В целом меры государства по преодолению кризиса едва ли можно признать оптимальными. И дело не только в том, что развертывание антикризисных мер запоздало. Одни ошибки сменялись другими, не говоря уж о том, как выстраивались приоритеты в расходовании больших, но вовсе не безразмерных ресурсов. Показательны в этом отношении ассигнования в рамках антикризисной программы правительства, утвержденной в апреле 2009 г. Сумма 2920 млрд. рублей намечена к распределению следующим образом: поддержка финансовой системы – 46.4%, сохранение промышленного потенциала – 26.6, усиление мер социальной защиты – 15.9, поддержка регионов -10.3%. Цифры эти говорят сами за себя.
Широко признано, что в условиях кризиса в первую очередь надо поддерживать потребителя, а не производителя и посредника, то есть обеспечивать платежеспособный спрос, а не покрывать издержки нерентабельного производства. Против этого выдвигается лишь один довод: рассредоточенные дотации будут легко разворованы. Отдавая должное критическому взгляду на нашу систему социального вспомоществования, необходимо все же задаться вопросом: сколь долго коррупция будет рассматриваться как неизбежное зло?
Существующий механизм выработки и реализации экономической политики дефектен по меньшей мере в двух отношениях. Во-первых, решения принимаются «за закрытыми дверями». Выход на них скрыт и неподконтролен обществу. А во-вторых, споры в российской правящей элите не затрагивают – или затрагивают очень косвенно – собственно политический процесс.
Свои ответы на вопрос «что делать?» предлагают независимые эксперты. В какой мере их рекомендации востребованы – отдельная тема. Но их роль не следует сбрасывать со счетов хотя бы для прояснения (и формирования) общественного мнения. Наиболее очевидным представляется то, чего делать заведомо не следует, если исходить из общественных интересов. Например, расходовать государственные ресурсы для спасения неэффективных собственников и консервации убыточных производств. Притчей во языцех является наш автопром. Конечно, пойти на разорение и ускоренную ликвидацию ВАЗа или КамАЗа, как это произошло с заводом, выпускавшим автомобили «Москвич», невозможно: другие время и место, иной социальный контекст. Но не дешевле ли было бы оплачивать конверсию этих заводов и переобучение персонала с сохранением заработной платы и социальных выплат, чем упрямо сохранять бесперспективное производство? (Один шутник предложил выстроить в Тольятти предприятие по утилизации сходящих с конвейера автомобилей.)
Безумными представляются высокие, нередко запретительные тарифы на импортные лекарства, на те же автомобили, на такие виды продовольствия, производство которых мы годами не можем наладить в собственной стране. И уж совершенно очевидно, что следует сократить до минимума или вообще отменить престижные расходы и перебросить отведенные на них ресурсы на вещи неизмеримо более полезные. Понятно, отменить Олимпиаду в Сочи уже нельзя, хотя ясно, что это – черная дыра, куда придется бросать в разы больше денег, чем первоначально предполагалось, что перемещение жителей с площадей, отведенных для строительства олимпийских объектов, проходит болезненно, а выстроенные сооружения после праздника станут избыточными. Но разве нельзя хотя бы запланированный саммит АТЭС провести где-нибудь в другом месте, а строительство переходов на о. Русский отложить до лучших времен? Так ли уж нельзя обойтись без еще одной государственной резиденции в Калининградской области? Не лучше ли вместо дорогостоящей демонстрации российского флага у «друга Чавеса» и иных подобных эскапад построить квартиры для увольняемых офицеров? Число таких примеров можно умножить.
Секторальная перестройка экономики – лишь наиболее очевидная задача на пути модернизации. Для того чтобы решить ее, не говоря уж о других задачах, необходимо провести глубокие социально-экономические и политические преобразования, задевающие интересы влиятельных общественных кланов. Пунктирно обозначить эти задачи можно следующим образом.
Последовательная демонополизация российской экономики, целеустремленное формирование конкурентной среды с использованием инструментария законодательной, исполнительной и судебной власти: жесткий контроль над тарифами в отраслях, где действуют естественные монополии, демонтаж искусственно созданных монополий, перевод государственных корпораций в частную собственность, эффективная защита малого и среднего бизнеса от коррумпированного чиновника и рэкетира, постепенное снижение налогового давления на бизнес и возвращение предпринимателю средств, изымаемых ныне как бюрократическая рента в форме различных поборов.
