Многие из апеллятивов либо не принимаются интеллигентской средой (как в только что рассмотренном случае), либо внутри нее ограничены определенными группами говорящих. Например, обращение коллега принято - да и то в более или менее официальной обстановке - в среде медиков, ученых; ваше преосвященство, ваше святейшество, владыка - при обращении к иерарху церкви; апеллятив профессор, хотя и возможен при обращении студента к преподавателю, достаточно редок, поскольку предполагается, что студент должен знать имя и отчество своего преподавателя (однако иностранные студенты часто используют именно этот, удобный для них апеллятив, избавляющий от необходимости запоминать не привычные для иностранца русские сочетания имен и отчеств).
Многочисленные просторечные и жаргонные формы личного обращения, использующие в качестве апеллятивов термины родства, наименования некоторых социальных ролей или слова, именующие человека по его принадлежности к лицам мужского или женского пола: папаша, мамаша, дед, дедуля, бабуля, отец, мать, дочка, сынок, брат, браток, братан, сестренка, друг, кореш, земляк, шеф, начальник, хозяин, хозяйка, командир, мужик, парни, девки и др., - как правило, не используются говорящими из культурной языковой среды, хотя к употреблению их в речи собеседника представители интеллигенции относятся более или менее терпимо (за исключением форм, несущих на себе печать низкой культуры или чуждой социальной среды, - типа мужчина, женщина; братан, кореш; мужик, шеф, командир) [5].
4.2. Прецедентные феномены
Современный человек в процессе речевого общения часто использует разного рода «готовые», не создаваемые в данном акте коммуникации выразительные средства, начиная от фразеологизмов и кончая разного рода художественными текстами, при условии, что эти тексты известны и адресату. В работах Ю. Н. Караулова и его последователей (см., например [Караулов 1987; Прохоров 1996; Гудков 1996, 1999]) достаточно ясно показано, что в цивилизованном обществе велика роль разного рода прецедентных текстов, высказываний и имен, которые составляют определенный культурный фон данного социума. Совокупности таких прецедентных феноменов национально специфичны, хотя отдельные их составляющие могут быть интернациональны (например, цитаты из Библии, из произведений Шекспира, высказывания типа «И ты, Брут…», такие имена, как Магомед, Иуда, Гамлет). В работе [Гудков 1999] убедительно показано, что прецедентные феномены имеют не только национальную (этническую), но и социальную обусловленность: в разной социальной среде могут существовать свои прецедентные феномены, отличные от тех, что характерны для иных социальных слоев и групп.
Развивая эту идею, надо сказать, что разные социальные группы и соответствующие им культуры могут различаться типом прецедентных феноменов. Так, есть основания полагать, что, поскольку в элитарной части общества значительный слой культуры составляют разного рода тексты (мифологические, художественные, публицистические и т.п.), то в речевой коммуникации представителей интеллигенции велика роль прецедентных текстов, высказываний и имен литературных персонажей. В среде же «простой», с иными, чем у интеллигенции, культурными традициями преобладают прецедентные ситуации: в ходе речевой коммуникации представители такой среды - семейного клана, производственной бригады и т.п. - чаще используют имена или более развернутые наименования ситуаций, которые имели место в прошлой жизни такой социальной группы.
Имена литературных героев или исторических лиц фигурируют в интеллигентской речи в качестве символов определенных человеческих свойств - скупости (Плюшкин, Гобсек), ума и разносторонних знаний (Ломоносов), смелости и самопожертвования (Иван Сусанин), самодурства (Салтычиха), беспочвенной мечтательности (Манилов) и т.п. При этом, поскольку такие имена служат своего рода эталонами указанных свойств, они часто употребляются в сочетании с квалификаторами типа настоящий, вылитый, классический, с модальными наречиями и частицами просто, прямо, прямо-таки и нек. др.: Он настоящий Плюшкин: у него зимой снега не допросишься; Ты всё мечтаешь, а ничего не делаешь, - просто Манилов какой-то; Свекровь у нее - прямо Салтычиха и т.п.
Цитаты из литературных произведений также весьма характерны для речевого общения интеллигентных носителей языка. Формы и способы цитации зависят от степени социальной и психологической близости собеседников, от характера коммуникативной ситуации и ряда других факторов. Основным условием для реализации возможности процитировать какое-либо произведение (или намекнуть на то или иное место в его тексте) является общность некоего культурного фона и, более конкретно, знание и говорящим, и слушающим данного произведения и оценка его как такого, которое часто служит источником расхожих цитат. Это позволяет говорящему вводить в свою речь элементы, которые, как он уверен, должны быть узнаны и правильно интерпретированы адресатом. Ср. цитаты типа: быть или не быть (и многообразные обыгрывания этой формулы: бить или не бить, пить или не пить, шить или не шить и т.п.); Служить бы рад - прислуживаться тошно; А воз и ныне там; Позвольте вам выйти вон; Сижу, никого не трогаю, починяю примус; великий комбинатор и т.п.
