь, применявшаяся с размахом и щедростью; всякий товар, попадавший в поле зрения "законодателя и исполнителя", немедленно реквизировался — и все же торговля существовала все это время. Не только существовала, но и проникала во все взаимоотношения советских "главков" и "центров" и регулировала их. На поверхности жизни не было рынка, но откуда-то из подполья, изуродованный и разбитый, он указывал реальные соотношения предметов и давал те мерила экономической целесообразности, которыми вынуждена была руководствоваться власть, чтобы не потонуть в вызванном ею хаосе.
Исторические условия не наделили русский торговый класс ни социальной устойчивостью, ни традициями, ни силой сопротивления: он отдавал свое достояние, отказывался от своей роли и умирал безропотно, но рынок оказался бессмертным; он был неистребим и эластичен, потому что действительное его устранение означало гибель десятков миллионов населения, и он питался живой упругостью народа, не желавшего умирать.
Загнанный в подполье, рынок деформировался. В связи с нависшей над городами угрозой голодной смерти центром обслуживания становятся предметы продовольствия. Эквивалентные отношения между различными товарами перестраиваются в пользу продовольственных. В связи с этим размер нарастания цен на один и тот же продукт сильно разнится между районами этот продукт производящими, и районами его потребляющими. Железнодорожная товарная связь почти исчезает. Для отправки товара необходимо было замаскировать его под государственный или кооперативный груз, что требовало очень больших расходов на взятки и было сопряжено с жизненным риском для отправителя. Но и грузы легальные, казенные, даже особо покровительствуемые, расхищались почти полностью в пути, если при них не было вооруженной охраны. Происходит почти полная изоляция отдельных районов. Цены вывозившихся товаров падают ниже среднего уровня по всей России, а цены товаров ввозившихся соответственно поднимаются.
Происходит еще более резкое повышение темпа роста цен в городах. Объем товарного рынка все время сжимается при сильном распухании товарно-денежной массы. Кроме того, огромный риск и тяжкие препятствия при привозе продуктов в города могли быть преодолены высоким реальным или иллюзорным соблазном "разницы". Очень сильно влияло реальное воплощение в жизнь коммунистических принципов и советских декретов, которое повышалось в столицах и падало пропорционально расстоянию от них.
"Снабжение" подпольного рынка
Что давали города и промышленные центры подпольному рынку? Все, что можно было скрыть и похитить у государства. Владельцы опечатанных складов и лавок устраивали у самих себя кражи со взломом и, запротоколировав их, отправляли товар на рынок тайными путями. Скупались выдаваемые советским служащим ордера на одежду и обувь, а полученные вещи отправляли в деревню.
Заключались соглашения с хранителями складов; широко пользовались "утечкой" и "усушкой", "пропажей в пути". Рабочие, спасая от голодной смерти свои семьи, изготовляли на национализированных станках из национализированных материалов мелкие сельскохозяйственные инструменты и ходкие металлические изделия для "вольной" продажи и т.д. Но среди нелегальных путей добывания рабочими хлеба гораздо большую роль играло прямое расхищение заводских складов и фабричного инвентаря, отмеченное на всех съездах профсоюзов, в различных анкетах и т.п.