1.2 Идеология Грамоты
Дарованная дворянству свобода от обязательного характера государственной службы, провозглашенная в Манифесте и подтвержденная в Жалованной грамоте, на деле не приветствовалась властью, что проявлялось и в целенаправленном ограничении возможностей получить отставку, и в явном идеологическом порицании отстранения от дел, которое «не приносит ни частной, ни общественной пользы, но только умножает число праздношатающихся тунеядцев»[8]. Наиболее приемлемым аргументом ухода со службы официально признавалась временная отставка «для обучения наукам» или по причине тяжелой болезни[9]. Однако отстранение дворянина от дел под предлогом недугов вызывало все большее недоверие, поскольку среди вышедших в отставку могли оказаться и ловкие карьеристы, стремящиеся, «не служа, чины получать».
Однако в рассматриваемом документе речь шла не только о правах и вольностях дворян, но и об их главной привилегии - ревностно служить императору и Отечеству. Иначе говоря, служащий дворянин находился под особым покровительством власти. Помещик, домогающийся отставки, чиновник или военный, посмевший неоднократно воспользоваться вольностью дворянства, недоросль, вообще не собирающийся служить, не могли рассчитывать на благосклонность престола. Не случайно, сведения, подтверждающие дворянство, должны были включать «родословие, в котором по крайней мере фамилия была доведена до деда, с прописанием службы каждого предка... имел ли кто какие жалованные грамоты от государей, с которых и копии с засвидетельствованием прилагать».
Таким образом, дворянское достоинство напрямую связывалось с чинами и царской милостью. Власть стремилась всячески усиливать и поддерживать сословный гонор, основанный на привилегии «знатной службы». Ведущим критерием внутрисословной дифференциации дворянства была позиция, занимаемая группой в системе власти абсолютной монархии. Политический вес того или иного слоя в среде господствующего класса зависел от степени причастности к императорскому окружению. Не сложная система иерархической зависимости, а государево расположение объединяло прямых подданных императора. Отсутствие сложной иерархической структуры российского господствующего класса и усиливающийся авторитет власти порождали в сознании каждого дворянина ощущение личной зависимости от монарха. Корпоративная гордость благородного сословия состояла в близости к трону и приобщении к верховной власти через государственную службу.
Высокий социальный престиж государственной службы поддерживался через доминирующую ценность статуса и должности в сознании дворянства. Дарованный императорской властью чин, потеснив родовое достоинство, выступал главным показателем сословной иерархии, задавал основные критерии отношения к человеку в обществе и оказывал определяющее влияние на систему самооценки личности. От положения на чиновной лестнице зависел весь образ жизни дворянина и его семьи. Количество лошадей в экипаже, ливреи лакеев, место во время службы в церкви - все определялось бюрократическим статусом и милостью императрицы.
Целенаправленные исследования собственно нормативной части грамоты и практики службы высшего сословия после опубликования документа привели многих специалистов к неожиданному, на первый взгляд, выводу о готовности дворянства в большинстве своем оставаться на службе как после Манифеста Петра III, так и после опубликования грамоты 1785г.[10] Более того, признавая отсутствие стремительного роста числа отставок после издания названных документов, специалисты отмечают при этом одобрительную и порой восторженную реакцию дворянства на пожалованные вольности. Многие представители дворянства праздновали обнародование грамоты, хотя не имели намерений использовать все права, дарованные им.
Императрица понимала, что преимущества уже «прочно вошели в практику дворянской службы и стал неотъемлемой частью сословной психологии дворянства». Еще после февраля 1762 г. дворяне аргументировали свои прошения об отставках не столько такими обстоятельствами, как старость или болезнь, сколько своим законным правом покинуть службу. Этот факт, однако, не свидетельствует о том, что государственная служба утратила привлекательность в глазах высшего сословия. Собственно и материал, приведенный в исследованиях Филиппова, подтверждает готовность дворянства по тем или иным причинам продолжать борьбу за чины, установленные подтвержденным в 1785 г Табелем о рангах, несмотря на открывшуюся возможность стать свободным помещиком[11].
Самодержавие всячески поддерживало стремление дворянина «придать большую знать своей карьере» и поощряло «честолюбие к пользе службы и прибытка империи Ее Императорского Величества»[12]. Приверженность дворянства «богоугодному и достопохвальному» делу государственной службы стимулировалась и реальными материальными благами. Однако ценность наград измерялась не столько их номинальной стоимостью, сколько степенью престижности. Своеручно врученная табакерка с портретом императрицы могла для сановника значить больше, чем пожалование деревни.
