Более рациональным и современным представляется обобщающий интегративный подход, характеризующий концепцию, которая условно может быть названа культурологической. Не отрицая ни биопсихической природы нравственности, ни роли религии в ее развитии, ни ее социальных оснований, предполагая изначальную включенность морали в исторический процесс, эта концепция связывает ее происхождение и развитие с конкретными социокультурными условиями ее эволюции. Краткий исторический экскурс позволит увидеть нам, как и почему изменялась мораль вместе с развитием культуры от глубокой древности до наших дней, от авторитарной к все более гуманистической системе регуляции.
XX век нанес серьезный урон моральным ценностям и межличностным отношениям. Сначала это был шок от первой мировой войны, Октябрьской революции и гражданской войны в России.
Они привнесли в общество разочарование в основополагающих моральных ценностях, подорвали веру в Бога и в неприкасаемость человеческой жизни. Над Россией и Европой нависло роковое «все дозволено»: убивать, грабить, вести распутный образ жизни. В романах Л.Ф. Селина «Путешествие на край ночи», Э.-М. Ремарка «На Западном фронте без перемен», Б. Пастернака «Доктор Живаго» и др. мы можем прочесть о нравственном кризисе этого «смутного времени».
Следующим ударом по общественной морали было установление тоталитарных режимов в фашистской Германии и Советском Союзе, где особенно явственно проявились все отрицательные стороны авторитаризма. Разделение людей на «чистых» и «нечистых» по национальному и классовому признакам, физическое и моральное унижение и уничтожение, всеобщее доносительство, надругательство над человеческим достоинством стали нормами морали, породившими страх, подозрительность, озлобленность в отношениях между людьми.
Один из самых развращающих моментов авторитаризма — формирование «двойной морали»: неприятие и даже ненависть к господствующему режиму и одновременно готовность к подчинению ему, восхвалению его идолов и идеалов «на людях». Причем нельзя осуждать людей за это: они действовали так из чувства самосохранения и страха за своих близких. Гораздо хуже было равнодушие — от сознания собственного бессилия или ничтожности, от недопонимания и отсутствия четких моральных ориентиров.
Безусловно, было бы неверным считать, что этот период однозначно демонстрировал только лишь негативные стороны морали. Многие советские люди, проявляя нетерпимость к «врагам народа», искренне верили, что уничтожение последних необходимо для торжества коммунистических идеалов и построения нового общества. Презирая, клеймя и преследуя любые проявления человеческой индивидуальности, они демонстрировали в то же время чудеса коллективного энтузиазма и оптимизма. Из страха или по идеологическим убеждениям предавая и отрекаясь от родителей, друзей, близких, эти люди проявляли классовую солидарность, товарищество и взаимопомощь. Терпя невероятные личные лишения, они были способны на самопожертвование во имя Родины.
Несмотря ни на что, сохранялись и совершенствовались прекрасные личностные качества и отношения между людьми. Сегодня мы можем видеть их в старых кинофильмах 1930-40-х годов, представлявших нашу действительность именно в таком, несколько наивно-розовом свете. Кроме того, не следует забывать, что моральная стойкость, убежденность, мужество,целеустремленность проявлялись и людьми, оказавшимися «по ту сторону баррикад»: участниками антифашистского сопротивления в Германии, противниками коммунистического режима в Советском Союзе.
Вторая мировая война, при всей ее трагичности и жестокости, явилась своеобразным очищением и продемонстрировала прежде всего способность людей к солидарности во всеобщей борьбе со Злом. Человечество сумело объединиться для защиты гуманизма, проявив чудеса героизма, мужества, патриотизма. Казалось, выжив после мясорубки второй мировой войны и победив, люди станут добры и доверчивы по отношению друг к другу, поставят перед собой цель не допустить ничего подобного в дальнейшем. Увы, этим надеждам не суждено было воплотиться в реальность.
Вторая половина XX в. проходит под знаком угрозы ядерной катастрофы, порождающей синдром Апокалипсиса (конца света) в моральном сознании людей. С одной стороны, усиливается отчуждение, разочарование, страх перед неизбежностью смерти, осознание абсурдности человеческого существования. С другой стороны, люди ищут пусть призрачного, но единения, чтобы выжить, чтобы не чувствовать опустошающего «одиночества в толпе».
Кто-то идет по пути оргий, создающих иллюзию такого единения — пьянство, разврат, «прожигание жизни» в бесцельном времяпрепровождении — лишь бы «на людях»; кто-то идет по пути конформизма, «мейн-стрима» — приспособиться, раствориться в системе, стать «как все»; кто-то избирает путь сознательной конфронтации, сопротивления системе — диссиденты, борцы за права человека, «шестидесятники».
