На отглагольную деривацию, результатом которой являются номинализации, накладываются определенные ограничения. В частности:
а) Отсутствует специализированный и стандартный формальный морфологический показатель отглагольных имен. Э.И. Белимов отмечает, что в кетском языке имеется свыше 20 различных деривационных морфем, которые можно было бы выделить в составе номинализаций [11]. Во многих случаях номинализации образуются с помощью словообразовательного приема, именуемого дезаффиксацией (регрессивной деривацией) и представляющего собой вычленение основы посредством отсечения словоизменительных и формообразующих аффиксов из структуры предикативной формы глагола и включения основы в парадигму соответствующей части речи [12]. Например, посредством дезаффиксации (посредством отсечения словоизменительных субъектно-объектных аффиксов и аффиксов категории времени) от словоформ бу а рæ1=туYн’=ба2=т=æ=Yит ‘она меня она1=меня2=причесывает’; бу а рæ1=туYн’=ба2=т=о=л'=гит ‘она меня она1=меня2=причесала’ образуется номинализация - сложное отглагольное имя туYын’гит ‘причесывать’, где туYын’ ‘гребень’, гит/Yит - вербализатор (элемент отглагольного происхождения, образующий сложные глаголы).
б) Ряд глагольных лексем не имеют соответствующих номинализаций. Посредством морфологического анализа данных предикативных глагольных лексем из их состава можно вычленить лишь основы, которые не способны функционировать в качестве самостоятельного слова. Так, Г.К. Вернер отмечает, что, например, основа боkдут предикативной формы сложного глагола да1=боk=ба2=т=ис=тут ‘она1=меня2=обогревает’ не является, по мнению носителей языка, самостоятельной лексической единицей, т.е. словом как единицей словаря [13].
в) Помимо словообразовательных ограничений на номинализации налагаются также и синтаксические ограничения. Практически исключено использование номинализаций в позиции первого синтаксического актанта при агентивных глаголах, имеющих первую согласовательную позицию, позицию согласования с наиболее активным участником ситуации - Агенсом. Дело в том, что в кетском языке Агенсом может являться лишь потенционный актант, т.е. актант, обладающий определенной степенью активности и выраженный на уровни синтаксиса и морфологии именной группой мужского или женского класса [14].
В связи с этим в кетском языке не представлены семантические операторы, первая (агентивная) валентность (СП1) которых может быть занята пропозитивным выражением, так как пропозитивное выражение - номинализация, относится к именам класса вещей и может использоваться лишь в конструкциях, в которых в качестве синтаксического предиката представлены глаголы, содержащие в своей деривационной структуре СП 3 - позицию согласования с Пациенсом класса вещей, формантом которого является аффикс =б=.
Исключительно пациентным глаголом - семантическим оператором - в кетском языке является фазовый глагол ‘заканчиваться’, при котором использование номинализаций в позиции первого аргумента является нормой,: с’айдо3 б3=ино_іут ‘чаепитие3 это3=закончилось’, ап с’айдо3 б3=ино_іут ‘мое чаепитие3 это3=закончилось (в русском языке: ‘я чай пить закончил’)’. Заметим, что в кетском языке нет агентивного глагола типа русского ‘закончить’, иными словами, в кетском недопустимы агентивные синтаксические конструкции типа ‘Я закончил пить чай’, допустимы лишь конструкции типа вышеприведенной конструкции ‘мое чаепитие закончилось’.
Подтверждением ограниченности использования номинализаций в позиции первого аргумента в кетском языке может служить также тот факт, что информанты при переводе русских предложений, содержащих номинализации в позиции первого аргумента (подлежащего), избегали использования номинализаций в кетских предложениях. В частности, они заменяли предлагаемые синтаксические конструкции на две самостоятельные независимые синтаксические конструкции или на сложные синтаксические конструкции с зависимой предикативной единицей, оформленной служебными именами - показателями зависимости. Например, при переводе русского предложения ‘Наш уход собака не видела’ носители кетского языка предлагали следующие варианты с использованием предикативных форм глагола ‘уходить’:
(9) ъот2 донг2=онден, ъоть ти:п1 бъон д1=донг2=тоlонг ‘Мы2 мы2=ушли, наша собака1 не видела=она1=нас2’ ; ас’ка ъот2 дъонг2=он ека т’и:п1 бъон д1=денг2=тал’онг ‘Когда мы2 мы2=ушли, ваша собака1 не видела=она1=нас2’ - ас'ка - препозитивное (союзное) служебное слово ‘когда’.
В заключение приведем некоторые наблюдения относительно полных номинализаций. Полные номинализации представляют собой зависимые предикативные единицы, которые занимают синтаксическую позицию актанта и помещается чаще в постпозицию относительно вершинного синтаксического предиката (10.1), реже - в препозицию (10.2). Средством связи между вершинной и зависимой предикативной единицами является либо паратаксис (10.1), либо союзное слово, восходящее к местоимениям-существительным и местоименным наречиям, например: бил’е ‘как’ ; акус’, ‘что’ и т.д. (10.3.):
(10.1) батынг биг kус’т hыйга ангобил’да ситонгонен, силике ди:мбес’ ‘Старики в другом чуме услыхали, догадались, Силике пришел’;
(10.2) ад там биlас’ боYатн, би:енди бъо:н э:тпарам ‘Я куда поеду, сам не знаю’;
(10.3) тунил’ бу товин’гий, бил’е бу да:Rай до:тот ‘Потом он рассказал, как он убил Дотота.’
