Смекни!
smekni.com

История экономики России 2 (стр. 51 из 53)

Между прочим, опыт Японии показывает, что национальный об­щинный дух может быть успешно использован в современной индуст­риальной и даже постиндустриальной экономике. Японские профес­сиональные менеджеры еще с прошлого века культивируют нацио­нальные (и даже националистические) ценности патернализма, "се­мейственности", общинности на современных предприятиях. Внешним проявлением этого явления стала система "пожизненного найма" на предприятиях. Подобно тому, как неспособного сына не выгоняют из семьи, неспособного работника в Японии не увольняют из фирмы, а находят для него пусть малооплачиваемую, но посильную работу. Меж­ду прочим, видя высокую эффективность такого менеджмента, неко­торые руководители американских корпораций пытались ввести у себя подобную систему. Но положительных результатов это не дало. Для аме­риканского рабочего предприниматель не является "отцом", он для него — работодатель и ничего более. Не тот экономический дух! В Рос­сии же такого рода патернализм вполне приемлем, и разрушать его не следовало бы.

Кстати, этим духом нередко пользуются предприниматели в свое­корыстных целях. В частности, когда слишком активизируется рабочее движение, когда недовольство существующим положением выливается в забастовки и другие формы конфронтации, предприниматели умело направляют недовольство трудящихся в сторону властных органов, от­водя от себя энергию протеста.

Ограничимся этими четырьмя гипотезами. Если они имеют основа­ния в реальной жизни, то легко прийти к довольно скептическим вы­водам относительно возможности скорого построения рыночной капи­талистической экономики в России.

* Ничего, кроме иронии, не вызывают бывшие члены ЦК КПСС, строящие капитализм и стоящие при этом с толстой свечой в православном храме. Слишком всё запутано и комично, чтобы этому верить.

** Гусейнов Р. М., Репина Е. В. Социальное партнерство или социальная конф­ронтация?//ЭКО, 1997.— №8.— С. 152—153.


Другой вопрос, надо ли вообще ее строить в то время, когда "ци­тадели капитализма" встали на путь посткапиталистического, а точ­нее — постиндустриального развития. Но это уже другая тема.

Что уже сделано?

Как бы мы скептически не относились к перспективам рыночного реформирования, продвижение к рыночной системе уже началось. Проследим основные способы этого продвижения и обозначим неко­торые результаты.

— Еще при М. Горбачеве, в декабре 1990 года, в России был при­нят Закон о предприятиях и предпринимательской деятельности, кото­рый разрешал учреждать различные формы частных, корпоративных и паевых предприятий. Закон создавал достаточные юридические осно­вания для развертывания частнопредпринимательской деятельности, но экономических основ пока создано не было.

— В январе 1992 года были либерализированы цены. Цены на боль­шинство товаров и услуг были "отпущены на рыночную волю". С од­ной стороны — это была смелая мера, способствовавшая быстрой "рыночной выучке" участников производственного процесса. Но с другой стороны — эта была очень неосторожная мера. Ведь советская экономика была жестко монополизированной. В результате рыночную ценовую свободу получили монополии, которые по определению мо­гут назначать цены, в отличие от фирм, функционирующих в конку­рентной среде, и способных лишь приспосабливаться к уже имеющим­ся ценам. Результат не замедлил сказаться. Цены подскочили в 2000 раз в течение года. Зарплата в то же время выросла не более, чем в 20 раз. В России появился новый враг № 1 — инфляция.

— Рост цен происходил на фоне жестких ограничений (рестрик­ций) денежной массы. Государству, предприятиям и населению в бук­вальном смысле слова нечем было платить за потребляемые товары и услуги. Начался длительный и непреодоленный до 1998 года процесс неплатежей. Внук большевика, сын коммуниста, Егор Гайдар по боль­шевистски решил проблему "лишних денег" у населения: он их про­сто конфисковал с помощью инфляции. Вклады граждан в Сберега­тельном банке не были индексированы и пропали, деньги, находящи­еся "на руках" мгновенно обесценились. Народ, ради которого, как говорили, осуществлялась реформа, был просто ограблен. Правда, правительству и Центральному Банку России приходилось принимать компромиссные меры, чтобы как-то снизить степень финансового ужесточения. Так, в июле 1992 года ЦБ РФ распорядился предоста­вить госпредприятиям льготные кредиты на погашение задолженности. Иначе говоря, государство санкционировало все возросшие издержки предприятий и поставки мало кому нужной продукции. Но через не­сколько месяцев неплатежи возникли вновь.

