Демократическая и утопически-социалистическая эстетика в России второй половины XIX в. встретила открытую оппозицию со стороны либеральных мыслителей. Характерно, однако, что и последние по существу черпали свое духовное оправдание из «тайных богатств» деревенской Руси. До самого конца века русская буржуазия оставалась идейно несамостоятельной. Феодально-националистические и собственно буржуазные духовные проявления образовали в России сложный культурный сплав, наложив свою печать и па философию, и на эстетику, и на искусство.
Буржуазная эпоха — эпоха расцвета индивидуализма. Русский капитализм соединил старые формы эксплуатации с новыми и, углубив общественное отчуждение, вызвал изменения в способах его осознания. Разрушению подверглась, прежде всего, традиционно-спиритуалистическая форма мышления. Абстрактность товарных отношений, окружая патриархальную Россию «механической культурой», явилась основой психологической и концептуальной переработки «почвеннического» комплекса, присущего определенным слоям интеллигенции, в сторону индивидуализма. Последний свидетельствовал о развитии капиталистического способа общественного производства, который вместе с тем порождал и принципиальный иррационализм, призванный «одухотворить» буржуазную культуру. В этом смысле Россия не избежала общеевропейского удела — во второй половине XIX в. здесь усиливается философский и художественный иррационализм, противопоставлявший себя таким господствующим школам, как кантианство и позитивизм, а также различным течениям художественного натурализма. Наиболее полно эти тенденции русской философии и эстетики выразила теософская система В. С. Соловьева.
В рассматриваемый период заявил о себе и эстетизм — относительно новое для русского эстетика-художественного сознания явление. Наследуя по существу идеи возглавляемого А. В. Дружининым в 50-х годах «бесценного триумвирата», это направление определило появление на свет в конце 90гХ годов петербургского журнала «Мир искусства». Искусство не отягчалось здесь прямой жизнестроительной задачей, выступая как самоценность и самоцель. Утонченное созерцание, стилизация и гротеск были противопоставлены «благим пожеланиям» либерализма. Русский эстетизм абсолютизировал своеобразие искусства, превратив его в самодовлеющую художественно-игровую реальность.
Глубокий след в развитии русской и мировой эстетической мысли оставил последний великий представитель «крестьянского социализма» в России — Л. Н. Толстой. На рубеже XIX и XX веков Толстой объективно выступил как завершитель одной из ведущих тенденций русской духовной жизни прошлого столетия. Его трактат «Что такое искусство?» нанес сильный удар по европейскому декадентству, продемонстрировав вместе с тем крайний утопизм протеста против него с патриархально-нравоучительных позиций. Утопизм толстовства был тем очевиднее, что уже в это время на смену «крестьянскому» русскому социализму шел диалектический и исторический материализм — мировоззрение пролетариата, которому принадлежало будущее.
Таким образом, русская эстетическая мысль второй половины прошлого столетия развивалась в условиях острой идейной борьбы. Ее бескомпромиссность вела к отчетливой поляризации философско-эстетических убеждений, художественных вкусов, мировоззренческих истоков и авторитетов, самого стиля мышления. Такая поляризация усугублялась еще и тем, что в России отсутствовал печатный орган, который объединял бы исследования в области эстетики. Либерально-академическая наука об искусстве 1880—1900 гг. занималась в основном сугубо эстетическими вопросами, что на деле вело к эклектике, к сочетанию Гегеля с теориями «чистого искусства», Канта с Баумгартеном и т. п. В то же время в журналах «Вестник изящных искусств», «Вопросы философии и психологии» развивались эволюционные, позитивистские и «медицинские» интерпретации искусства. Несмотря на различия, эти течения сходились в одном: они не умели постичь искусство как одно из центральных проявлений общественной борьбы. И потому великие философские системы нередко превращались здесь в расхожую монету «приватдоцентского» идеализма и позитивизма.
Этой официальной университетской эстетике противостояли эстетические позиции А. Н. Веселовского и А. А. Потебни, сформировавшиеся в ходе работы ученых над курсами исторической поэтики и общей лингвистики. Тут сказалось ощутимое влияние прогресса естественнонаучного, конкретно-исторического знания на судьбы эстетики второй половины XIX в.
Рассматривая историю русской эстетической мысли, нельзя забывать о том тесном контакте, который существовал между нею и западноевропейской эстетикой.
Начавшийся в конце XVII столетия процесс быстрого освоения и критической переработки европейской культуры привел к тому, что спустя 150 лет после петровских реформ русская эстетика обладала вполне самостоятельными критериями оценки различных явлений западноевропейской эстетической мысли и сама обогащала пауку целым рядом оригинальных содержательных выводов и методологических подходов. Идеи западных философов радикально переосмыслялись русскими учеными — например, Белинским и Чернышевским —в интересах представляемой ими революционно-демократической идеологии, итогом чего явились эстетические открытия общеевропейского значения. Разумеется, само обращение к той или другой западноевропейской идее, та или иная ее русская рецепция обусловливались тем, какие общественные силы стояли за этой идеей и на Западе и в России; революционно-демократический или, например, националистический идеал лежал в ее основе; родилась ли она в лоне спекулятивной метафизики или литературно-художественной критики.
