Употребление и обычай
Гораздо более коварным, чем смешение способа употребления с полезностью, является смешение "употребления" (use), т. е. способа действия с чем-то, и "обычая" (usage). Многие философы, нацеленные преимущественно на проведение логико-лингвистических различении, ничтоже сумняшеся говорят так, словно "употребление" и "обычай" являются синонимами. Это просто грубейшая ошибка, и ее можно извинить разве лишь в том случае, если вспомнить, что в устаревшем выражении "use and wont"[6] слово "use" можно, пожалуй, заменить словом "usage", что "used to" действительно обозначает "accustomed to" и что испытывать плохое обращение означает страдать от дурного обычая (to be hardly used is to suffer hard usage).
Слово "usage" обозначает обычай, практику или моду. Обычай может иметь локальное или широкое распространение, быть устаревшим или современным, сельским или городским, вульгарным или классическим. Обычай не может быть неправильным - так же, как не может быть неправильной традиции или неправильной моды. Методы изучения лингвистических обычаев суть принадлежность филологии.
Напротив того, способ обращения с лезвием бритвы, словом, дорожным чеком или веслом для каноэ есть некая техника, умение или метод. Освоить эту технику - значит узнать, как делать что-то конкретное; это не предполагает социологических обобщений, даже социологических обобщений относительно других людей, которые производят такие же или другие действия с лезвиями бритв, словами, дорожными чеками или веслами каноэ. Робинзон Крузо мог выяснить для себя, как следует изготовлять и метать бумеранг; но это открытие ничего не сообщило бы ему о тех австралийских аборигенах, которые действительно делают и используют бумеранги именно таким образом. Описание фокуса не есть описание всех фокусников, которые выполняют или выполняли этот фокус. И напротив, чтобы описать тех, кто владеет секретами этого фокуса, мы должны быть в состоянии каким-то образом описать сам фокус. Госпожа Битон рассказывает нам, как готовить омлеты, но ничего не сообщает о парижских поварах. Бедекер же может поведать нам о парижских поварах и о тех из них, кто готовит омлеты. Однако если бы он захотел рассказать нам, как они готовят омлеты, ему пришлось бы описывать их технологию так же, как это делает госпожа Битон. Описание обычаев предполагает описание употребления, т. е. способа или технологии действия. более или менее широко принятой практики действия, которая и есть обычай.
Существует важное различие между использованием бумерангов, луков со стрелами и весел для каноэ, с одной стороны, и использованием теннисных ракеток, канатов для перетягивания, монет, марок и слов - с другой. Последние являются инструментами, которые связывают людей, т. е. инструментами общей деятельности или соревнования. Робинзон Крузо мог раскладывать пасьянс, но не мог играть в теннис или крикет. Так, человек, который учится пользоваться теннисной ракеткой, загребным веслом, монетой или словом, конечно, имеет возможность наблюдать других людей, использующих те же вещи. Он не может овладеть навыками подобных действий, требующих участия нескольких людей, не узнавая о других людях, которые (правильно или неправильно) выполняют эти же действия, - и в нормальном случае он приобретает такие навыки, наблюдая за тем, как практикуют их другие люди. И все же приобретение навыков не есть некое социологическое исследование и не нуждается в последнем. Ребенок может научиться использованию пенни, шиллингов и фунтов дома и в деревенском магазине, и его владение этими нехитрыми навыками не станет более совершенным, если он услышит о том, как в других местах и в иные времена люди использовали и сейчас используют (или же плохо используют) свои пенни, шиллинги и фунты. Совершенное умение употреблять что-то не предполагает исчерпывающего или даже относительно полного знания об обычае, даже когда умелое пользование предметами действительно предполагает определенное знание о практических навыках некоторых других людей. В детстве нас учили использовать множество слов, но не учили историческим или социологическим обобщениям относительно людей, их употребляющих. Если знание последних вообще пришло, то пришло позднее.
Прежде чем продолжить, мы должны отметить, что между использованием весел для каноэ или теннисных ракеток, с одной стороны, и использованием почтовых марок, английских булавок, монет и слов - с другой существует важное различие. Теннисной ракеткой владеют с большим или меньшим совершенством, и даже чемпион по теннису стремится совершенствовать свое мастерство. Однако можно сказать, с некоторыми несущественными оговорками, что монеты, чеки, марки, отдельные слова, кнопки и шнурки для ботинок не открывают простора для таланта. Человек или знает или не знает, как использовать их и как использовать их правильно. Конечно, литературная композиция или аргументация могут быть более или менее искусными, но романист или адвокат знают значения слов "кролик" или "и" не лучше, чем обыкновенный человек. Здесь нет места для "лучше". Сходным образом чемпион по шахматам маневрирует более умело, чем дилетант, однако допустимые движения фигур он знает не лучше последнего. Оба они знают их отлично или. скорее, просто знают.
