В отличие от этого в России не отмечалось каких-либо резких скачков в динамике общей безработицы: ее рост был медленным и постепенным и лишь к седьмому году рыночных реформ она превысила десятипроцентную отметку, достигнув того уровня, который установился в большинстве стран ЦВЕ уже после того, как там начался экономический подъем.
Напомним, что по масштабам экономического спада Россия превосходила другие пост-социалистические страны, так что естественно было бы ожидать, что и по масштабам незанятости она также окажется в числе "лидеров". Скажем, в Болгарии, где сокращение производства было сопоставимо с российским, общая безработица "зашкаливала" в наиболее кризисные годы за 20%. Поведение российского рынка труда было в этом смысле нестандартным: несмотря на бoльшую глубину кризиса рост безработицы был выражен слабее и носил менее "взрывной" характер, чем в странах ЦВЕ, растянувшись на достаточно длительный период. Отметим, что в зрелых рыночных экономиках для повышения безработицы до уровня 10--15% бывает достаточно падения ВВП на 1--5 проц. пунктов. В России же для этого потребовалось падение ВВП порядка 40%.
Во всех реформируемых экономиках переход к рынку сопровождался увеличением численности не только безработных, но и лиц, принадлежащих к экономически неактивному населению. Так, в России коэффициент участия взрослого населения в рабочей силе снизился с 68,7% в 1992 г. до 62,3% в 1997 г., в том числе у мужчин -- с 77,2% до 69,4%, у женщин с 61,6% до 55,9% .Ослабление трудовой активности вызывалось сократившимися возможностями трудоустройства для пенсионеров, возросшими сложностями сочетать трудовую деятельность с воспитанием детей для женщин (из-за закрытия детских дошкольных учреждений и т. п.), появлением на рынке труда новой категории "отчаявшихся" найти работу. В 1997 г. доля отчаявшихся найти работу составляла 1,6% от численности экономически активного населения Аналогичный показатель по странам ЦВЕ варьировал от 0,2% в Чехии до 5,9% в Болгарии. Вместе с тем оно означало приближение к более рациональной модели распределения трудового потенциала общества по сферам деятельности, характерной для зрелых рыночных экономик. В бывших социалистических странах, как было отмечено, трудовая активность населения искусственно поддерживалась на сверхвысоком уровне, и даже после ощутимого падения в переходный период продолжает оставаться более высокой, чем во многих странах с аналогичным уровнем развития (особенно -- среди женщин).
Следует отметить снижение коэффициента занятости за счет:
а) роста безработицы;
б) сокращения уровня экономической активности;
в) падения численности трудоспособного населения.
В таблице 2 приведены оценки влияния каждого из названных факторов. Из нее видно, что в России снижение коэффициента занятости примерно на три пятых было вызвано ростом безработицы и примерно на две пятых -- оттоком из рядов экономически активного населения. Что касается демографических сдвигов, то они оказывали на занятость слабое повышательное воздействие.
Продолжительность безработицы. Хотя тенденция к постепенному увеличению сроков безработицы прослеживается как по "мотовским", так и по официальным данным, до сих пор российской экономике удавалось избегать одной из самых серьезных и плохо поддающихся лечению болезней -- формирования устойчивого контингента хронических безработных, имеющих минимальные шансы на трудоустройство. Средняя продолжительность общей безработицы выросла с 4,4 мес. в 1992 г. до 8,8 мес. в 1997 г. В большинстве стран ЦВЕ безработица является более затяжной. Так, в Польше ее средняя продолжительность достигает 12 мес., в Румынии -- 18 мес.
3.3. Несбалансированность рынков труда
Сложившаяся в эпоху централизованного планирования структура размещения производительных сил отличалась исключительно высокой степенью специализации, так что последствия трансформационного кризиса для региональных рынков труда оказались далеко неодинаковыми. Его негативное воздействие на занятость сильнее всего сказалось на регионах с высокой долей концентрации предприятий легкой промышленности и машиностроения (прежде всего -- ВПК), где сброс объемов производства был максимальным. Особую остроту приобрела проблема безработицы в экономически наименее развитых частях страны, где возможности обеспечения занятости были ограничены. Наконец, ситуация на рынке труда заметно осложнялась территориальной изолированностью ряда регионов. Соответственно в относительно лучшем положении находились регионы, богатые природными ресурсами, с диверсифицированной структурой производства и благоприятными условиями для развития третичного сектора (торговли, финансовых услуг и т. д.).
