Другой представитель немецкой классической философии - И. Кант - онтологизируя феномен страха, вводит для его объяснения понятие силы. Сила, считает Кант, выступает присущей любому объекту способностью преодолевать препятствия на пути его развития. Но и каждый иной объект также обладает силой, препятствующей экспансии данного объекта. Поэтому возникают ситуации противостояния объектов, которые Кант понимает как ситуации страха. Наряду с реальными ситуациями страха Кант справедливо усматривает и возможные, потенциальные ситуации, создаваемые воображением человека. Страх как духовное образование Кант определяет через ощущение, возбуждаемое душевным волнением. В свою очередь ощущение определяется Кантом как достаточно сложное образование, синтезирующее в себе, по сути, все компоненты духовности. Однако, основываясь только на ощущении, где доминирует чувственность, человек может заблуждаться, воображая такие ситуации, которые могут вызывать страх. С другой стороны, и рассудок подчас не справляется со всем многообразием чувственных данных, что также может приводить к страху. Своим пониманием равно важности чувственного и рационального в познании и деятельности Кант одним из первых утвердил важнейшее методологическое направление в изучении человека, в том числе основанную на этом принципе его способность правильно предвосхищать, оценивать и преодолевать состояние страха.
Важнейшую роль в понимании страха сыграла экзистенциалистская философия. Достаточно ярко в своем творчестве проблему страха отразил Кьеркегор. Именно с него начинается собственно философская проблематизация страха, уделяется внимание его сущности, а не причинам и последствиям. Страх рассматривается как психологическая стадия, предшествующая греху. Далее страх описывается Кьеркегором как страх бездуховности, ведущий к понятию судьбы и к понятию вины. С точки зрения Кьеркегора, в результате качественного скачка грех входит в мир. Можно бы предположить, что после совершения греха страх должен исчезнуть, поскольку этот страх относился лишь к возможности. Но, как ни парадоксально, и после совершения греха страх остается. Появляется возможность совершения нового греха, поскольку после качественного скачка вместе с грехом в индивиде полагается различие между Добром и Злом. Как следствие у индивида зарождается страх перед злом, как страх, который пытается грех отвергнуть, и проявляется в раскаянии; а также возникает страх перед добром, который проявляется во всем демоническом в человеке. Так о страхе перед добром Кьеркегор пишет: "В невинности свобода еще не полагалась как свобода, ее возможностью в индивидуальности был страх. В демоническом же отношении обратно. Свобода полагается как несвобода, ибо свобода тут потеряна. Возможность свободы здесь - это опять-таки страх"(17,224).
Еще один представитель экзистенциализма Хайдеггер, очень четко различает понятие страх и боязнь. Боязнь, по его мнению, это испуг, растерянность, испытываемая при приближении, переживаемом или воображаемом, угрожающего, определенного или определимого сущего: человека, животного, стихийного бедствия и т.д. Как бы то ни было, боязнь является, следовательно, неадекватным ответом или же приводит человека в состояние, мешающее адекватному ответу кому-нибудь или чему-нибудь, что, по мнению человека, должно или может уничтожить часть его самого либо все его существование в целом. Напротив, страх, если он также связан с возникновением опасности, никогда не осознается как предмет определенной или определимой реальности. Не «то» или «это» заставляет нас дрожать от страха. Дело не только в неведении, но человек, испытывающий страх, достигает в позитивном откровении, что ничто «сущее» не может быть причиной этого страха.(7,301)
Теория Сартра добавляет ко всему этому мало нового, излагая те же идеи, только с еще большей силой, как это вообще свойственно данному автору. «Именно в страхе,– говорит он нам,– человек осознает свою свободу. Страх является открытием бессилия моего настоящего поведения определить какое-нибудь из моих будущих поведений.(7,303-304).
Таким образом, мы видим, что в истории философии фактически в каждую эпоху, в каждом течении затрагивалась тема страха. Конечно, все концепции страха имели свою специфику. Начиная с античности и до Нового времени, мыслители пытались понять причины страха и способы избавления от него. Они проводили анализ, каким образом страх может повлиять на поведения человека, насколько позитивно или негативна данная эмоция. И только начиная с Немецкой классики и продолжая экзистенциализмом, страх пытаются объяснить как само явление, как некий феномен. Особенно глубоко проблема страха раскрылась в экзистенциализме. Страх стал рассматриваться не только как человеческий аффект, эмоцию; но и как глубинное чувство, довлеющее над нами и влияющее на жизнь человека.
