Корнем бед пореформенной России Победоносцев считал порочный принцип, положенный в основу реформ, - веру в добрую природу человека, стремление максимально освободить его. Идея народовластия дала буйную поросль, проникнутых ложью учреждений. Выборное начало вручает власть толпе, которая будучи не в силах осмыслить сложность политического процесса, слепо идет за броскими лозунгами. Так как непосредственно народоправство невозможно, народ передоверяет свои права выборным представителям, однако телеконференции, поскольку человек эгоистичен, оказавшись у власти, помнит «лишь о своих корыстных интересах». Свобода печати дает полную и по сути дела бесконтрольную власть случайным людям, сулит успех лишь тем изданиям, которые рассчитаны на низменные вкусы, в суде присяжных решения выносят люди некомпетентные и подверженные сторонним влияниям.
Все пороки, полагал Победоносцев, приходят вместе с усложнением, отказом от «естественных», исторически сложившихся форм социальной жизни. Опорой порядка Победоносцев считал «простой народ», интуитивно, на основе традиции и опыта отделяющий добро от зла. Носителями деструктивных тенденций виделись «беспочвенные» слои – интеллигенция и бюрократия, склонные перестраивать жизнь по рациональным схемам на основе западных образцов.
Бывший московский профессор с большим недоверием относился к теоретическим конструкциям, опасался насилия отвлеченной догмы над жизнью. В его научных трудах царил культ «факта» при неприязненном отношении к выводам, теориям, умозаключениям.
Победоносцев с опаской воспринимая яркие проявления индивидуальности, способные поколебать прочность сложившегося уклада. Оптимальным историческим путем при таком подходе виделся механизм, максимально близкий к животному или растительному росту, огражденный от всяких волевых вторжений.
Победоносцев полагал, что у России «не было своих средних веков», здесь не сформировалось «третьего сословия» с присущими ему склонностями и понятиями. Все служилые и тяглые корпорации в России были «собственностью государства»; на русской почве не могло слоиться не полноценной частной собственности. Ни понятия о «самостоятельной гражданской личности».
Самодержцу, согласно взглядам Победоносцева, отводилась в обществе искючительно большая роль. «Вся тайна русского порядка и преуспеяния – наверху, в лице верховной власти. Нигде, а особливо у нас, в России, ничего само собою не делается, без правящей руки, без надзирающего глаза, без хозяина».
При этом самодержавие Победоносцева вовсе не было «диктатурой дворянства» – монарху надлежало стоять над классами и сословиями, выражая общенациональные интересы. Социальным идеалом Константина Петровича был гармоничный союз правящих сословий – патриархального крестьянства, купечества, коренного дворянства, живущего в своих имениях. Важнейшим залогом стабильности виделось духовное единство власти и народа
Победоносцев считал, что в России более всего дорожить надо нравственным доверием народа, верою его в правительство. Возможные законные льготы и постановления – ничто перед этим чувством. Народ приходит в уныние и тоску, когда не чувствует правящей силы. У нас, в России, нет другой движущей силы, кроме единства народа с правительством в нравственном сознании.
Победоносцев был глубоким знатоком права, целые поколения профессоров и студентов признают его своим учителем. С особым вниманием он относился к основам гражданской и политической жизни в России и Запада. Превосходно знавший Россию и всегда и во всем точно мысливший, Константин Петрович не мог слепо воспринимать западные нововведения. Отрицательно относившийся к конституционному строю, он считал парламентаризм неприемлемым для России вообще и был сторонником централизованной сильной власти.
После 1861 года, когда в России происходила поляризация политической мысли и формировалось крыло идеологов консервативного толка, Победоносцев одним из первых оказался именно в этом лагере, к чему он подготовлен был изначально: и происхождением, и воспитанием, и духом, и устоями родительского очага. К консерватизму склонял и весь психологический строй его личности. Умеренная дань, отданная политическому либерализму на рубеже 50-60-х годов XIX века была связана с общей модой на вольномыслие и негативной реакцией общества на мрачный финал внешней и внутренней политики Николая I. И юный Победоносцев , тяжело переживавший положение России и ее внутренний кризис, не мог избежать влияния этого поветрия.
