«СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК»
ТЕМА:
«СТИЛИСТИЧЕСКИ ОКРАШЕННАЯ ЛЕКСИКА»
Выполнила:
Санкт-Петербург
2000
Учебные задания
Прочитайте текст 1
Жили нужно старицьок да старушка. Йон вроде как с Максимцьем. Старик скё да вяжо неводок. Йон наскал сканой пряжи такой. Он бойкой был вязать: “Я пойду спущать неводка”. Поймал рыбку: “Отпусти назад в море. Я тебе невкой годы пригожусь”. Йон: “Мы сидим без вологи” (волога — питание). Ета рыбинка говорит: “На тебе невкои годы загожусе”. “У нас, рыбка, теперь волога будё”. Ту золоту рыбку спустил обратно. Приходит. Ёона стирать заводит. Розно корыто. Стирать стала бельё. Старушка: “Жить невчем, избушка худа”. Пошел старик: “Ну, надоволилась твоя душенька?”. Старушка: “Придурок ты шальной. Не малттаешь ты. Изба новая, а корыто розно. Розное корыто”. Одурела старуха. Опять безответной пошёл: “Смилуйся, золотая рыбинка”. Пришел — (а) ей кушаньё нося, ей ухаживают. Набашенность — как царица. “Надоволилась твоя душенька?” — справилсе. Ей слуги ухаживают. По цьэтвёрто утро опять безответный пошёл: “Смилуйся, золотая рыбинка. Не даё старику спокою, чтоб сама рыбка корилась ей”. Йона хвостиком митнула. Избушка потерялась. У розного корыта и сидит та старуха.
Задание 1. Выпишите диалектизмы из текста.
Нужно, старицьок, Йон, Максимцьем, скё, вяжо, неводок,, наскал, сканой, бойкой, спущать, невкой, годы, вологи, Ета, рыбинка, загожусе, будё, золоту, спустил, Ёона, заводит., Розно, невчем, надоволилась, малттаешь, безответной, кушаньё, нося, ухаживают, набашенность, справилсе, даё, спокою, корилась, митнула, потерялась.
Задание 2. Распределите диалектизмы по типам, пользуясь теоретическим материалом разработки.
Лексические диалектизмы: скё, наскал, сканой, малттаешь, розно.
Семантические диалектизмы: нужно, заводит, безответной, ухаживают, ёона, набашенность, потерялась.
Фонетические диалектизмы: старицьок, Максимцьем, бойкой, спущать, йон, ета, будё, золоту, невчем, безответной, кушаньё, нося, справилсе, даё, цьэтвёрто, митнула.
Словообразовательные диалектизмы: вяжо, невкой, годы, рыбинка, загожусе, спустил, невчем, надоволилась, спокою, корилась.
Прочитайте текст 2
Погода все хмурится, от скуки ездили в Осиновые дворы за коновалом. Перед вечером опять пошли в аллею, к шалашу. Посидели, поговорили с Яковом. Спрашиваем:
— А ты значит куришь, Яков Димидыч?
— Я-то? — сказал он. — А я все могу. Могу курить, могу и цельный год так ходить. Моя душа прямая, все примая, и мед, и тот прет. На гулянках и покурить ни плохо. (...)
— А ты был когда-нибудь в Москве? — спросили мы.
— А на що она мне? — сказал он с веселой небрежностью. — Мы люди простые, черные, Там, говорят, нажива одна, людодерство, усе новорят друг над другом поверхность одержать, друг у друга что ни на есть ухамить... А вы, я слышал, на степь ездили?
— Да, — ответили мы, — Да это только говорится степь, а это просто ровная местность. У нас настоящих степей нету.
— Это правда, у вас тут буераков много, — сказал он. — А вот как выедешь за Елец, за Задонск, прямо душа радуется, конца краю этой степени не видать до самого синя-моря идет, до Нагая. И чаво только нету там! И овсы, и ячменя, и твяты (цветы) усякие, и ковыль белый, седатый... Я так полагаю, лучче нашей державы на всем свете нету!
Потом рассказал, где, в каких “странах” он бывал — “за самый Царицын подавался”, — какие “народности” видел, и я все дивился, сколько употребляет он слов старинных, древних даже, почти всеми забытых: изнугряться вместо издеваться, ухамить вместо урвать, варяжить вместо торговать, огонь взгнетать вместо зажигать... Нагайцев он называл кумане — древнее название половцев, конину — маханиной. Формы у него тоже свои: “Он неладно думал про мужиков”, сказал он, например, про москвича. А про своего кобелька так: “Он любит воять в темные ночи”.
И. Бунин. Божье древо.
Задание 1. Найдите диалектизмы, подберите к ним: 1) нейтральные общенародные синонимы; 2) где возможно, стилистически окрашенные синонимы.
цельный целый
прямая простая
примая принимает
ни плохо неплохо
що что
черные неграмотные, темные
людодерство
усе все
новорят пытаются, норовят
поверхность верх
что ни на есть все, что есть
ухамить отобрать, урвать
на степь в степь
буерак канава, рытвина
степени степи
синя-моря синего моря
чаво чего
овсы овес
ячменя ячмень
твяты цветы
усякие всякие
седатый седой
лучче лучше
изнугряться издеваться
варяжить торговать
(огонь) взгнетать зажигать
кумане Нагайцы
маханина конина
неладно плохо
воять выть
Задание 2. Замените диалектизмы на нейтральные или стилистически окрашенные литературные слова и посмотрите, как изменяется текст.
Погода все хмурится, от скуки ездили в Осиновые дворы за коновалом. Перед вечером опять пошли в аллею, к шалашу. Посидели, поговорили с Яковом. Спрашиваем:
— А ты значит куришь, Яков Димидыч?
