Реализация положений Хартии может столкнуться с рядом ограничений институционального характера, связанных с различиями в системах предоставления социальных услуг населения в России и странах Евросоюза.
Хартия рекомендует содействовать созданию или поддержанию деятельности служб, призванных оказывать достаточную и бесплатную помощь иностранным работникам и предоставлять в их распоряжение точную информацию и предпринимать все необходимые меры, насколько это соответствует национальному законодательству, против вводящей в заблуждение пропаганды, касающейся эмиграции и иммиграции. Помимо этого предлагается содействовать сотрудничеству между государственными и частными социальными службами стран эмиграции и иммиграции.
В Российской Федерации система служб, призванных оказывать помощь мигрантам вообще и иностранным работникам, в частности, не развита. Частные социальные службы для нашей страны также пока редкое исключение.
Присоединение к Европейской социальной хартии является значимым событием на пути интеграции России в Европейское сообщество. Идеи социальной сплоченности, реализуемые посредством Хартии, призваны стать основой социальной стабильности и устойчивого экономического развития. Принятие Хартии позволит установить новые ориентиры дальнейшего проведения реформ в социальной сфере с учетом общепризнанных международных стандартов, используя обобщенный опыт европейских государств.
В то же время реализованные в миграционном законодательстве механизмы обеспечения защиты прав российских граждан при трудоустройстве (квота на привлечение иностранных работников, допустимая доля мигрантов, занятых в отрасли), а также иные ограничения, предусматриваемые в отношении иностранных граждан (в жилищной и налоговой сферах), могут стать серьезным камнем преткновения в диалоге о равных возможностях для мигрантов и граждан нашей страны [1].
2. Миграционная политика Франции
Франция долгое время слыла страной, гостеприимной для иммигрантов. Республиканская традиция, восходящая к Французской революции XVIII века, отвергала навязывание иностранцам какой-либо формы регистрации, подобной существующим в Германии или скандинавских странах. К тому же понятия гражданства и национальности во французской традиции практически идентичны, а всякая отсылка к социальному, религиозному или этническому статусу воспринималась как дискриминационная, нарушающая один из священных принципов республики – принцип равенства, что формально создавало благоприятные предпосылки для легкой интеграции иностранцев во французское гражданство. Кроме того, до экономического кризиса 1974 г. существовал достаточно свободный прием во Франции мощного притока иммигрантов, но от этой политики пришлось отказаться из-за кризиса и связанного с ним быстрого роста безработицы. В 1993 и в 1997 гг. были приняты новые законы, ужесточающие иммиграционную политику Франции. Они вносили коррективы в закон 17 июля 1984 г., согласно которому законно проживающие во Франции иммигранты могли окончательно обосноваться во Франции; возвращение их на родину осуществлялось только при их добровольном согласии и с предоставлением им финансовой помощи для возвращения и реадаптации; всякие новые потоки иммиграции должны были исключаться. После чего миграционная политика Франции направлена на достижение нулевого уровня иммиграции.
Трудовая миграция во Франции должна была решить демографическую проблему страны. Если бы не иммиграция населения, Франция насчитывала бы всего 45 млн человек (сегодня – 57 млн), а демографический рост сократился бы на 40%. Таким образом, иммиграция позволила удержать уровень рождаемости и «компенсировать» старение населения.
Существующие социальные затраты на иммигрантов значительны, если иметь ввиду семейные пособия: 2940 франков в месяц иностранцам-неевропейцам и 1760 франков – французам. Однако эти пособия в основном идут (75%) на детей, которые или уже считаются французами, или станут ими в ближайшем будущем. Медицинскими льготами иностранцы-неевропейцы обеспечены хуже, чем французы (52% против 85%), и врачей они посещают реже (3,7 и 6,6 раза в год).