Во второй половине XIX в. в России усиливается интерес к тем процессам, которые протекали в это время в западноевропейской эстетике. Об этом можно судить по умножающемуся числу переводов работ немецких, французских, английских эстетиков, а также философов, психологов, литературоведов и искусствоведов, в которых ставились серьезные эстетические проблемы. Эти публикации имели большое значение, так как благодаря им основные идеи, концепции, учения западноевропейских мыслителей становились доступными не узкому кругу специалистов, но широким слоям интеллигенции, студенческой молодежи. Достаточно характерный пример — рассказ И. Е. Репина в его воспоминаниях «Далекое близкое» о том, как студенты Академии художеств «запоем» читали сочинения Прудона и Оуэна наряду с работами Чернышевского и Писарева, вырабатывая на этой основе свои демократические эстетические воззрения. В какой степени публикация переводов эстетических сочинений западноевропейских ученых была связана с ходом развития русской эстетической мысли, видно по тому, чьи труды и в какое время переводились и издавались в России.
В 1847 г. — еще при жизни Белинского — была начата публикация «Лекций по эстетике» Гегеля. В этом году вышли в свет только две части, а третья— что вполне понятно в тех исторических условиях — увидела свет только в 1860 г. (новое издание состоялось в 1869 г.). В середине века больше никого из классиков немецкой идеалистической эстетики в России не переводят, а, начиная с 60-х годов активно публикуют переводы, с одной стороны, представителей социалистически-утопической и социологической ориентации, а с другой — представителей позитивизма. Так, к первому из этих направлений русский читатель приобщался благодаря выходу в свет в 1865г. трактата П. Прудона «Искусство, его основание и общественное назначение» (новое издание было осуществлено в 1895 г.), сочинения Р. Оуэна «Образование человеческого характера» (1865), «Чтений об искусстве» И. Тэна, многократно издававшихся, начиная с 1866 г., работ М. Гюйо «Искусство с точки зрения социологии» и «Задачи современной эстетики», опубликованных в начале 90-х годов, брошюры Г. Тарда «Сущность искусства» (1895); второе направление было представлено «Происхождением человека» (1871) Ч. Дарвина, сочинениями Г. Спенсера, шеститомное собрание которых выходило в 1866—1869 гг., книгой Г. Гельмгольца «Учение о слуховых ощущениях как физиологическая основа для теории музыки» (1875). В этом свете становится понятным появление в 1878 г. работ Вл. Вельямовича и Л. Оболенского, пытавшихся подвести под эстетику психофизиологический фундамент.
В 80—90-е годы снова возрождается интерес к идеалистической философии. В это время несколько раз издаются «Мир как воля и представление» А. Шопенгауэра и другие его работы, касавшиеся эстетических проблем; в 1898 г. — «Критика способности суждения» И. Канта; в 1899 и 1901 гг. — «Происхождение трагедии. (Метафизика искусства)» Ф. Ницше; в 1895 г. — «О музыкально-прекрасном» Э. Ганслика, «Эстетика» Р. Прёльса, «Введение в эстетику» Г. Гросса, «Лекции по теории искусства вообще и поэзии в частности» П. Ферриери, «Искусство и природа» В. Шербюлье. Так осуществлялась экспансия западноевропейской идеалистической эстетики в русскую художественную культуру, которая представляла в тот период для этого благоприятную почву. Однако нельзя забывать, что в это же время в России издают и упоминавшиеся выше работы Прудона, Гюйо, Тарда, что свидетельствует о сохранении демократических тенденций в русской эстетической мысли и культуре. Мы увидим, например, как близки к воззрениям М. Гюйо и П. Прудона были некоторые идеи трактата Льва Толстого «Что такое искусство?».
На всем протяжении XIX столетия плодотворные и оригинальные мысли о красоте и искусстве высказывались в России не только теоретиками, но и писателями, композиторами, художниками, архитекторами. Так, немалый общеэстетический потенциал заключали в себе литературно-критические и программные выступления Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, А. П. Чехова. Внесли свой вклад в решение проблем эстетики искусствоведческие, и публицистические работы В. В. Стасова, II. В. Шелгунова и других Критиков. Частично соответствующие высказывания крупнейших русских художников и деятелей культуры собраны в антологии «Памятники мировой эстетической мысли» [4]. Мы будем по мере необходимости использовать их в нашем изложении, однако главное внимание уделим анализу собственно эстетических концепций. Это тем более необходимо сделать, что история русской эстетики второй половины XIX в. еще не написана: достаточно подробно исследовано только учение революционных демократов. Именно оно сыграло выдающуюся роль в подготовке той идейной победы, которую одержала марксистско-ленинская эстетическая мысль в России уже в следующем, XX, столетии.