Как показывают результаты теоретических и эмпирических исследований, распространение нестандартной занятости тесно связано с характером трудового законодательства. Чем жестче регулирование "ядра" занятости, тем выше риск для групп работников с пониженной конкурентоспособностью оказаться в числе нестандартно занятых. Жесткое законодательство о защите занятости значительно повышает трудовые издержки и тем самым делает "стандартного" работника "дороже", сокращая спрос на его услуги. Поэтому формальные правила, надежно защищающие постоянных работников от увольнений и ограничивающие гибкость занятости и рабочего времени, содействуют сжатию стандартной занятости, выталкивая из нее прежде всего женщин, молодежь, пожилых, малообразованных и неквалифицированных. В результате резко увеличивается доля нестандартно занятых. Чрезмерная защита "стандартных" работников — это перераспределительная мера, от которой выигрывают сильные, а проигрывают все остальные.
Ответной реакцией политиков на подобное развитие событий нередко становится стремление к ужесточению норм, регулирующих нестандартную занятость. Однако это только загоняет болезнь вглубь: вследствие избыточной зарегулированное™ трудовых отношений начинает сокращаться общая занятость, растет безработица, усиливается отток населения в сферу экономической неактивности, все больше работников устремляются в теневой сектор. Здесь можно сформулировать такой принцип: чем жестче законодательное регулирование "ядра" рабочей силы, тем шире разрастается "периферия"; чем жестче регулирование и "ядра", и "периферии", тем значительнее общие потери в занятости и тем больше формальные трудовые отношения уступают место неформальным. Но в обоих случаях страдают прежде всего самые слабые.
Глава 3. СТРУКТУРА РОССИЙСКОЙ РАБОЧЕЙ СИЛЫ:
ОСОБЕННОСТИ И ДИНАМИКА
Основной эмпирической базой исследования служат данные выборочных обследований населения по проблемам занятости (ОНПЗ) Росстата за 1992—2005 гг. Хотя по своему качеству они вполне сопоставимы с данными аналогичных обследовании, проводимых в других странах, при их использовании возникает немало серьезных методологических затруднений.
Номенклатура отраслевых, профессиональных и образовательных категорий в анкетах ОНПЗ неоднократно менялась. Использовавшаяся в них первоначально традиционная «советская» классификация отраслей народного хозяйства (ОКОНХ) во многом отклонялась от стандартной классификации отраслей, принятой в большинстве стран мира. К параллельной разработке альтернативной Общероссийской классификации видов экономической деятельности, продукции и услуг (ОКДП) Росстат приступил в 1997 г. В 2003 г. она была заменена Общероссийским классификатором видов экономической деятельности (ОКВЭД), идентичным международной классификации ISIC-3, и с 2005 г. Росстат отказался от дальнейшей разработки ОКОНХ. Дополнительные трудности связаны с тем, что первоначально лица, занятые производством продукции в ЛПХ для реализации на рынке, квалифицировались в рамках ОНПЗ либо как безработные, либо как экономически неактивные, но с 1999 г. стали включаться в состав занятых. В начале 1990-х годов в рамках ОНПЗ использовалась классификация видов занятий, состоявшая из четырех укрупненных «советских» категорий — руководители, специалисты, прочие служащие, рабочие. В 1997 г. ей на смену пришел новый Общероссийский классификатор занятий (ОКЗ) из девяти базовых профессиональных групп, идентичный международному классификатору ISСО-88. Что касается образовательной структуры занятости, то в первой половине 1990-х годов в ней выделялись 6, а в последующие годы — 7 уровней образования: лица с начальным профессиональным образованием учитывались вместе с лицами со средним (полным) или основным общим образованием, и лишь с 1997 г. стали выделяться в самостоятельную категорию. Сравнение с данными переписей населения свидетельствует также, что ОНПЗ, по-видимому, дают несколько смешенную картину распределения работников по уровням образования. Если в первые годы их проведения, похоже, имела место некоторая переоценка доли выпускников ссузов, то в самые последние годы доля их выпускников, напротив, стала недооцениваться, но зато стала переоцениваться доля выпускников средних школ.
Поэтому в ряде случаев мы будем отдавать предпочтение альтернативным источникам данных. Так, при описании отраслевой структуры занятости наряду с оценками ОНПЗ мы будем пользоваться оценками Баланса трудовых ресурсов (БТР), которые доступны за более длительный период. В качестве дополнительного источника данных об образовательных характеристиках российской рабочей силы мы обратимся и к переписям населения 1989 и 2002 гг.