На Западе появляются «новые левые» — люди, критикующие благополучную буржуазную систему «изнутри», жаждущие перемен. В это же время формируется и заявляет о себе, о своей отдельности и отделенности от «взрослого мира», молодежная субкультура — самостоятельный социокультурный феномен, наделенный своими нормами, ценностями и идеалами. Позднее, в мае 1968-го года все это выльется в так называемую «студенческую революцию», которая ненадолго, но весьма ощутимо потрясет мир и скажется на дальнейшем состоянии морали в обществе.
Мораль того или иного периода вообще никогда не является однородной, хотя бы в силу того, что в общение вступают люди, принадлежащие к разным группам и разным культурам. Особенно наглядно проявляется пестрота моральных воззрений, ценностей и идеалов в конце XX столетия, с его декларируемой и реальной терпимостью к «иным» взглядам. Поэтому, например, сегодня в нашем обществе демократические моральные принципы могут соседствовать с коммунистическими, националистическими, религиозными.
Рассмотрение нравственных коллизий XX века позволяет выявить некоторые тенденции существования и развития морали нашего времени.
Во-первых, это демократизация нравственных норм и отношений. Эта тенденция проявляется как в расширении поля действия моральных норм, приобщении к ним практически всех людей цивилизованного мира, независимо от их социального, религиозного, национального статуса, так и в том равенстве нравственных требований, которые предъявляются сегодня в демократических обществах и к президенту, и к мелкому клерку.
Во-вторых, это возрастание плюрализма в морали. Да, нравственные нормы по-прежнему выступают в качестве морального закона человеческого сообщества. Но веер допустимых возможностей постоянно расширяется, люди становятся терпимее друг к другу, позволяя сосуществовать, особенно сегодня, в ситуации постмодерна, разным моральным точкам зрения и нормам поведения.
В-третьих, происходит персонификация морали, то есть каждый человек получает все большую возможность проявлять творчество в сфере морали, предъявляя обществу свою индивидуальность, быть самим собой, ориентироваться и полагаться на себя, не оглядываясь на общественное мнение (это, опять же, особенно характерно для общества с устоявшимися демократическими традициями).
В-четвертых, на фоне демократизации, плюрализма и персонификации морали постепенно намечается усиление в ней аспекта гражданственности. Это проявляется в возрастании политической ответственности, росте национального самосознания, заботе граждан не только о своих правах, но и обязанностях. Эта тенденция вообще-то имеет синусоидальный характер, и поэтому особенно отрадно отмечать повышение гражданской активности после периода всеобщей апатии и равнодушия.
В-пятых, можно утверждать, что имеет место устойчивая тенденция к гуманизации нравственных отношений. И дело не только в том, что люди становятся добрее (об этом как раз можно спорить!). Но чем более развитым становится общество, тем большуюзаботу о своих членах оно может позволить себе, тем скорее оно приближается к пониманию высокой ценности человеческой жизни и свободы. Да и сама этика от авторитарной все активнее движется к гуманистической.
В-шестых, наряду с гуманизацией, очевидной тенденцией развития морали становится в конце XX века ее экологизация. Причем эти тенденции не противоречат, а дополняют друг друга. Включение природы в систему нравственных отношений, проявление подлинной человечности не только к другому человеку, но и к любой другой форме жизни, способность любить ее и заботиться о ней — это и есть подлинная гуманность.
В-седьмых, гуманизация нравственных отношений тесно связана, на наш взгляд, с возвращением и обращением в конце XX века к традиционным моральным ценностям: милосердию, терпимости, справедливости, нравственной чистоте, простой человеческой доброте. Одновременно, наряду с «реабилитацией» традиционных, выдвигаются «новые» моральные ценности, отражающие современную ситуацию в мире.
Считая, что в XX веке все ценности стали шаткими и размытыми, жизнь приобрела зыбкую неопределенность, а человек «не знает больше, по каким звездам жить», испанский философ Ортега-и-Гассет в качестве необходимых выдвигает так называемые витальные (жизненные) ценности: преодоление «жизненной дезориентации» и обретение «жизненных ориентиров». Итальянский философ А. Печчеи утверждает, что в наше время необходим «новый гуманизм», включающий в себя, по его мнению, «чувство глобальности, любовь к справедливости, нетерпимость к насилию». В качестве высшей моральной ценности XX века выдвигает принцип благоговения перед жизнью замечательный гуманист А. Швейцер.
Что же касается пессимистического утверждения, что единственной тенденцией развития морали является не ее прогресс, а падение нравственности, то подобная точка зрения не нова. Люди всегда были недовольны несовершенством человеческих качеств и отношений, и еще Цицерон с горечью восклицал: «OtemporalOmores!» (О времена! О нравы!)