П.И. Пучков
Число языков, на которых говорит современное человечество, очень велико. В трудах, посвященных языковому составу населения мира, по этому вопросу наблюдается значительный разнобой. Так, в 13-м издании фундамен-тального компендиума, призванного дать некоторые сведения о всех языках мира (Ethnologue: Languagesoftheworld. Dallas, 1996) их общее число определяется в 6,7 тыс., а в книге М. Рулена, посвященной классификации языков мира (M. Ruhlen. Aguidetoworld’slanguages. Vol. 1. 2nded. Stanford, 1991), указывается, что число распространенных в современном мире языков несколько превышает 4,7 тыс.
Отсутствие единства в определении числа языков обусловлено тем, что в лингвистике до сих пор не выработан единый критерий проведения границы между языком и диалектом. Ее часто проводят исходя из наличия или отсутствия взаимопонимания между говорящими. Если люди, использующие в своей речи относительно близкие разговорные формы, могут более или менее сносно понимать друг друга, то эти формы представляют собой диалекты внутри одного языка. Если же они понимают друг друга плохо или совсем не понимают, то это - разные языки. Однако следует отметить, что критерий взаимопонимания при разграничении языка и диалекта применяется далеко не всегда. Так, многие лингвисты считают разговорные формы, используемые на большей части территории Италии, разными территориальными диалектами внутри одного итальянского языка (пьемонтский, лигурийский, ломбардский, венецианский, эмилиано-романьольский, тосканский, неаполитано-калабрийский, сицилийский и другие диалекты). Основанием для такого подхода служит наличие единого (созданного на основе тосканского диалекта) литературного языка, который употребляется на всей территории распространения перечисленных разговорных форм. В противоположность таким лингвистам, отступившим в данном случае от критерия взаимопонимания при проведении границы между языком и диалектом, ученые, подготовившие “Этнолог”, придерживаются этого критерия гораздо последовательнее и выделяют наряду с итальянским языком в качестве отдельных языков также пьемонтский, лигурийский, ломбардский, венецианский и т.д.
Наоборот, некоторые разговорные формы при наличии между ними взаимопонимания большинство лингвистов считают не диалектами, а отдель-ными языками (например, шведский, датский и норвежский; чешский и словацкий; русский, белорусский и украинский), обращая в данном случае внимание на то, что каждый из них имеет свою самостоятельную литературную форму (а норвежский - даже две).
Таким образом, в зависимости от принятых критериев в мире выделяют приблизительно 5 - 7 тыс. языков.
Языки эти очень различны по числу говорящих. Например, на югском языке в азиатской части России и на языках ёба и бина в Папуа - Новой Гвинее несколько лет назад говорило по два человека преклонного возраста, а сейчас, возможно, эти языки и совсем вымерли. С другой стороны, 220 языков мира насчитывали в 1998 г. более 1 млн. носителей каждый, а на 12 самых распространенных языках говорили более, чем по 100 млн. человек (включая двуязычных). Это один из китайских языков - гуаньхуа (1052 млн.), английский (508 млн.), хинди (487 млн.), испанский (417 млн.), русский (277 млн.), арабский (246 млн.), бенгальский (211 млн.), португальский (191 млн.), малайско-индонезийский (177 млн.), немецкий (128 млн.), французский (128 млн.), японский (126 млн.).
Как же возникло на земном шаре такое множество языков? Имеют ли они общие корни, появившись в результате цепи дивергенций какого-то одного языка (концепция моногенеза), или же было несколько независимых очагов возникновения языков (концепция полигенеза)? Среди лингвистов имеются сторонники как первой, так и второй точек зрения, однако тенденция такова, что приверженцев моногенетической концепции становится со временем все больше.
Такая тенденция связана главным образом с тем, что в последние десятилетия больших успехов достигли лингвистические исследования по так называемой глубокой компаративистике, когда делаются попытки установить путем сравнения генетические связи между языками, которые прежде считались совершенно не родственными.
Еще недавно подавляющее большинство лингвистов считали, что родственные связи между языками можно выявить лишь в тех случаях, когда языковое единство распалось не более 5 - 10 тыс. лет назад (например, между языками внутри таких семей, как индоевропейская, уральская, семитская), и что родство между языками, дивергенция которых произошла раньше, никогда не сможет быть установлено. Лингвистам же, пытавшимся выявить глубинные связи между языками разных семей, приклеивали ярлык “креационистов”, якобы исходящих из содержащегося в Библии положения о едином происхождении всех языков.
Особенно последовательно придерживались точки зрения о невозможности установления отдаленного родства между языками лингвисты-индоевропеисты. Они объясняли свою позицию тем, что в то время как дивергенция индоевропейских языков произошла 6 - 8 тыс. лет назад, отделение индоевропейских языков даже от языков наиболее близкой к ним языковой семьи (если оно вообще когда-либо имело место) произошло в гораздо более отдаленное время (некоторые лингвисты при этом предполагали, что это событие могло произойти 1 - 2 млн. лет назад). За такое время, утверждали они, происшедшие изменения в фонетике, грамматике и лексике были настолько большими, что уничтожили все следы генетической близости.