Безусловно, квалифицированный шахматист может описать допустимые движения фигур лучше, чем неквалифицированный Однако он выполняет эти движения ничуть не лучше последнего. Я обмениваю полкроны не лучше, чем вы. Мы оба просто производим правильный обмен. И все же я могу описать такие действия более совершенным образом, нежели вы. Знание о том, как следует действовать, отличается от знания о том, как рассказать об этих действиях. Этот момент становится важным, когда мы обсуждаем, скажем, типичный способ использования слова "причина" (если допустить, что такой способ существует). Врач знает его типичное употребление так | же хорошо, как и любой другой человек, но он, возможно, не сумеет ответить на вопросы философа, касающиеся этого употребления.
Чтобы избежать двух немаловажных смешений - "употребления" с "полезностью" и "употребления" с "обычаем", - я пытаюсь использовать, interalia[7], вместо глагола и существительного "use" (употреблять, употребление) слова "employ" и "empoyment" (применять, применение). Поэтому я говорю следующим образом. Философам часто приходится описывать типичный (или, реже, нетипичный) способ применения выражения. Иногда такое выражение принадлежит к диалекту, иногда - к какому-то техническому словарю, а иногда представляет собой нечто неопределенное. Описание способа применения выражения не требует информации о преимущественной или незначительной роли такого способа его применения и ничего не выигрывает от такой информации. Ведь философ, как и другие люди, уже давно научился применять это выражение и пытается описать то, что уже умеет.
Техники не суть моды - но могут быть модными. Некоторые из них бывают модными или же имеют распространение по каким-то другим причинам. Ведь не случайно способы применения слов, как и монет, марок и шахматных фигур, имеют тенденцию сохранять свою тождественность во всем сообществе и на протяжении длительного времени. Мы хотим понимать и быть понятыми и учимся родному языку у старших. И без всякого давления со стороны законов и словарей наш словарный запас имеет тенденцию к единообразию. Причуды и идиосинкразии в этих вопросах вредят коммуникации. Причуды и идиосинкразии в отношении почтовых марок, монет и движении шахматных фигур исключаются ясно сформулированными законами. В известной мере аналогичные требования предъявляются к многим техническим словарям - будучи сформулированными, например, в руководствах и учебниках. Хорошо известно, что эти тенденции к единообразию допускают исключения. Однако поскольку естественным образом существуют многочисленные весьма распространенные и почтенной давности лексические обычаи, философ иногда может позволить себе напомнить читателям о способе применения выражения, указывая на то "как говорит всякий", и на то, "как не говорит никто". Читатель рассматривает способ применения, которому он давным-давно научился, и укрепляется [в нем], когда узнает, что на его стороне большие батальоны. В сущности, конечно, это указание на численное превосходство философски бессмысленно, да и с точки зрения филологии рискованно. Вероятно, при этом стремятся прояснить логические правила, имплицитно управляющие каким-то понятием, т. е. способом употребления какого-то выражения (или любого другого выражения, выполняющего ту же функцию). Может быть, употребление этого выражения для выполнения данной конкретной функции широко распространено, но в любом случае это не представляет интереса для философии. Анализ функции не сводится к массовому наблюдению: последнее не поможет анализу функций. Но массовое наблюдение нуждается иногда в помощи этого анализа.
Прежде чем закончить обсуждение употребления выражения "употребление выражения "..."", я хочу привлечь внимание к одному интересному моменту. Мы можем спросить, знает ли какой-то человек, как следует и как не следует употреблять определенное слово. Но мы не можем спросить, знает ли он. как употреблять определенное предложение. Когда группа слов приняла форму какой-то фразы, мы можем спросить о том, знает ли он, как следует употреблять эту фразу. Но когда ряд слов еще не принял формы фразы, мы можем спросить о том, знает ли он, как надо употреблять входящие в нее слова, но не о том, знает ли он, как употреблять этот ряд. Почему мы даже не можем спросить, знает ли он, как употреблять определенное предложение? Ведь мы говорим о значениях предложений, казалось бы, точно так же, как и о значениях входящих в них слов; поэтому если знание значения слова означает знание того. каким образом оно употребляется, то можно было бы ожидать, что знание значения предложения будет знанием того, как следует употреблять предложение. Однако данное рассуждение явно неверно.