«Коммерсантъ» №156 Вторник, 31 августа 1999 года.
Как победить олигархию
Согласно недавним сообщениям информационных агентств, Россия и Украина ухе несколько лет делят последние места в международном рейтинге конкурентоспособности, который регулярно составляется для 59 развитых и наиболее значимых развивающихся государств. Конкурентоспособность страны на мировом рынке это лишь обобщенная оценка конкурентоспособности ее предприятий, прежде всего крупных. Так что же не так с российским крупным бизнесом?
Чтобы выжить в условиях конкуренции в нормальной рыночной экономике, любое предприятие должно снижать издержки, совершенствовать технологию, предлагать покупателям новые виды товаров и услуг. Иными словами, вкладываться в развитие. В России же для крупного бизнеса есть альтернативный путь: можно вкладываться не в развитие, а в контакты с властью, смягчая себе тем самым бюджетные ограничения. Поэтому в течение последнего десятилетия у нас сосуществовали две предпринимательские стратегии. Первая сводилась к максимальному дистанцированию от государства, когда бизнес сам решал свои проблемы и сам должен был выживать в борьбе с конкурентами. Вторая же стратегия предполагала тесную интеграцию с государством в лице его конкретных представителей в госаппарате или в структурах законодательной власти, которые лучше всяких криминальных «крыш» выступали защитой и опорой для соответствующего бизнеса в конкурентной борьбе. Вплоть до августа 1998 года эта вторая стратегия оказывалась в целом более успешной.
Фундаментальной причиной такого положения вещей было то, что в России конкретные чиновники и политики обладали способностью поворачивать в нужную для коммерческих структур сторону потоки финансовых ресурсов, перераспределяемых государством. При этом характерно, что размер вознаграждения соответствующих чиновников или политиков всегда был весьма скромным по сравнению с масштабами поворачиваемых при их содействии потоков. Тем самым инвестиции в отношения с властью оказывались многократно эффективнее инвестиций в реальный бизнес.
В августе 1998 года мыльный пузырь финансового благополучия «новорусского» капитализма лопнул. В высшем эшелоне отечественного бизнеса первыми на грани банкротства оказались именно те, кто делал ставку исключительно или преимущественно на вторую стратегию. Им на смену сегодня приходят структуры, которые вкладывались в развитие (подчас просто в силу того, что у них не было достаточного доступа к бюджетным «кормушкам»). Благодаря этому они лучше пережили кризис. Но сегодня эти структуры, получившие новые возможности и вышедшие на новый для себя уровень бизнеса, вновь оказываются перед искушением поиграть в игры с властью. Нравы же людей, сидящих во власти, остаются прежними.
Можно упереться, проигнорировать «дружеские объятия» госаппарата и продолжать вкладываться исключительно в развитие своего бизнеса, но точно предсказать момент наступления очередного очистительного кризиса пока трудно. Его можно просто не дождаться. И поэтому, несмотря на все разговоры о слабости российской власти, бизнес играл и будет играть по тем правилам, которые устанавливает для него эта власть.
Сказанное во многом касается и самого госаппарата. Поднимаясь вверх по служебной лестнице, чиновники оказываются вынуждены все больше приспосабливаться к действующим правилам игры. Здесь начинает работать своеобразный «негативный отбор».
Таким образом, как это ни печально, проблема неконкурентоспособности российского капитализма вновь упирается в политику и в политиков, поскольку лишь на этом уровне можно изменить сложившийся механизм взаимоотношений бизнеса и власти. Кто и как может это сделать?
Политика тоже большой бизнес. Так или иначе политики обеспечивают себе не только славу и почет, но и материальное благосостояние. Есть, однако, большая разница в том, как это происходит в России и в странах с нормальной рыночной демократией.
В цивилизованном обществе пребывание в публичной политике связано с многочисленными ограничениями (благодаря наличию независимых СМИ и адекватному раскрытию информации), и в материальном смысле оправдано только в долгосрочном периоде. Если всплывают факты личного обогащения, политики сами уходят в отставку — навсегда. Существенным следствием таких «политических обычаев» является относительно высокая степень доверия к власти и благодаря этому относительная независимость последней от бизнеса.
В России этот механизм не работает. Мы давно привыкли к «чемоданам компромата» и к тому, что никто в отставку сам не уходит, а напротив, стремится получить от обладания властью все и сегодня.
Проблема в том, что из действующих серьезных политических сил никто, ни левые, ни правые, ни губернаторы из «Отечества» — «Всей России», не пойдут на реальное изменение взаимоотношений бизнеса и власти. Поскольку все они в той или иной мере были участниками «старой игры» и уже не смогут просто так выйти из нее. Коллеги не дадут.
Изменить же что-то могли бы только новые люди. Которые опирались бы на новый неаффилированный бизнес, поддерживающий этих политиков не ради прямых краткосрочных выгод для самого себя, а ради выстраивания новых цивилизованных правил игры. Скажете утопия? Быть может. Но ведь Россия всегда была страной чудес.
Андрей Яковлев. «Эксперт» №32, 30 августа 1999 г.
Oligarchy – a form of government in which a small group of people hold all the power
Mafia – a group of people who have or are thought to have secret influence in society
Oxford dictionary, 1995
Карман лоббиста надёжней плеча друга
Лоббирование экономических интересов через политические структуры происходит как на макро- (призедентско - правительственном), так и на микроуровнях (директорат - правительство) Особенно наглядно это проявляется применительно к госсектору, где роль политики (государства) существенно выше.
Даже после завершения приватизации государство остается крупнейшим собственником. Оно непосредственно владеет 110 200 государственными унитарными, федеральными казенными предприятиями и учреждениями (в том числе более 36 тыс. находится в федеральной собственности), является собственником контрольных пакетов акций более чем 2 тыс. акционерных обществ. В его собственности находится 337 млн. кв. м нежилых помещений. Однако доходы от этого имущества незначительны. Реально им распоряжаются руководители тех коммерческих организаций, в чьем хозяйственном ведении и оперативном управлении оно находится. Эти руководители мало контролируются государством.
Приватизация в решающей части была проведена силами директората и в его интересах. Это обстоятельство нашло отражение в действующем законодательстве. Недаром Федеральный закон «Об акционерных обществах» называют «променеджерским». Он дал беспрецедентную власть единоличному исполнительному органу по распоряжению имуществом коммерческой организации. Генеральный директор оказался не наемным менеджером, исполняющим волю акционеров, а «богом, царем и воинским начальником». Он может практически бесконтрольно распоряжаться имуществом общества, совершая любые сделки. Слабым ограничением являются запутанные и трудноприменяемые нормы о крупных сделках и сделках с заинтересованностью.
Например, бывший гендиректор АО «Красноярскэнерго» по своему личному усмотрению продал более 15 процентов акций Красноярской ГЭС, тем самым размыв контрольный пакет акций, контролируемый государством в этой крупнейшей энергетической компании. Такие действия стали возможны в результате непрофессионализма чиновников Минтопэнерго и Мингосимущества, утвердивших непродуманный устав АО «Красноярскэнерго», который не содержал ограничений полномочий единоличного исполнительного органа по распоряжению имуществом общества, в частности по отчуждению ценных бумаг, внесенных государством в уставный капитал компании…
Гулшецкий А «Экономика и жизнь» №23 Июнь 1999