— Борьба с инфляцией велась и ведется сейчас самым простым спо­собом — ограничением денежной массы в обращении. С одной стороны — это действительно привело к падению темпов инфляции, но с другой — к резкому сокращению инвестиций в реальный сектор. Нельзя же, в самом деле, вкладывать в производство то, чего нет. Хотя теорети­чески считалось, что победа над инфляцией автоматически приведет к росту инвестиционной активности. Возможно, что когда-нибудь это и произойдет, но в 1998 году инвестиции продолжали находиться в состоянии "глубокой заморозки".

— В 1992 году был сделан еще один решительный шаг на пути ры­ночных реформ: проведена массовая приватизация государственной соб­ственности. То, что без приватизации невозможно создать полисубъек­тную экономику, не вызывает сомнений, поскольку речь идет о ры­ночной реформе. Но формы осуществления приватизации могут быть различными. В России был выбран способ бесплатной ваучерной прива­тизации. Рыночная экономика создавалась нерыночными методами. Вау­черная приватизация была названа ее идеологом и реализатором А. Б. Чубайсом "народной приватизацией". Однако народ с самого на­чала довольно скептически отнесся к идее приватизации. Уже при про­ведении самой операции приватизации в прессе публиковались статьи о том, что народ правильно воспринял идею и практику приватиза­ции, и потому она проходит без социальных эксцессов. Но думается, что большинство граждан отнеслись к операции просто равнодушно, заведомо зная, что в рыночной экономике собственником не может быть народ. В самом деле, слишком странной выглядела бы "народная частная собственность ", на основе которой страна двинулась к рынку. В результате произошло то, что и должно было произойти: государ­ственная собственность оказалась в руках тех, кто имел деньги либо сумел "конвертировать" управленческую власть в собственность. В со­ветские времена деньги были или у крупных менеджеров, директоров предприятий, или у государственных чиновников, распоряжавшихся государственными финансовыми ресурсами, или, наконец, у крими­нальных структур, часто блокировавшихся с теми и другими. Собствен­но, так оно и было задумано.

— Приватизацию проводили люди очень образованные, прекрасно представлявшие ее последствия и откровенно признававшиеся в необ­ходимости найти в России "эффективного собственника". Правда, они не учли особый менталитет новых русских собственников средств про­изводства. Мало кто из них захотел или смог проявить себя в качестве предпринимателей индустриальной цивилизации. Даже если у них и были деньги, практически никто, за исключением единиц, не начал осуществлять производственные инвестиции. Им надо было сначала насла­диться своим богатством. Видимо, вложения в реальный сектор — удел будущих поколений российских предпринимателей. В результате про­изошел обвал инвестиционной деятельности. Государство уже не могло ничего вкладывать, а частный собственник не хотел этого делать. Многие сочли более на­дежным и эффективным для себя вывоз капитала. Экономика стала двигаться­­


по замкнутому кругу: нет инвестиций — нет прибыли — нет на­коплений — нет инвес­тиций.

— Несомненным ус­пехом реформаторов было создание рынка жилья благодаря прива­тизации (фактически бесплатной) государ­ственного жилищного фонда. Правда и здесь не


обошлось без социаль­ной несправедливости. Владельцы комфорта­бельного современного жилья стали собственниками хороших квартир, а у кого были старые "развалюхи", те их и присвоили. У кого же ни­чего не было, тот ни с чем и остался. Теперь в России жилье не дают, теперь жилье покупают. Те у кого есть деньги. У кого же денег нет — не покупают. Рынок прост, но жесток.

— Осталась нерешенной самая загадочная проблема российской эко­номики — земельная. Земля, в принципе, должна стать товаром, раз уж мы идем к рынку. Но что-то сдерживает законодателя. Видимо, ис­торическая генетика. Государственная Дума, несмотря на неоднократ­ные протесты президента страны, весной 1998 года приняла закон, ко­торый фактически запрещает свободную продажу и куплю сельскохо­зяйственных угодий. Не думаю, что Думу следует укорять за это. Ведь это — российская Дума, а в России земля никогда не была объектом свободных рыночных отношений. Что касается надежд на фермерское хозяйство, то они во второй раз в XX веке не оправдались: сельское хозяйство продолжает оставаться в глубоком кризисе.

— Спад производства, естественно, привел к явной и скрытой без­работице, к падению жизненного уровня народа и к обострению борь­бы трудящихся за свои права. Правительству никак не удается успокоить народ. В 1998 году протесты трудящихся приняли крайние фор­мы: голодовки, блокирование железных и шоссейных дорог, марши и демонстрации буквально потрясли страну. Вспомнили о своей фун­кции зашиты прав трудящихся профсоюзу. Правда, как уже было сказано, пока борьба трудящихся не стала классовой, она направле­на преимущественно против государства, но ждать осталось недолго. Хотя свою роль может сыграть инстинкт самосохранения истеблиш­мента, и он вовремя примет меры по своему спасению.