Однако накопившийся к началу 20 в. материал по сравнительному языкознанию позволил некоторым наиболее дальновидным и смелым лингвистам прийти к выводу о возможности устанавливать и более отдаленное генетическое родство. Среди этих ученых следует отметить англичанина Генри Суита, итальянца Альфредо Тромбетти и особенно датчанина Хольгера Педерсена, который в 1903 г. выдвинул гипотезу о наличии отдаленного родства между обширной группой языков, распространенных в Европе, Северной и Западной Азии и Северной Африке: языками индоевропейскими, семито-хамитскими и так называемыми урало-алтайскими (в те годы существовало мнение об относительно близкой родственной связи между уральскими и алтайскими языками, которое впоследствии было отвергнуто). Х. Педерсен назвал эту большую группу языков ностратическими (от латинского “noster” - наш).
Ностратическая гипотеза далеко не сразу завоевала значительное число сторонников, что было связано с тем, что тон в лингвистической науке в те годы задавали индоевропеисты, а отчасти и с тем, что доказательства Х. Педерсена не представляли собой стройную, основательно аргументированную систему.
Научная обоснованность ностратической концепции была блестяще аргументирована лишь много десятилетий спустя выдающимся русским лингвистом Владиславом Марковичем Иллич-Свитычем, безвременно погибшем в возрасте 32 лет. В.М. Иллич-Свитыч, более того, значительно расширил рамки ностратической макросемьи, включив в ее состав картвельскую и дравидийскую семьи и присоединив к алтайской семье корейский язык. В настоящее время ностратическая макросемья рассматривается некоторыми исследователями в еще более широком составе, к ней относят также юкагирский язык, который считают близким уральским языкам, японский язык, причисляемый к алтайским языкам, и даже эскимосско-алеутские языки.
Вместе с тем ряд русских лингвистов (Александр Юрьевич Милитарев, Сергей Анатольевич Старостин и др.) высказали определенные сомнения в правильности отнесения семито-хамитских языков (которые сейчас обычно назы-вают афразийскими) к ностратической макросемье, не отрицая, впрочем, генетических связей афразийских языков с индоевропейскими на более древнем уровне.
Таким образом, в ностратическую макросемью, по мнению ряда авторитетных лингвистов, входят следующие семьи: индоевропейская, картвельская, дравидийская, уральско-юкагирская, алтайская (включая корейский и японский языки) и, возможно, эскимосско-алеутская.
Предложенный в середине 20 в. Моррисом Сводешем метод глоттохронологии позволяет предположить, что распад ностратического языкового единства произошел не раньше, чем за 15 тыс. лет до Р.Х. С учетом того, что данные глоттохронологии для очень удаленных от нас периодов времени дают несколько завышенные результаты, время распада ностратического языка, вероятно, правильнее отнести к несколько более позднему времени - 12 - 11 тыс. лет до Р.Х. Что касается локализации ностратической этноязыковой общности, то ее возникновение, как, впрочем, и распад, по-видимому, произошли где-то в Юго-Западной Азии.
Можно определить и примерное время дивергенции праязыков разных семей, на которые раскололся ностратический праязык: алтайский праязык распался на рубеже 6 и 5 тысячелетий до Р.Х. (впрочем, о наличии в прошлом единого алтайского праязыка высказываются некоторые сомнения), уральский - в 5 - 3 тысячелетиях до Р.Х., индоевропейский - в 4 - 3 тысячелетиях до Р.Х. или несколько ранее, дравидийский - в 4 тысячелетии до Р.Х., картвельский - в 3 тысячелетии до Р.Х., эскимосско-алеутский - во 2 тысячелетии до Р.Х.
Прародину индоевропейцев различные ученые помещают в разные места, однако наиболее хорошо аргументирована точка зрения Вячеслава Всеволодовича Ивaнова и Тамаза Валериевича Гамкрелидзе, считающих, что ареал распространения индоевропейского праязыка находился где-то в Юго-Западной Азии между Верхней Месопотамией и Закавказьем. Древняя картвельская этноязыковая общность была расселена поблизости от современного места обитания картвелов (грузин, мегрелов, лазов и сванов) - на границе Закавказья и Юго-Западной Азии. Прародиной дравидов являлась современная территория Ирана, “уральцы” до своего распада занимали территорию между Уральскими горами и рекой Обь, “алтайцы” жили где-то в Средней Азии и примыкающих районах Ирана.
Следует отметить, что после Великих географических открытий и интенсивной миграции в Америку, Австралию и Новую Зеландию жителей разных стран Европы, говоривших в основном на индоевропейских языках, рамки ностратической семьи сильно раздвинулись за пределы ее прежнего ареала - северной части Евразии, и по приблизительным подсчетам на языках, принадлежащих к этой макросемье, сейчас говорит 56 % населения мира, в том числе на языках индоевропейской семьи - 45 %, алтайской - 6 %, дравидийской - 4 %, уральско-юкагирской - 0,5 %, картвельской - 0,1 %. На языках эскимосско-алеутской семьи говорит очень небольшое число людей - около 100 тыс., то есть 0,002 % населения мира.