Изменение условий хозяйствования в последней четверти XX ст., интенсивная либерализация, дерегуляция финансовой сферы существенно сказались на характере взаимосвязей между банковским и промышленным секторами экономики. Сегодня банки в развитых странах все чаще кредитуют не промышленность, а потребительские расходы домохозяйств и нужды коммерческих структур. Последние же используют заимствованные средства не столько для обеспечения оборота реальных промышленных товаров, сколько для обслуживания "бумажного обращения" между различными субъектами финансово-коммерческой сферы (спекулятивные махинации с фьючерсами, секьюритизиро-ванными производными долговыми инструментами и пр.). Заметно выросли объемы разнообразных дополнительных банковских продуктов, которые приносят значительную долю доходов коммерческим банкам. Ощутимые изменения в целевых ориентациях банкиров обусловили ослабление зависимости банков от функционирования промышленного сектора экономики.
Оценивая перспективность и прибыльность тех или иных производственно-коммерческих проектов, открывая или, наоборот, закрывая инвестиционные "краны" для них, финансисты оказывают огромное влияние на направления и структуру продуктивного предпринимательства. По словам Й. Шумпетера, исходя из ситуации, которая была типична для экономики Западной Европы в начале XX ст., банкир делает возможным появление новых комбинаций и предоставляет полномочия для их осуществления, - он является эфорой рыночного хозяйства. А в настоящее время банки превратились в центры денежных прибылей, относительно независимые и не связанные никакими долгосрочными обязательствами с предприятиями. Правит бал желание незамедлительно получить как можно больше денег.
Прежде банковская система была важным стабилизатором и регулятором бурного поля рыночной конкуренции, где шла борьба "всех против всех". Как правило, ведущие игроки не столько соревновались между собой, сколько прибегали к разделению сфер влияния; имела место взаимная заинтересованность в поддержании хозяйственной стабильности, определенного порядка, деловой респектабельности, корпоративной солидарности, взаимного контроля и ответственности. Но в конце XX ст. вследствие либерализации и масштабной дерегуляции под влиянием идеологии "рыночного Ренессанса" финансовые институты сами стали субъектами жесткой конкурентной борьбы. Такая ситуация, отмечает директор исследовательского центра CEMI-EHESS (Париж) Ж. Сапир, привела к тому, что конкуренция в этой сфере не только не способствовала повышению конечной результативности функционирования экономики, а, напротив, стимулируя так называемую негативную селекцию (стремление финансовых институтов добиться сохранения и упрочения своих позиций в конкуренции путем постоянного снижения надежности и обеспеченности финансовых операций с клиентами), превратила финансовую систему из опоры стабилизации рыночной предпринимательской деятельности в генератор кризисных процессов.
Еще круче, чем в банковской сфере, спекулятивный крен в соотношении между продуктивным и спекулятивным модусами на фондовом рынке. Выполняя важные конструктивные функции (обеспечение ликвидности средств, конвертированных в акции, сохранение стабильности производственного капитала акционерных компаний, информирование, ориентирование, мотивирование инвесторов и корпоративного менеджмента), этот социально-экономический институт одновременно является излюбленной ареной спекулятивных игр профессиональных фондовых игроков. Как парадоксальный оценивал характер взаимосвязей между спекулятивными операциями на фондовых рынках и реальным инвестированием средств в активы промышленных предприятий Дж Кейнс. По его словам, реальные инвестиции определяются колебанием котировок, последние — общепринятым мнением о возможных изменениях, а само это мнение — ожиданиями. Таким образом, предельная эффективность капитала определяется не мнением наиболее авторитетных экспертов, а рыночной оценкой, зависящей от массовой психологии, на состояние которой сильнее влияет динамика спекулятивных операций в пространстве фондового рынка, чем реальная эффективность работы промышленных предприятий. Спекуляции не наносят вреда, пишет Дж. Кейнс, если они остаются пузырями на поверхности ровного потока предпринимательства, но совсем другое дело, когда оно превращается в пузырь в водовороте спекуляции: если расширение производственного капитала в стране становится побочным продуктом деятельности картежного дома, не стоит ожидать хороших результатов.