Пункт 1. Отраслевая структура занятости
На рисунках 1 и 2 отражены изменения занятости в основных
отраслях российской экономики по двум источникам — БТР (за 1990 — 2004 гг.) и ОНПЗ (за 1992—2004 гг.). Налицо примерно одинаковая картина. Согласно БТР, за 1990—2004 гг. общая численность занятых сократилась на 11,8% (с 75,3 до 66,4 млн. чел.); согласно ОНПЗ, за 1992—2004 гг. она сократилась на 5,3% (с 71,1 до 67,3 млн. чел.). Мы ограничимся обсуждением оценок, полученных на основе БТР (они легко могут быть сопоставлены с параллельными оценками ОНПЗ, представленными на рис. 2).
Как видно из рисунка 1, за последние полтора десятилетия российская промышленность потеряла 37% рабочих мест. Сопоставимые потери понесли и другие отрасли «материального производства»: сельское хозяйство — 28%, строительство — 42, транспорт — 21%. Однако самый масштабный «сброс» наблюдался в науке, где численность работающих уменьшилась более чем наполовину. Что касается главных «генераторов» рабочих мест, то ими выступали отрасли сферы услуг: торговля — +95%; финансы — +132%; государственное управление — +100%. Существенно (примерно на 10%) возросла также численность работающих в здравоохранении и культуре, тогда как в образовании она осталась примерно на том же уровне, как и до начала реформ.
Под влиянием столь масштабных изменений отраслевая структура российской занятости стала качественно иной (табл. 1). Хотя самой крупной отраслью экономики, как и прежде, остается промышленность (в ней, по имеющимся оценкам, сосредоточено порядка 22—24% всех работников), по сравнению с дореформенным периодом ее вклад в совокупную занятость резко уменьшился — почти на 9 п. п. Обратный процесс наблюдался в торговле, вклад которой в совокупную занятость, напротив, увеличился на 9 п. п. Это позволило ей переместиться на второе место в списке отраслей по численности работников, так что сегодня она аккумулирует значительно большую долю рабочей силы, чем сельское хозяйство, строительство или транспорт и связь. Заметно возросла также доля занятых в государственном управлении (в настоящее время здесь трудится приблизительно каждый двадцатый работник). Примерно по одному дополнительному процентному пункту «прибавили» за годы реформ здравоохранение, образование и финансы, тогда как ЖКХ и культура сохранили свое представительство практически на дореформенном уровне. Единственной отраслью сферы услуг, удельный вес которой в совокупной занятости сократился (почти на 2 п. п.), была наука.
Достаточно широко распространено мнение, согласно которому по масштабам развития сферы услуг Россия была и остается безнадежным аутсайдером. Однако имеющиеся данные это не подтверждают. В таблице 2 представлено распределение российских работников по трем агрегированным секторам — первичному (сельское хозяйство и примыкающие к нему отрасли), вторичному (добывающая и обрабатывающая промышленность, строительство, газо-, электро- и водоснабжение) и третичному (сфера услуг) в начале и в конце рассматриваемого периода (1990 и 2005 гг.). Сюда же включены оценки по странам Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Германии. (Отметим, что при их получении в целях сопоставимости использовалась международная классификация отраслей ISIС-3.)
Дореформенную российскую экономику, когда во вторичном секторе было сконцентрировано свыше 40% всех занятых (табл. 2), можно было по праву считать сверхиндустриализированной. Но в пореформенный период доля этого сектора уменьшилась на
— до 30%. За то же время доля занятых в сфере услуг увеличилась почти на 15 п. п., и сегодня здесь сосредоточено уже 60% всех российских работников.Сравнение с другими странами приводит к достаточно неожиданным выводам. Оказывается, что по масштабам занятости в сфере услуг Россия вплотную приблизилась к Германии (отставание менее 7 п. п.). Более того, из стран ЦВЕ только Венгрию можно поставить в этом отношении рядом с Россией. Таким образом, несмотря на то, что в большинстве стран ЦВЕ реформы, по общему мнению, проходили успешнее, чем в России, с точки зрения секторальной структуры занятости наша страна сегодня находится ближе к «западноевропейскому стандарту», чем они. Разумеется, это не исключает существования серьезных деформаций внутри самой сферы услуг. Действительно, на более дезагрегированном уровне здесь обнаруживается немало отклонений от отраслевой структуры занятости, которая типична для других постсоциалистических стран, не говоря уже о развитых (табл. 3).