Иммигранты предприимчивы и инициативны. Многие из них открывают свои предприятия, создавая дополнительные рабочие места. Число предпринимателей и руководителей предприятий – иностранцев возросло с 60 тыс. в 1982 году до 90 тыс. в 1989 году. Относительно благополучная картина социальных показателей интеграции мигрантов сменяется довольно мрачной, когда речь идет о так называемых «гетто» – целых кварталах в городах и пригородах, заселенных преимущественно арабо-мусульманским населением, где этнокультурные, религиозные противоречия перерастают в конфликт и коренные французы оказываются в изоляции. Исходя из того, что проблема «гетто», скорее, социальная, чем этническая, и коренное население также находится в тяжелом экономическом положении, начиная с 1980-х гг. был сделан упор на интеграцию в рамках локальной политики в кварталах массового заселения иностранцев. Она предполагала социальное развитие этих районов, обеспечение доступа к образованию, работе, создание зон первоначального воспитания для мигрантов. Меры охватывали не только иностранцев, но и французов, испытывающих экономические трудности, для которых их среда обитания в подобных кварталах становилась местом маргинализации. С тех пор как стали изучать степень расистских и ксенофобских настроений французов, этот показатель достаточно стабилен и высок: 43% опрошенных (в 2000 г.) заявили, что они «скорее» или «немного» расисты, 28% считают себя «совсем не расистами» и 26% – «неявными расистами». «Предметом» расистских настроений являются в первую очередь магрибинцы (75%), их второе поколение (55%), «черные» (44%), цыгане (41%).
По мнению некоторых ученых, этноцентризм, ксенофобия стали для значительной части французов структурообразующим элементом восприятия мира и жизненных ценностей. Во многих пригородах крупных городов условия жизни французских семей и семей иммигрантов схожи. Соседство с иммигрантами стало символом социального деклассирования. В последнее время в связи с ростом исламского экстремизма в настроениях общества доминирующей стала арабофобия. Во Франции около 4 млн мусульман, более половины из них – французские граждане, точнее, эта цифра относится к людям «мусульманской культуры», так как французское право не позволяет классифицировать французских граждан по их религиозной принадлежности. Речь идет о выходцах из мусульманских стран и о французах, которые исповедуют ислам. Исламские движения во Франции усиливаются во время экономического кризиса и таких международных событий, как кризис в Персидском заливе, война в Боснии, палестино-израильский конфликт, сентябрьские события 2001 г., война в Афганистане, Ираке и т. д. С 1980–1990 гг. ислам стал второй религией во Франции, и он заявляет о себе и своих правах на французской земле (предоставление права голосовать на выборах, выделение комнат для молитв, мест для ритуального забоя скота, мусульманских карре на кладбищах и т. п.). Опасения вызывает не традиционный «спокойный» ислам, а его фундаменталистские движения. Возник вопрос: можно ли быть французом и мусульманином одновременно? Исследования показали, что чем лучше становится социальное и экономическое положение иммигрантов, тем глубже их интеграция во французское общество, тем реже они самоутверждаются как мусульмане, и наоборот: чем более отторгнутыми они себя чувствуют, чем слабее их гражданское самоощущение, тем заметнее их стремление к мусульманской идентичности [4].
Появление Национального фронта (НФ) на европейских выборах в 1984 году с 11% голосов, рост его популярности на протяжении последних лет (в некоторых регионах юга и востока страны на президентских выборах 2002 г. Ж. М. Ле Пен получил до 30%) и наконец 15% голосов на прошедших весной 2004 г. региональных выборах говорят не столько о заметных ксенофобских настроениях французов, сколько о неспособности как правых, так и левых во Франции адекватно решить проблемы, связанные с негативными для Франции последствиями глобализации и европейской интеграции, неконтролируемой миграции, а также о стремлении найти альтернативу сегодняшнему французскому курсу в политике укрепления национального государства, сохранения его национально-культурной идентичности, в защите национальных интересов Франции внутри и вне пределов государства. С конца 1990-х гг. призывы к сохранению идентичности и «права на отличие» сменились идеей «смешанной Франции» (France metissee).
Маятник общественного и научного мнения во Франции колеблется то в сторону национального идеала равенства и унификации прав, то в пользу признания права на отличие этнических общин, между «республиканским универсализмом» и «культурным дифференциализмом». Для некоторых социологов интеграция во французское общество предполагает ясное осознание принадлежности к французской нации не только как к этнической общности, но и как к добровольному «сообществу граждан». Другие полагают, что только национальное государство, основанное на республиканских принципах, может гарантировать идентичность и безопасность при усилении конфликтов, связанных с экономической нестабильностью общества. Они призывают к гражданской мобилизации, чтобы идеи французской идентичности перестали быть козырем крайне правых. Последние события во Франции показали, что все эти действия не возымели должного эффекта. Французское правительство, находясь под давлением иммигрантов и коренного населения, повернулось в сторону «жесткой интеграции» [5].