— Я-то? — сказал он. — А я все могу. Могу курить, могу и целый год так ходить. Моя душа простая, все принимает, и мед, и тот прет. На гулянках и покурить ни плохо. (...)
— А ты был когда-нибудь в Москве? — спросили мы.
— А на что она мне? — сказал он с веселой небрежностью. — Мы люди простые, неграмотные. Там, говорят, нажива одна, людодерство, все хотят друг над другом верх одержать, друг у друга все, что есть,урвать... А вы, я слышал, в степь ездили?
— Да, — ответили мы, — Да это только говорится степь, а это просто ровная местность. У нас настоящих степей нету.
— Это правда, у вас тут канав много, — сказал он. — А вот как выедешь за Елец, за Задонск, прямо душа радуется, конца краю этой степи не видать до самого синего моря идет, до Нагая. И чего только нету там! И овес, и ячмень, и цветы всякие, и ковыль белый, седой... Я так полагаю, лучше нашей державы на всем свете нету!
Потом рассказал, где, в каких “странах” он бывал — “за самый Царицын подавался”, — какие “народности” видел, и я все дивился, сколько употребляет он слов старинных, древних даже, почти всеми забытых: изнугряться вместо издеваться, ухамить вместо урвать, варяжить вместо торговать, огонь взгнетать вместо зажигать... Нагайцев он называл кумане — древнее название половцев, конину — маханиной. (Прим. В этом абзаце диалектизмы не были заменены на нейтральную лексику в целях сохранения смысла.) Формы у него тоже свои: “Он плохо думал про мужиков”, сказал он, например, про москвича. А про своего кобелька так: “Он любит выть в темные ночи”.
Комментарий:
Текст становится более понятным массовому читателю, но одновременно теряет местный колорит, самобытность. Образ персонажа, которому принадлежит речь, насыщенная диалектизмами (Якова Димидыча), становится менее «объемным».
Прочитайте текст 3
Ну, родился-то я, значит, как Христос, в телячьем хлеву и как раз на самое Рождество. Все дело у меня сперва шло хорошо, а потом я почал запутываться. Одно по-за одному...
Конечно, семья большая, бедная. Отец-мать нас не больно и нянчили. Зимой на печке сидим да таракашков за усы имаем. Иного и слопаешь. Ну, зато летом весь простор наш. Убежишь в траву, в крапиву... Одно дело ясное: мёрло нашего брата много. Счету не было. Только родилось-то еще больше. Вот оно никто и не замечал, что мёрли. Мёня, бывало, бабка по голове стукнет либо там тычка даст в бок: “Хоть бы тебя, Олешка, скорее бог прибрал, чтобы тебе, дураку, потом зря не мается!” Мне все старухи верную гибель сулили.
А я им всем шиш показал. Взял да и выжил. Конечно, каяться не каялся после этого, а особого восторгу тоже во мне не было.
Помню, великим постом привели меня первый раз к попу. На исповедь. Я о ту пору в порточках бегал. Ох, Платонович, эта религия! Она, друг мой, еще с того разу нервы мне начала портить. А сколько было других разов. Правда, поп у нас в приходе был хороший, красивый. Матка мне до этого объяснение сделала. “Ты, — говорит, — Олешка, слушай, что тебя будут спрашивать, слушай и говори: “Грешен, батюшка!”. Я, значит, и предстал в своем детском виде перед попом... Он меня спрашивает: “А что, отрок, как зовут тебя?” — “Олешка”, — говорю. “Раб, — говорит, — божий, кто тебя так непристойно глаголеть выучил? Не Олешка, бесовского звука слово, а говори: нарече Алексеем”. — “Теперь скажи, отрок Алексей, какие молитвы ты знаешь?” Я и ляпнул: “Сину да небесину.” — “Вижу, — поп говорит, — глуп ты, сын мой, яко лесной пень. Хорошо, коли по малости возраста”. Я, конечно, молчу, только носом взыркаю. А он мне: “Скажи, чадо, грешил ты перед богом? Морковку в чужом огороде не дергал ли? Горошку не воровал ли?” — “Нет, батюшка, не дергал”. — “И каменьями в птичек небесных не палил?” — “Не палил, батюшка”.
Что мне было говорить, ежели я и правда по воробьям не палил и в чужих загородах шастать у меня моды не было?
Ну та батюшка взял меня за ухо, сдави, как клещами, да и вывинчивать ухо-то: ухо как в огне горит, да всего обиднее, что здря. А тут еще матка добавила, схватила ивовый прут, спустила с меня портки и давай стегать. Прямиком на морозе. Стегает и приговаривает: “Говорено было, говори: грешен! Говорено было, говори: грешен!”.
Во второй раз пришел на исповедь, а меня вдругорядь этот же момент настиг. Одну правду попу говорил, а он хоть бы слову моему поверил. После этого я и думаю своим умом: “Господи! Что мне делать-то! Правду говорю — не верят мне, а ежели обманывать — греха боюсь. Вот опять надо скоро на исповедь. Опять мне дёра налажена... Что делать? ... Вот что, думаю, сделаю, возьму, да нарочно и нагрешу. Другого выхода нет”. Взял я, Платонович, у отца осьминку табаку, отсыпал в горсть, спички упер, бумажки нашел. Раз — с Винькой Козоковым в ихний овин, да и давай учиться курить. Устроили практику... Запалил. Голова кругом, тошнит, а курю... “Я, — это Винька говорит, — я уже давно курю, а ты?” — “Я, — говорю, — грешу. Мне надо побольше греха, а то опять попадет после исповеди”.