Итак, идейный потенциал проблемы страха, накопленный в истории его философской интерпретации, позволяет перейти к изучению этических контекстов данного феномена.
Глава2.Особенности этической интерпретации страха.
Итак, страх одна из самых сильных человеческих эмоций, связанная с инстинктом самосохранения и чувством безопасности. Страх по своей природе адаптивен: происходящие под его воздействием психологические трансформации заставляют человека приспосабливать свое поведение к внешним требованиям. Одновременно поведенческая адаптация нацелена на то, чтобы погасить эмоцию страха и вернуть психику в исходное уравновешенное состояние(2,237).
Страх, по сравнению с другими эмоциями, способен оказывать наиболее сильное сдерживающее воздействие на поведение человека. Прежде всего, можно рассмотреть каким образом эмоция страха используется в структурах власти и в религии, и соотнести данные проблемы с проблемой нравственности. Затем уже, раскрыть наиболее существенные этические особенности интерпретации самого феномена страха.
Если говорить о структурах власти, то эмоция страха всегда использовалась как наиболее действенный сдерживающий фактор. В. А. Бачинин пишет о том, как механизмы правовой регуляции используют страх, таким образом: «Институты права призваны гасить эмоции страха у законопослушных граждан, делать все необходимое, чтобы те могли существовать в достаточно комфортной атмосфере правовой защищенности и психологической безопасности. Одновременно правоохранительные институты вынуждены будить эмоции страха у тех, кто не склонен проявлять должного послушания. Чтобы принуждать индивидов к должному поведению, праву необходимо обладать реальной силой и властью. Эта сила может иметь не только физический, но и психологический характер. Во втором случае она связана со способностью права апеллировать к эмоции страха. Страх имеет своим источником предположение, что несоблюдение норм права может обернуться для человека неприятными и опасными последствиями. Высокая социальная эффективность механизма права во многом объясняется его способностью делать ставку именно на эту человеческую эмоцию»(2,237). Данную ситуацию очень сложно оценить с позиции морали. С одной стороны не очень корректно использовать страх, дабы добиться от граждан законопослушания. В такой ситуации «запугивания» людей у них не будет возникать других мотиваций, например то, что законы обусловлены интересами граждан. В сознании человека будет существовать схема, что если он нарушит правило, то последует наказание, поэтому у него будет возникать страх наказания, и он, скорее всего, не будет задумываться о неправомерности своего поведения. Его будет сдерживать не моральные чувства, а лишь страх наказания. С другой стороны, использование эмоции страха, как наиболее эффективного сдерживающего фактора, дает более надежную защиту гражданам от правонарушителей. Таким образом, данная эмоция в этом контексте может рассматриваться и позитивно.
Интересную роль играет страх в религиозной морали. Довольно точно и развернуто в этом контексте определяет страх Бердяев: «Страх, испытываемый тварью, есть последствие первородного греха, отделения от Бога»(3,255). Бердяев считает, что мотив страха нередко играл определяющую роль в религиозных верованиях, миросозерцаниях, социальных институтах, обычаях и бытовых устроениях. Он проникает в самые высшие духовные сферы и заражает собой религиозную и нравственную жизнь. Однако Бердяев делает различие между понятиями страха, тоски и ужаса. Вот как он определяет страх: «страх есть состояние дрожащей, трепещущей, падшей твари, которая находится в низинах бытия и которую со всех сторон подстерегают опасности. Страх есть ожидание страданий, ударов, лишений, наступления врага, который отнимет блага жизни, отнимет и самую жизнь, ожидание болезни, бедности, беспомощности и беззащитности. В переживание страха не входит представление о высоте бытия, которую человек хотел бы достигнуть и оторванность, от которой его мучит. В переживании сильного страха человек обыкновенно забывает о всякой высоте и склонен жить в низинах, лишь бы освободили его от ожидаемых опасностей, лишений и страданий. Страх - оппортунистичен, и в состоянии сильного страха человек на все бывает согласен. Страх есть состояние унижающее, а не возвышающее человека»(3,255). Бердяев видит освобождение от страхов, лишь в наступлении царства Божьего, однако страх проникает и в саму религию и искажает ее, создавая суеверия и бесчисленные табу. Человек религиозный, для Бердяева, это человек страшащийся.