Вторичность фени по отношению к другим подсистемам находит свое отражение в сфере лексики и фразеологии в активной репрезентации омонимичных отношений. Можно, пожалуй, утверждать, что основной лексикографической, и шире - лингвистической, проблемой этой подсистемы является проблема отношений омонимии. Доминирующими являются, безусловно, межподсистемные отношения, то есть отношения между стандартными и жаргонными, просторечными и жаргонными единицами. При этом слова, словосочтания и фразеологизмы, принадлежащие различным системам и вступающие между собой в отношения омонимии, классифицируются как омоглоссы (ср. Быков 1993, 36). Следует, впрочем, иметь в виду, что при констатации омонимичных отношений предполагается владение несколькими подсистемами этноязыка, что, конечно же, встречается не всегда. Носителям молодежного жаргона, например, совсем необязательно должны быть известны значения блатного жаргона.
Речевая ситуация может усложняться в ряде случаев существованием внутриподсистемной омонимии (жаргонизм - жаргонизм), которая, впрочем, по нашим наблюдениям, встречается значительно реже, чем межподсистемная. Ср.: наколка (синоним брезец 'информация, наведение, наводка') и наколка (синоним подколка 'обман, подвох'); петух (синоним грабка 'рука, собственно ладонь') и петух (синоним опущенный 'изнасилованный в анальный проход мужчина, юноша, мальчик'); утюг 'политработник ИТУ' и утюг (синоним фарца 'мелкий спекулянт'); хомут 'прямая кушка' и хомут (синоним пищик 'шея, горло'). Это наблюдение справедливо и по отношению к стандарту: то, что традиционно включается в словари омонимов (напр., Ахманова, 1986), представляет собой совокупный продукт межподсистемных и внутриподсистемных омонимических отношений. На разных ступенях владения той или иной (теми или иными) подсистемой (подсистемами) или системой (системами) один из типов омонимических отношений может доминировать и/или оставаться потенциальным. Естественно, например, что для лиц, владеющих несколькими языками, для переводчиков, межсистемные отношения будут являться доминирующими по отношению к внутрисистемным (внутриподсистемным).
Таким образом, можно выделить три разновидности (типа) омонимических отношений: 1) межсистемные, 2) межподсистемные или внутрисистемные, 3) внутриподсистемные. (Ср., например, выделение внутригнездовой и межгнездовой омонимии на словообразовательном уровне в рецензии на публикацию А.Н. Тихонова и А.С. Пардаева: ВЯ, 1993, № 4). Причем для представления объективной картины лексико-семантической системы того или иного языка важен учет всех этих разновидностей. С активизацией межъязыкового общения межсистемные омонимические отношения расширяют сферу действия, заслуживают более пристального внимания. Вступая в некоторое противоречие с ранее используемой терминологией, можно было бы дефинировать компоненты 1), 2) и 3) разновидностей соответственно как 'омоглоссы', 'омолекты' и, традиционно, омонимы. С функциональной. или коммуникативной, точки зрения, такая таксономия выглядит вполне естественной, поскольку в современной реальной коммуникации иноязычные и исконные элементы сосуществуют весьма успешно. "Смешение французского с нижегородским" - отличительная черта сегодняшнего русскоязычного бытия; впрочем, не только русскоязычного. Для многих европейских языков "демократизация" в сфере коммуникации выливается в немаркированное употребление стилистически маркированной лексики.
Стилистическая (экспрессивная и функциональная) характеристика слов, составных наименований и устойчивых сочетаний должна рассматриваться, безусловно, как компонент общего семантического значения лексической или фразеологической единицы (ср. Виноградова, 1992, 11-13). Социальная характеристика той или иной единицы (стандартизм, просторечизм, жаргонизм, диалектизм) есть явление иного порядка и отнюдь не исключает дополнительного распределения (напр.: нейтр. - высок. - груб.).