Однако, стоило ему приобрести научный авторитет, прослыть знаком английского парламентаризма, а отечественным реформам слегка захлебнуться в непросчитанных издержках, крайностях и волнениях – от крестьянских до студенческих, как Победоносцев сменил свои взгляды на судьбы России. Врожденный и воспитываемый в нем с детства «русский византизм» взял верх и в его лице приобрел постепенно своего выдающегося идеолога и практика.
Исследуя проблему крепостного права, Победоносцев вышел за ее рамки и высказал ряд интереснейших мыслей, перекликающихся с воззрением таких государственников как С.М.Соловьев и К.Н.Леонтьев. Постановка вопроса Победоносцева отличалась завидным лаконизмом, четкостью и внутренней логикой. Он был обстоятельно знаком не только с гегельянством, фурьеризмом, но и хорошо знал Г.Спенсера, Дж,Миля и А.де Токвиля.
В своих исторических исследованиях Победоносцев исходит из собственных определений истории как науки, позже он обратится к ней еще и как к инструменту и важнейшему компоненту воспитания государственного человека . Победоносцев в исследовании 1876 года поставил и по-своему ответил на вопрос о роли личности в истории. Любопытны его соображения о роли исторических закономерностей. По его словам «историю перестали считать хронологическим сборником политических фактов, с тех пор как она приняла вид самостоятельных исследований жизни народной и учреждений общественных». Но при этом, замечает Победоносцев , исторические изменения очень сильно зависят от политических и партийных интересов и грешат субъективностью. Константин Петрович ратовал за то, чтобы отделить историю от политики. Он не хотел «приписывать личности исключительное и решительное влияние на ход исторических событий и направление жизни народной». Он придерживался закона «исторической и политической необходимости».
Фатализм, вера в историческую предопределенность и закономерности, соответствующие ей ненависть к реформам и конституции, либерализму и либералам, крайним радикалам, мятежникам. Сильнейшим и опаснейшим элементом социального брожения Победоносцев считал политический национализм, угадывая в нем угрозу распада империи.
Проблема «инородцев», способствовавшая развалу страны, начиналась для Победоносцева с еврейского вопроса. Развитие капитализма, послабления еврейской диаспоре в пореформенной России, развитие предпринимательства, технический прогресс изменили в определенной степени де-факто роль и положение евреев. И Победоносцев в этом видел зловещее предзнаменование. Он стал первым идеологом государственного антисемитизма.
Впрочем, немногим более Константин Петрович был расположен к отечественной интеллигенции, даже великорусского происхождения. Она ему казалась насквозь «гнилой», «фальшивой» и «так называемой». Вместе с журнальным диктатором, реакционным публицистом Катковым Победоносцев открыл «зеленую улицу» для воспитания ненависти к интеллигенции в массовом сознании.
Россия была сильна благодаря самодержавию, благодаря неограниченному взаимному доверию и тесной связи между народом и его царем… Так называемые представители земства только разобщают царя с народом. «Масса темных людей не может обойтись без власти».
Он чувствовал себя абсолютно уверенным в собственной правоте и непогрешимости своих взглядов. Все то, что им противоречило, он трактовал как плод исторической безответственности, легкодумия, заведомых заблуждений и пристрастий личной и мелкой выгоды, а главное – отсутствие подлинного патриотизма.
Космополитическим западным идеям он пытался противопоставить российского самодержца как носителя отечественной самобытности, как истинно русского патриота, выразителя народной мысли, как «народного государя». Победоносцев особо подчеркивал интерес Александра III к прошлому, к историческим особенностям русского быта, нравов, веры, местным общественным установлениям. По его мнению, только ориентация государя – «миротворца» на истоки, традиции, «русскую идею» и могла обеспечить благополучие и процветание народа и общества, стабильность власти в огромной – «единой и неделимой империи».
Для русского народа характерна роковая неспособность и нежелание самому устраивать порядо земли своей. Русский народ как бы хочет не столько свободного государства. Свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот о его устройстве. Природа русского народа определяется как пассивная и покорная в делах государственых. Нет пределов смиренному терпению многонационального русского народа. Государственная власть всегода была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского народа.
Очень характерно, что в русской истории не было рыцарства, этого мужественного начала. С этим связано недостаточное развитие личного начала в русской жизни. Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива, «в какой-то растворенной стихии земли».
Россия – самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики. Россия – могущественейшее государство в мире, величайшая империя, только русский народ был способен создать такое государство!