По другому (и более вероятному) сценарию, однако, основная масса населения не воспринимает выгоды от приграничной экономической деятельности как существенные, при этом считая китайскую миграцию в целом геополитической угрозой. По такому сценарию политические элиты, принимая во внимание взгляды и настроения по тенциальных избирателей, будут заинтересованы в принятии мер, ограничивающих миграцию и экономическую деятельность китайских граждан на своей территории.
При этом произойдет расслоение интересов политических элит. Представители элиты с малыми возможностями для извлечения выгод от приграничной экономической деятельности китайских граждан будут иметь наиболее высокую заинтересованность в принятии (с опорой на силовые структуры) антимиграционных мер. Представители элиты с большими возможностями для извлечения выгод от приграничной экономической деятельности китайских граждан окажутся перед дилеммой: что выгоднее, занять сильную антимигрантскую позицию в резонансе с общественным мнением и таким образом максимизировать политическую отдачу (то есть быстро набрать много политических очков) или продолжать поддерживать приграничную экономическую деятельность (а, следовательно, и миграцию), чтобы не потерять важный источник доходов? Что касается общественного мнения, то один из главных вопросов состоит в том, будет ли зависеть отношение (или "аттитюды") населения к китайским мигрантам от того, как люди оценивают масштабы китайской миграции и усматривают ли они связь между политической безопасностью и экономической выгодой.
Одним из рациональных решений дилеммы миграции для представителей элит является стратегия балансирования между, с одной стороны, символическими публичными заявлениями, где можно "подыграть" геополитическим опасениям этнических славян, и, с другой, - принятием конкретных мер для ограничения деятельности потенциальных катализаторов этнополитической мобилизации (например, "Русское национальное единство") и для улучшения условий для китайских инвесторов и деловых людей.
Другим рациональным решением дилеммы будет "ограниченный активизм", то есть усиление контроля за въездом, передвижением, регистрацией проживания и регулирование торговой деятельности китайских мигрантов. Видимо, целесообразно не прибегать к более жестким мерам, таким как квоты на количество виз или поощрение депортации. Однако при падении (особенно резком) уровня получаемой элитами экономической выгоды, стратегии балансирования и "ограниченного активизма" с высокой степенью вероятности могут быстро дегенерировать в стратегию антикитайской мобилизации, поскольку интерес политических лидеров к сдерживанию этнической мобилизации понизится, а интерес к политизации миграции и этнических различий возрастет.
Такая логика мотиваций подсказывает, что коррупция хотя и может служить фактором, сдерживающим этнополитическую мобилизацию в краткосрочной перспективе, может также выступить в более длительной перспективе как один из факторов резкой и неожиданной дестабилизации межэтнических отношений в Приморье и на РДВ. Если это так, то районы и города Приморского края с уровнем присутствия этнических групп из КНР (в основном этнических китайцев и корейцев) выше среднего (например, Уссурийск), с течением времени будут сопряжены с большей степенью риска возрастания формальной и неформальной антикитайской мобилизации.
Таким образом, для определения уровня экономической заинтересованности в сдерживании или поощрении этнополитической мобилизации в Приморье приобретает важность оценка масштабов доходов, которые могут быть потенциально приватизированы государственными служащими в крае. Во-первых, следует отметить, что изучающие постсоветскую Россию экономисты в целом соглашаются, что коррупция и олигархизм достигли болезненно высокого уровня. Более того, по определению профессора экономики из университета штата Вашингтон Дж. Торнтон, коррупция и олигархизм в постсоветской России эволюционировали в так называемые "институциональные ловушки", то есть превратились в "стабильные институциональные нормы, накладывающие на экономику бремя высокой стоимости трансакций" и "могут доминировать над другими институциональными правилами.
Экономика попадает в такие ловушки, когда лица, принимающие политические решения, оказываются способными заблокировать или исковеркать изменения в правилах игры, в которых они видят угрозу уменьшения своих "прав контроля", что в целом соответствует ситуации в Приморье. Политическая неопределенность при этом уменьшает временной горизонт приниемых решений (снижая заинтересованность в долгосрочном планировании) и выражается в росте заинтересованности в коррупции. Во-вторых, ряд исследовании показал, что материальные интересы имеют большее влияние, чем символические интересы, на различия в политических ориентациях элит.