Выделяются три основных группы территорий, где уровень общей безработицы существенно превышает среднероссийский. Во-первых, это район Северного Кавказа (Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия); во-вторых, так называемые старопромышленные регионы европейской части страны (Мурманская, Ивановская, Псковская области и др.); в-третьих, южная часть Сибири и Дальнего Востока (республика Алтай, Тыва, Бурятия, Амурская, Сахалинская и Еврейская автономная области). Как и в других странах с переходной экономикой, наиболее благоприятно на этом фоне выглядят крупнейшие мегаполисы (Москва, Санкт-Петербург), обладающие более широким и разнообразным набором рабочих мест. Распределение регионов по уровню регистрируемой безработицы заметно отличается от их распределения по уровню общей безработицы, что свидетельствует об относительно слабой корреляции между этими показателями.
По мере развития переходного кризиса различия в состоянии региональных рынков труда углублялись и приобретали устойчивый характер, чему способствовала низкая территориальная мобильность рабочей силы. Ее важнейшими ограничителями выступали сохраняющиеся административные барьеры, отсутствие надежной информации о возможностях трудоустройства в других регионах, неразвитость рынка жилья, недостаточная плотность транспортной сети, высокие издержки, сопровождающие перемену места жительства.
Следует, однако, подчеркнуть, что с аналогичными проблемами сталкивались все переходные экономики и во всех них безработица распределяется по регионам крайне неравномерно. Во всяком случае представление о том, что соотношение между спросом и предложением на российском рынке труда отличается какой-то сверхвысокой степенью территориальной несбалансированности, не находит достаточного подтверждения в фактических данных. Обратимся к таблице 4, где приведены некоторые интегральные показатели территориальных диспропорций на российском рынке труда и рынках труда стран ЦВЕ.
* -- Коэффициент вариации региональных уровней безработицы, взвешенный по численности экономически активного населения.
*** -- Расчет индекса рассогласованности, m, производился по формуле:
m = 1/2E |ui/u - vi/v|, где ui и vi - количество безработных и вакансий в i-том регионе, а u и v -- общее количество безработных и вакансий во всей экономике.
** -- Отношение между средними уровнями безработицы в двух группах регионов -- первой, включающей регионы с самыми высокими показателями безработицы и охватывающей четверть всей рабочей силы, и второй, включающей регионы с самыми низкими показателями безработицы и также охватывающей четверть всей рабочей силы.
В России коэффициент вариации региональных уровней общей безработицы находился в пределах 24-36%, что ниже оценок по странам ЦВЕ -- 30--60%. При этом во всех переходных экономиках дифференциация региональных уровней безработицы, обозначившаяся в первые годы реформ, со временем не только не сглаживалась, но, напротив, становилась все глубже. Другими словами, действие рыночных сил, способных обеспечить более равномерное распределение спроса и предложения рабочей силы по регионам, было явно недостаточным.
Так называемый индекс территориальной рассогласованности (mismatch index), m, был рассчитан нами в двух вариантах. В первом использовались данные Госкомстата о численности "мотовских" безработных и о количестве свободных вакансий по отчетности предприятий, во втором -- данные Федеральной службы занятости о численности состоящих на учете лиц, незанятых трудовой деятельностью, и о заявленной предприятиями потребности в работниках. Оценки индекса рассогласованности по первому методу составили в 1992--1997 гг. 0,23--0,34, по второму -- 0,36--0,44. Из них следует, что наблюдавшаяся безработица не менее чем на 30--40% объяснялась диспропорциями в территориальной структуре спроса и предложения рабочей силы, преодолеть которые возможно лишь за счет перемещения или работников, или предприятий из одних регионов в другие. В странах ЦВЕ значение структурной составляющей было примерно таким же -- 0,25--0,40 .
В наибольшей мере от искажающего влияния административного фактора свободен индекс квинтильного разрыва, оценки которого также приведены в таблице 4. Он представляет собой отношение между средними уровнями безработицы в двух группах регионов -- первой, включающей регионы с самыми высокими показателями безработицы и охватывающей четверть всей рабочей силы, и второй, включающей регионы с самыми низкими показателями безработицы и также охватывающей четверть всей рабочей силы. В России в 1992--1997 гг. значение индекса квинтильного разрыва равнялось 1,7--2,1. В странах ЦВЕ разрыв в уровнях безработицы между группами наименее и наиболее благополучных регионов был значительно глубже -- 2,5--7,0.
3.4.Состояние рынка рабочей силы на селе
Село, с началом курса на построение рыночной экономики, тоже вступило в период реформ, нуждаясь в дополнительной рабочей силе. Ныне здесь опережающими темпами по сравнению с городом растет безработица. Безработица на селе приобрела застойный характер. Даже среди зарегистрированных безработных удельный вес лиц, не работающих свыше восьми месяцев, достигает 45%. В составе сельских безработных преобладают женщины (64%), из них 27% имеют высшее и среднее специальное образование. Треть сельских безработных – молодые люди в возрасте до 30 лет, из них 13% - выпускники профессионально-технических училищ, средних специальных и высших учебных заведений, что свидетельствует о несоответствии качества профессиональной подготовки потребностям рынка труда.