Специализированный номинализатор типа русского ‘то, что’ в кетском языке отсутствует .
Использование полных номинализаций отмечено с вершинными синтаксическими предикатами, выраженными операторами интеллектуальной деятельности (‘знать’, ‘догадываться’ и т.д.) - (11.1), локутивными операторами (‘рассказывать’, ‘спрашивать’ и т.д.) - (11.2) и некоторыми другими:
(11.1) ат бъон итперем1 там анон с’ыкнг авенгт’ было аска ат тетнам kъона ‘Я сама не знаю1, сколько мне было лет, когда я замуж вышла’;
(11.2) ап боп ба даскатон’чи1 бил’а бу =р’а бис’ап kай hъона – бъон’ даRай ‘Мой отец часто рассказывал1, как его брата чуть лось не убил’.
В приведенных примерах номинализации использованы в функции второго синтаксического аргумента. Использование полных номинализаций в позиции первого синтаксического аргумента встречается крайне редко. На наш взгляд, ограничения на использование номинализаций (как неполных, так и полных) в позиции первого синтаксического актанта обусловлены особенностями синтаксиса кетского языка (см. выше), который ориентирован на кодирование семантического, а не синтаксического статуса актантов [15].
В ходе исследования были определены критерии разграничения процессов номинализации и субстантивации в кетском языке. Между номинализациями и субстантивами как результатом соответствующих синтаксических процессов существует принципиальное различие, состоящее прежде всего в том, что номинализации сохраняют, как правило, свои семантические валентности полностью (хотя они не всегда реализуются на поверхностно-синтаксическом уровне представления высказывания), а субстантивы утрачивают семантическую валентность либо на первый аргумент, либо на второй. Из этого следует, что редукция валентностной структуры может служить критерием разграничения процесса номинализации и процесса субстантивации. На факт редукции валентности на один из актантов обратил внимание Е.А.Крейнович. Так, в частности, он отмечает, что “при помощи суффикса =с/=с’ от имен существительных, прилагательных, всех изъявительных форм глагола и наречий образуется большое число субстантивов, выступающих в функции предикатива в составе именного синтаксического предиката, но не выступающих в роли определения”, например: тур’е а?k hаYеj=c’ ‘эти дрова напилены’, ср.: hаYеj а?k ‘напиленные дрова’. Невозможность использования субстантивов в функции определения к существительному обусловлена тем, что суффикс =с/=с’ представляет собой местоименный (анафорический - С.Б.) показатель, который замещает собой любое имя существительное: бол’с’ ‘толстый’ (тот, который толстый), ср. бол’ к’эт ‘толстый человек’; ил’бæтс ‘сломанное’ (то, которое сломано), ср. ил’бæр асл’инг ‘сломанные лыжи’. Указанные субстантивы на =с/=с’ склоняются: бол’с’=данга ‘к толстому’, бол’с’=дангал’ ‘от толстого’, бол’с=тæ kус’ ‘толстого чум (ср. бол’ kус’ ‘толстый чум’)’. Они имеют формы единственного и множественного числа: бол’с’ ‘толстый’, бол’с’=ин ‘толстые’ [16]. Следовательно, в случае субстантивации можно говорить об инкорпорации первого или второго семантического аргумента в семантическое толкование субстантивированной словоформы [17]. На морфологическом уровне субстантивация предполагает приобретение субстантивом всех или некоторых основных морфологических признаков имени существительного - категории числа и категории падежа, выражаемой синтаксически, т.е. с помощью служебных слов. Того же примерно плана инкорпорация семантического актанта имеет место и при образовании Nomina Actionis типа н’ан’бæт=с’ ‘пекарь (тот, кто хлеб печет), ср.: н’ан’бæт ‘печь хлеб’. Все образования на =с/=с’ объединяет то, что они представляют собой результат синтаксической редукции ядра субстантивного словосочетания, например: тур’е а?k hаYеj=c’ ‘эти дрова напилены’ вместо: тур’е а?k hаYеj а?k ‘эти дрова - напиленные дрова’; бол’=с’ ‘толстый’ (тот, который толстый) < бол’ к’эт ‘толстый человек’; ил’бæтс ‘сломанное’ (то, которое сломано) < ил’бæр асл’инг ‘сломанные лыжи’ и т.д. Аффикс =с/=с’ может оформлять не только отдельную словоформу, но и целое словосочетание, т.е. имеет морфо-синтаксический характер: ъокът дес’ бара бил’тан ибитан таYим коlат=с=ен’ бъон kангтуYин’ ‘Ваши глаза, - говорит, - куда смотрели, тех, которые с белыми шеями (“белошеих”) не видите что ли?’. Субстантивация в кетском языке представляет собой явление, занимающее промежуточное положение между лексикой (словообразованием) и синтаксисом - синтаксическим формообразованием, а именно образованием окказиональной синтаксической формы словосочетания в результате синтаксической редукции ядра субстантивного словосочетания, референциальная отнесенность которого ясна из контекста.