Хотя большинство простых людей в Приморье признают в повседневном общении, что взяточничество среди чиновников, контролирующих приграничную экономическую деятельность, является аксиомой, систематические конкретные данные по коррупции отсутствуют. Между тем пилотный опрос 100 китайских мигрантов зимой 1999 г. дает косвенные свидетельства, подтверждающие повседневные представления граждан Приморья. Так, при ответе на вопрос: "Кому Вы платите за безопасность?" 62% опрошенных мигрантов из КНР ответили "чиновникам", 80 - "милиции", 55 - "пограничникам" и 60% - "транспортным работникам". Другими словами, без платы за "безопасность" вероятность занятия бизнесом в Приморье большинства китайских граждан резко бы снизилась.
Отвечая на вопрос: "Какие правительственные меры в России мешают Вашей торговле?", 65% опрошенных китайских мигрантов назвали "высокие тарифы на импорт", 86 - "строгий контроль за китайской иммиграцией", 73 - "запрет на торговлю на улицах", 23 - "визовый контроль" и 17% - "штрафы". Поскольку данные восприятия являются реакцией на конкретное поведение чиновников, они дают основание заключить, что государственные служащие в Приморье в целом занимаются активным поиском возможностей взимать плату с участников экономической деятельности за "безопасность" или "осуществление деятельности".
Отдельные факты свидетельствуют, что чиновники склонны гибко интерпретировать законы, когда дело касается извлечения личной экономической выгоды. Деловой еженедельник "Золотой Рог" сообщил в апреле 1999 г., что во Владивостоке открылись 13 новых китайских рынков и две оптовых торговых базы, работают они эффективно, но нелегально. В той же статье цитировались источники, по оценке которых 30 китайских семей продали овощей и фруктов с одной из этих оптовых продтоварных баз на сумму от 400 до 500 тыс. долл., без регистрации и уплаты налогов. В Уссурийске, где доходы городского бюджета увеличились втрое, в конце 90-х годов в результате поступлений, связанных с китайской торгов лей, местное таможенное управление, беспокоясь о потере своих доходов, заблокировало попытки городской санэпидемстанции провести инспекцию качества завезенных из Китая товаров, хранившихся на оптовом складе таможни . По подсчетам Ольги Проскуряковой, заведующей отделом внешней торговли в комитете по международным и региональным экономическим отношениям администрации Приморского края, приграничная "челночная" торговля втрое превышает объем официальной торговли между Приморским краем и Китаем16.
БЕЗОПАСНОСТЬ, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ И ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ В ОТНОШЕНИИ КИТАЙЦЕВ, 1991-1998 гг.
Экономические интересы, способные обусловливать поддержку или оппозицию по отношению к приграничным обменам с Китаем, различаются по характеру и интенсивности между элитами и основной массой населения Приморья, а также в различных городах и районах Приморского края. В то время как у правительственных элит есть реальные возможности для обогащения, приоритетом основной массы населения является выживание в условиях общего экономического спада. Поэтому логично предположить, что элиты более чувствительны к росту или сокращению связанных с приграничной экономической деятельностью возможностей для обогащения, тогда как основная часть населения будет более респонсивной к изменениям в макроэкономических условиях в целом и менее респонсивной к колебаниям в уровне доходов от приграничной торговли и бизнеса.
Статистические данные показывают, что общий экономический эффект в Приморском крае от официально учитываемых приграничных торгово-деловых трансакций с Китаем возрастал с 1993 по 1996 г., а затем уменьшился с 1996 по 1998 г. Спад экономического эффекта совпал примерно по времени с уменьшением объема финансирования в долларовом эквиваленте госорганов в Приморье. Влияние этих тенденций на отношение русских в Приморье к китайским мигрантам противоречиво. С одной стороны, логично ожидать, что будет возрастать число людей, как среди элит, так и основной массы населения, считающих, что связанные с приграничным деловым сотрудничеством надежды на улучшение экономики края не оправдались. Фрустрация по поводу неоправдавшихся ожиданий затем даст толчок более негативному отношению к китайским гражданам и на этой основе росту националистической активности борющихся за власть отдельных лиц и групп и усиливающейся враждебности общественности по отношению к китайским мигрантам.