"Спекулятивная пена" на фондовых рынках стала в конце XX ст. настолько масштабной, что они уже дезориентируют реальных инвесторов и промышленных предпринимателей. Ведь рыночная капитализация фирм часто растет или падает вне какой-либо связи с реальной эффективностью производственной деятельности. Это вводит инвесторов в заблуждение, и они направляют свои средства не в самые продуктивные секторы экономики. При этом дезориентируются не только рядовые потенциальные покупатели миноритарных пакетов акций, но и компетентные аналитики. Так, еще в 2000 г. большинство их уверенно заявляли, что эмиссионный бум новых высокотехнологичных фирм США подтверждает здоровое инновационное развитие американской экономики. А через 2 года стало очевидным, что на самом деле то был очередной "мыльный пузырь", созданный усилиями компаний, которые использовали не столько высокие, сколько спекулятивные технологии
Динамика роста объемов капитализации и оборотов на фондовых рынках еще недавно заставляла думать, что в развитых странах последние становятся основным рычагом мобилизации и перераспределения инвестиционных ресурсов в пользу наиболее эффективных компаний. Однако специальные исследования показали, что чистая эмиссия (новый выпуск акций, за исключением обратного выкупа) нефинансовыми корпорациями США в период с 1952 по 1995 г. составила -0,4% от чистых инвестиций в реальный капитал. Характер взаимодействия между продуктивным и спекулятивным модусами фондовых рынков дал основания российскому аналитику, повторив давно известный парадокс - "все есть яд и все есть лекарство", утверждать, что недальновидная инвестиционная практика может распространяться благодаря как недостаточному, так и чрезмерному развитию фондового рынка.
Спекулятивная тенденция основных показателей фондового рынка деформирует ориентации продуктивного предпринимательства. Производственники начинают все чаще заботиться не о перспективах, не о наращивании объемов выпуска и улучшении качества продукции, а о достижении немедленного успеха в динамике фондовых показателей с помощью хитроумных пиар-технологий, хаотичного слияния и поглощения фирм. Это особенно характерно для тех промышленных корпораций, чьи крупные пакеты акций принадлежат пенсионным фондам, а тех интересует главным образом краткосрочное повышение рыночной стоимости акций для выгодной их перепродажи. Так поднимается волна спекулятивного движения акций, а промышленных предпринимателей подстерегает угроза поглощения, непрерывной смены контролирующих инвесторов, нестабильности, зыбкости статусных позиций корпоративного топ-менеджмента. Как отмечает известный английский аналитик У. Хаттон, пенсионные фонды и страховые компании стали классическими лендлордами, которые, живя вдали от своих имений, властвуют там неограниченно. Фонды предъявляют обременительные условия компаниям, не признавая их адекватного права на требования к держателям акций.
Авантюрное поведение участников финансового рынка, которые не полагаются на скрупулезные расчеты, а питают надежду на слепую игру случая, распространяясь на производственную сферу, весьма сужает возможности для "веберианской" рационализации экономики, и рациональный "homo oeconomicus" все чаще уступает место иррациональному "homo finansus", порожденному новым соотношением реального и финансового секторов. Иррационализации хозяйственной деятельности не может воспрепятствовать даже широкое использование современной вычислительной техники. Ведь, как отмечают П. Самуэльсон и В. Нордхаус, сущность теории курса акций (так называемой теории эффективного рынка) заключается в признании того, что предвидеть поведение рынка невозможно.
Нынешний мировой финансовый кризис и связанная с ним рецессия промышленного производства в большинстве стран являются следствием взаимодействия многих факторов. Научное их осмысление будет в центре внимания аналитиков еще не один год. Но, бесспорно, существенно повлияло на формирование своеобразного "пускового механизма" глобального финансового обвала то, что спекулятивные ориентации в значительной мере исказили конструктивные задачи глобализационных экономических процессов. Общемировые объемы финансовых активов выросли за период с 1980 по 2007 г. более чем в 15 раз при росте объемов ВВП лишь в 3,5 раза. Мировой финансовый рынок в среднем за 1 месяц перемещает из страны в страну более 3 трлн. дол. Из них свыше 2 трлн. — это деньги, не контролируемые официальными институтами. По мнению компетентных экспертов, из всего объема финансовых операций, которые осуществляются в мире, менее 10% подтверждают движение товаров и услуг, а остальные связаны с "производными" спекулятивными махинациями. В результате, пишет П. Друкер, валюта каждой страны зависит от краткосрочных перемещений финансовых инструментов, "которым нет и не может быть рационального экономического объяснения".