Активная роль государства в экономике, но не в качестве производителя товаров и коммерческих услуг, а как регулятора процессов ее модернизации: структурной перестройки, перетока капитала в современные высокотехнологичные отрасли и производства, привлечения на льготных условиях иностранных инвестиций, способствующих созданию и переоснащению таких отраслей и производств, где Россия безнадежно отстала от передовых стран, замещения разрешительных для бизнеса процедур – регистрационными и т.д.
Создание и упрочение в экономической и социальной жизни институтов, без которых немыслимо существование современного общества: в первую очередь – частной собственности и независимой судебной системы.
Проведение запоздавших социальных реформ: пенсионной, систем здравоохранения и образования, рынка труда, жилищной сферы и др.
Расширение пространства свободы, предполагающее демонтаж вытеснивших и уродующих ее механизмов «управляемой демократии».
На последнем необходимо остановиться особо. О том, как в последнее десятилетие шла поначалу не всеми замеченная, но с каждым годом нараставшая реставрация авторитарного строя, сказано и написано уже немало. Начавшись по дентом в начале второго года его правления. В их числе интервью, данное редактору оппозиционной газеты11. Приезд в ИНСОР – институт, попечительский совет которого возглавляет сам президент. Институт этот, хотя и неукоснительно соблюдает принятые правила игры, претендует на самостоятельную позицию. Незадолго до состоявшегося визита президента он опубликовал доклад, который в отличие от поделок кремлевского агитпропа содержал немало здравых суждений и вывод: «На нынешнем этапе политического развития России либерализация общественной жизни и укрепление институциональных основ демократии становится инструментальной задачей»12. Особое же внимание привлекла встреча с членами состоящего при президенте Совета по содействию развития институтов гражданского общества и правам человека, в состав которого перед тем были введены люди с безупречной гражданской репутацией. Стенограмма состоявшейся беседы была сразу же размещена в интернете на президентском сайте, что сделало ее явлением публичным.
В ходе разговора перед президентом были поставлены проблемы, решение которых необходимо для модернизации страны. Предложения известных правозащитников, обладающих незаемным авторитетом, были высказаны хотя и корректно, но вполне откровенно, с минимумом дипломатических умолчаний и эвфемизмов, примерно в такой же тональности, в какой сторонники демократических преобразований ведут разговор между собой. Были приведены примеры беззаконий и безобразий разного рода, на обсуждение которых в контролируемых государством СМИ наложено табу. Но речь шла не просто об «отдельных недостатках». Были названы главные деформации государственной системы, утвердившейся после 2000 и особенно 2004 г., когда собственно и изменился вектор политического развития страны.
Разгул коррупции, в которую вовлечены также и высшие должностные лица. Правовой нигилизм. «Презумпция виновности», с которой государство подходит к общественным институтам. Правоохранительные органы, не столько защищающие граждан, сколько представляющие угрозу для их безопасности и жизни. Элита, которая не выполняет своей роли и отгорожена от общества.
Необходимо кардинально изменить стратегию государства по отношению к обществу. Обеспечить свободу СМИ как необходимое условие гражданского контроля, противостоящего коррумпированной и неэффективной бюрократии. Вернуться к свободным и честным выборам с реальной политической конкуренцией вместо административного ресурса, такую конкуренцию подменяющего. Покончить с бюрократическими извращениями судебной системы. И многое другое – я насчитал 48 позиций, эпизодов, персональных вопросов, по которым правозащитники предъявили счет государству.
Содержательная критика существующих порядков прозвучала, и программа неотложных преобразований представлена. Власть в лице президента проявила способность выслушивать публично произнесенные речи, от каких она отвыкла, и пообещала сотрудничать с независимыми общественными организациями, хотя и неясно, в каком виде и в каких пределах. Обещано было также провести некоторую коррекцию законодательства (в частности, откровенно антидемократического закона об НКО). Встреча с правозащитниками, благожелательные по тональности комментарии президента, а главное – вынесение на публику концентрированного выражения позиции, столь отличной от примитива, который льется с экранов ТВ, и идущей вразрез с основными направлениями государственной политики, – явление в общем политическом контексте заметное.