4.3. Языковая игра
Для интеллигентской среды, в особенности для гуманитариев», характерны такие явления, как рефлексия над словом, намеренное его искажение, обыгрывание его звукового состава, внутренней формы, связей с другими словами, словесные каламбуры и т.п. - иначе говоря, языковая игра во всех ее обличьях. Разумеется, разным людям это присуще в различной степени. Не исключено и полное отсутствие у того или иного человека чувства юмора, языкового вкуса, неумение вслушиваться в звучание слова и вдумываться в его настоящий или мнимый смысл. Но более или менее очевидно, что в массе своей именно образованные и культурные носители языка в наибольшей степени склонны к языковой игре. Недаром В. З. Санников, автор замечательного исследования «Русский язык в зеркале языковой игры», рассматривает языковую игру применительно только к литературному языку и подчеркивает, что она «основана на знании системы единиц языка, нормы их использования и способов творческой интерпретации этих единиц» [Санников 1999: 13, 15], что «это всегда неправильность (или необычность), осознаваемая и намеренно допускаемая говорящим» [Санников 1995: 67]. Почти весь богатейший иллюстративный материал, приведенный в книге В. З. Санникова: литературные цитаты, анекдоты, расхожие каламбуры и присловья, остроты и т.п., - рассчитан на творческое восприятие языка, на умение всматриваться и вслушиваться в слово, вдумываться в его смысл. А это как раз и характерно для речевого поведения типичного интеллигента.
Исследователи русской разговорной речи квалифицируют языковую игру, разнообразные способы обыгрывания формы высказывания как одну из характерных черт непринужденного общения в интеллигентской среде и приводят многочисленные и разнообразные примеры такой игры, основанные на искажении фонетического облика слова, его морфолого-словообразовательной структуры, на сознательном нарушении правил сочетаемости слов друг с другом, на совмещении в одном высказывании стилистически несовместимых слов и т.п. [Земская, Китайгородская, Розанова 1983: 172-214]: тюлипанчики, кинижечки, ужастно, конкректно, румочки, мармалад; лясочек, мядаль, лямон; лизарюция, лисипед, брульянт; докýмент, прóцент, пущай, сидю, хочете; У нее двое детей, а у меня один деть; - Вот наши апартаменты (вводя собеседника в более чем скромное жилище); - Завтра у них какое-то муроприятие; - Старухи на завалинке симпозиум устроили и т.п.
Одним из наиболее распространенных видов языковой игры являются шутки, основанные на искажении или распространении известных фразеологизмов и литературных цитат: работать не прикладая рук (вместо: не покладая), гнать каленой метлой (из: каленым железом и новая метла); В этом деле он съел не одну собаку; Что-то я не в шутку занемог; Ну, что - бум меняться дежурствами? (бум меняться - из эстрадной миниатюры в исполнении Аркадия Райкина); А у нас с собой было (с этими словами говорящий достает из портфеля чистую бумагу, сама же эта фраза - из рассказа М. Жванецкого и подразумевает наличие у собеседников спиртного); - У них то и дело воду отключают. - Зато сухо (вторая реплика - из известной телевизионной рекламы детских памперсов) и т.п.
Мы не ставим себе целью исчерпывающим образом описать виды языковой игры, распространенные в среде интеллигенции. Задача в другом: показать, что игра со словом и в слово - характерная черта речевого поведения представителей интеллигенции, отличающая их от носителей языка из иных социальных слоев и тем самым важная в качестве одного из штрихов в социально-речевом портрете интеллигента.
Примечания
1. Статья написана в рамках проекта «Социальная дифференциация современного русского языка: проблемы изучения», получившего в 1997-1999 гг. финансовую поддержку Российского гуманитарного научного фонда (проект No 97-04-06153).
2. В качестве современной в данной статье рассматривается интеллигенция конца ХХ века.
3. М. Я. Гловинская пишет, что, по данным проведенного в 60-х гг. ХХ в. социолингвистического обследования, [l] полностью исчезло из речи интеллигенции [Гловинская 1971: 69]. На мой взгляд, этот вывод излишне категоричен: во-первых, он сделан на основании результатов анкетирования, то есть прямого обращения к носителям языка по поводу свойств их произношения, что неизбежно приводит к некоторым отклонениям от реальной картины современного произносительного узуса; во-вторых, другие исследователи отмечают этот звук в речи реальных говорящих (ср. заметку Р. Ф.Пауфошима о произносительной манере А. А. Реформатского - [Пауфошима 1989]); в-третьих, нормативные рекомендации, содержащиеся в современных словарях, предусматривают произношение [l] в словах типа легато, леди, ленто, сленг (см. “Орфоэпический словарь современного русского языка”. Изд. 5-е. М., 1989).