Жаргон как вторичная, зависимая подсистема этноязыка обладает известным своеобразием, в первую очередь, в сфере лексики и фразеологии (другие уровня обнаруживают черты общности как со стандартом, так и с просторечием). Очевидно, именно это своеобразие служило поводом к рассмотрению жаргона как социально-речевого стиля, "социального варианта речи" (Общее языкознание 1970, 497). Вместе с тем, ограничиться стилистическим подходом в оценке жаргонизмов, учитывая при этом и их социальное своеобразие, было бы вряд ли правомерным. Наблюдения показывают, что жаргонизмы характеризуются не только определенными различиями по степени экспрессивности, но и локальной распределенностью, употребительностью - неупотребительностью, окказиональностью - архаичностью и т.д. Так, например, в сферу бранных слов носителями жаргона включаются слова и выражения, стандартные и просторечные омоглоссы которых не имеют негативной коннотации и не употребляются в функции брани: петух, наседка, шнурок, фрайер, мусор, легавый/легаш, маромой/маромойка, кум/кумовка etc. Приведенные примеры можно, пожалуй, отнести к группе "социальной брани", поскольку их бранная функция в значительной степени социально детерминирована: они называют либо социальных противников (врагов), либо сотрудничающих с ними, то есть, в конечном итоге, тех же врагов. Ср. наседка 'доносчик, провокатор'; кум 'следователь, оперуполномоченный'; фрайер 'не-вор'; мусор/мусорила - легавый/легаш 'милиционер' и т.д.
Следует отметить, что влияние доминируеющей подсистемы проявляется иногда в псевдо-экспрессивности: носители стандарта или просторечия в ряде случаев "оживляют" метафору (еще точнее - "мертвую метафору"). В этом случае как перенсоное, метафорическое, экспрессивное воспринимается употребляющееся в жаргоне нейтрально, например черный ворон 'машина для транспортировки арестованных'; брать на сквозняк 'обворовывать кого-то, скрывшись через проходной двор', пустить коня 'передать записку из одной камеры в другую через окно' и т.д.
Локальная (горизонтальная) специфика также присуща жаргонизмам. Этот аспект в современной русистике длительное время вообще не привлекал внимания, главным образом, вследствие недостаточной изученности материала. Можно прогнозировать, что в отдельных учреждениях исправительно-трудовой (или пенитенциарной, как все чаще говорят в последнее время) системы существуют особенности в отборе лексики и словоупотреблении уже в силу их закрытости и относительного постоянства контингента. Пока же мы можем проиллюстрировать лишь в самом первом приближении наличие локальной специфики у жаргонизмов. Например, синонимический ряд глаголов со значением 'уговаривать, подговаривать' представлен такими компонентами как байровать - блатовать - фаловать, обнаруживающими локализованность, региональность употребления. Блатовать в отмеченном значении фиксируется многими словарями современного жаргона, изданными в разных местах страны, и относится, очевидно, к общеупотребительной лексике, тогда как о байровать / бояровать и фаловать / фоловать этого сказать с определенностью нельзя. К тому же, некоторые словари (Тюмень, 1991) отмечают байровать как устаревшее.
Аналогичное наблюдение можно сделать по поводу синонимов, обозначающих тюрьму: кича / кичман - крытка / закрытка. В данном случае общеупотребительным является крытка, а кичман встречается регионально. Отмечаемое в значении 'тюрьма' бутырка позволяет определить конкретный район бытования - Москва.
Что касается архаизации жаргонизмов, то логично было бы предположить менее активное устаревание лексики, чем, например, в стандарте, при активных семантических изменениях: "... воровской язык представляет редкий образец совершенно не стабилизированной и диффузной семантики" (Лихачев, 1935, 70). Так, лексический корпус "Блатной музыки" В. Трахтенберга, относящийся к началу нашего столетия, сохранился в значительной степени и сегодня, чего, конечно же, нельзя сказать о семантике слов и выражений. Без изменений и в течение такого длительного времени употребляются такие слова, как амба 'безвыходное положение', бабки 'деньги', бан 'вокзал', скокарь 'вор-одиночка', домуха 'квартирная кража', шмель 'кошелек' и др. Впрочем, происходят и изменения. Приведем лишь некоторые примеры, противопоставив прежние и современные значения ряда жаргонизмов: рваный 'пассажир, которому приходилось несколько раз уличать шулеров в нечестной игре' / рваный 'один рубль'; сидор 'дворник' / сидор 'мешок'; быки 'куски холодного вареного мяса - "порция заключенных" / быки 'общественники, актив' и т. п. В оценке степени архаизации того или иного жаргонизма следует быть очень осторожным: то, что уже неоднократно заносилось в разряд архаизмов, продолжает в ряде случаев активно употребляться и сейчас. Здесь, видимо, достаточно привести в качестве примера пресловутого "вора в законе", похороненного И. Вориводой (Воривода, 1971, 11) и благоденствующего доныне. Определенно можно отнести к архаической лексику из сферы конокрадства (впрочем, события последнего времени заставляют утверждать это с осторожностью: если совсем не станет бензина, начнут вновь держать лошадей...).