Власть умело сочетала все перечисленные рычаги воздействия на сознание подданного - за «ревностным исполнением долга» следовало повышение в чине, ранг подкреплялся щедрым пожалованием, а высочайшее расположение материализовывалось в деревнях, должностях и лентах. Механизм подобной социальной регуляции призван был функционировать безотказно, поскольку он не только апеллировал к стремлению обладать престижной мерой богатства, но и порождал у дворянина высокую самооценку, горделивое чувство причастности к власти, господствующему классу, сильному государству.
Терминологические сопоставления документов дворянского законодательства обнаруживают поразительную стабильность идеологической составляющей политики власти в отношении господствующего класса. Спустя более 20 лет после отмены обязательного характера службы и более 60 лет после провозглашения Табели о рангах основные положения этого знаменитого Петровского документа продолжали оставаться главным принципом структурирования высшего сословия. В «Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» 1785 г. также был сформулирован приоритет последовательного прохождения всех рангов на основе личной выслуги: «Российское дворянство, входя в службу военную или гражданскую, проходит все степени чиноначалия и от юности своей в нижних узнает основание службы». Как и во времена правления Петра I, единственным показателем знатности в Жалованной грамоте признавалась служба государю: «Достигаютже до вышних степеней те российского дворянства знаменитые особы, кои отличаются... службою». И точно так же монаршая милость оставалась главным источником родового достоинства: «Обыкла Россия исстари видеть службы, верность, усердие... Сему свидетельства подлинные находятся в древнейших поколениях родов нашего подданного российского дворянства». В Жалованной грамоте подтверждались привилегии, дарованные Манифестом о вольности 1762 г., однако при более внимательном прочтении обнаруживалось, что по-прежнему главной привилегией дворянства оставалась привилегия служить государю. Возможность отставки не исключалась, но оговаривалась целым ря-дом условий и, в конечном итоге, ставилась в прямую зависимость от воли императора: «Подтверждаем благородным, находящимся в службе, дозволение службу продолжать и от службы просить увольнения по сделанным на то правилам... Но как благородное дворянское название и достоинство... приобретается службою... для того во всякое российскому самодержавию нужное время... всякой благородной дворянин обязан по первому позыву от самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота для службы государственной»[13].
Таким образом, сущность «Грамоты на права, вольности и привилегии дворянству» заключается в призванным не столько провозгласить новые и подтвердить старые привилегии высшего сословия, сколько усилить воздействие на мотивацию его представителей в нужном для абсолютизма направлении. Все перечисленные инструкции должны были в конечном итоге повысить престиж образования, усилить авторитет чинов и обострить конкурентную борьбу за них в среде дворянства.
Вцелом по своему пафосу Грамота выдержана в стилистике идеологии абсолютистского государства, продолжающего видеть в господствующем классе не только привилегированное, но и «служилое» сословие. При этом главная идея документа, согласно которой все благородные российские дворяне «на вечные времена» преимуществами пользоваться будут, еще более усложняла смысл государственной службы, которая и ранее трактовалась одновременно и как почетное право, и как неукоснительная обязанность.
1.3 Язык документа
Исследователи отмечают, что для законодательной терминологии XVIII века не характерно название документов «грамотами». И не случайно в историографической традиции она стала «жалованной грамотой», т.к. речь шла именно о пожаловании высочайшей властью прав и выгод, которые были не естественным имманентным свойством, а именно жаловались сословию волею Екатерины II. В самом источнике данная особенность проявлялась в следующих словах: «…по благорассуждению и изволению нашему императорскому повелеваем, объявляем, постановляем и утверждаем в память родов для пользы российского дворянства службы нашей и Империи следующие статьи на вечные времена и непоколебимо»[14].
Екатерина II хорошо изучила русскую историю и косвенно, через семантику слов, указала на вассально-сюзеренные отношения между престолом и сословием дворян. И не случайно, по мнению Каменского, обычная формула «Ее Императорское Величество» была в тексте грамоты заменена формулой на просто «Императорское Величество»[15]. Чистяков отмечает, что грамота, как источник права- это законы, в которых указывались права и привилегии того или иного сословия, чем она отличалась от манифеста, в котором тоже был законом, но объявлял в особо важных случаях волю императора в форме обращения к отдельным группам населения[16].